Владимир Прасолов - Золото Удерея Страница 29

— Ну, вы хватили, батенька, как в столице! — возразил проснувшийся окончательно Спиринский. — Что случилось-то? Я придремал малость.

— Беда, Яков, пожар в Красноярске, горит город, горит!

— Вот так приехали, — не на шутку озабоченно произнес Спиринский, пытаясь что-либо разглядеть в оконце повозки.

Но рядом встала другая повозка, загородив обзор. Пришлось выйти на волю. Из стоявшей повозки, распахнув дверцу, вывалился уланский поручик с орденами на расстегнутом мундире, высокий и статный.

— Что за холера, почему остановили?! — зычно крикнул он казакам.

— Пожар, вашбродь, водовозные команды воду подают на тушение пожаров, потому дорогу перекрыли, обождать надо! — ответил спокойно казак.

Поручик, махнув рукой, вытащил трубку и стал набивать ее табаком. Столь колоритная личность привлекла внимание вышедших из экипажей и столпившихся путников. Яков, вглядевшись в попутчика, всплеснул руками и радостно закричал:

— Белоцветов! Андрей Александрович! Какими судьбами!

— Спиринский?! — несколько удивленно воскликнул поручик. — Вот так встреча! Не менее удивлен увидеть вас здесь, в Сибири. Что привело вас сюда?

Прекрасно понимая, что женщины Сазонтьева в повозке внимательно слушают их разговор, Спиринский высокопарно ответил:

— Зов сердца, дорогой, зов сердца!

— Что? Женщина? Не может того быть!

— Может, дорогой Андрей Александрович, еще как может, влюблен и женюсь немедля по прибытии в город! Кстати, прошу ко мне на свадьбу, непременно-с! Надеюсь, у вас не найдется повода пропустить это историческое событие!

— Премного благодарен за приглашение, принимаю его, если позволит время, мне отпущенное.

— Ушам не верю своим, господин поручик, чтоб вы не вольны во времени своем были!

— Увы, при исполнении важного поручения прибыл в эти края. От самого его императорского величества пакет имею.

— Так вы в отставке были?

— По военной службе вышел, верно. Тут государственной важности дело, впрочем, для вас, Яков, то уж не секрет. Высокие персоны делами заняты важнейшими, однако не прочь вложения свои сделать в золотоносные места, кои по Ангаре-реке разведаны. Моя задача проверить, так ли хороши те места, да, если правда все, тем деньгам ход дать.

Аж помутнело в голове у Спиринского: «Боже, какая удача!»

— Непременно успех ждет вас, Андрей Александрович. Если не возражаете у нас остановиться, прошу. А после свадьбы с большой охотой компанию вам составлю в путешествиях таежных.

— Не думаю, что смею отказаться от столь компании приятной! — смеясь, воскликнул довольный встречей поручик.

Подошедший Сазонтьев немедленно был представлен поручику и поддержал приглашение будущего зятя своего жить и столоваться непременно у него, что великой честью для дома его будет. На том и решено было и скреплено тут же разлитой в бокалы бутылкой мадеры. Однако ждать пришлось недолго, и скоро их экипажи въехали в город.

А через три недели, отгуляв веселую, по-сибирски щедрую свадьбу и оставив молодую жену родителям, Яков вместе с поручиком Белоцветовым в сопровождении десятка казаков и чиновника из губернии Сычева ехал Енисейским трактом.

Солнце припекало так, что даже в сыром ельнике было душно. Ополаскивая себя то и дело холодной водой, Федор наотмашь бил кайлом в песчано-глинистый берег ручья. Рядом, удобно устроившись у самой воды, Семен черпал понемногу лотком из отвала и тщательно промывал. До полудня время пролетело незаметно. Федор специально ни разу не спросил у Семена: как там, что? Просто кайлил и кайлил, отворачивая куски, все глубже врезаясь в берег.

— Хорош, Федор, хватит, пустышку бьем, — услышал он голос Семена.

Опустив кайло, Федор обернулся. Семен стоял виновато улыбаясь.

— Нет здесь золота, может, и было раньше, да только крохи остались. Смотри, за полдня сколько… — Он показал подошедшему Федору несколько крупинок на тряпице.

— Жила нужна, а где она? Может, тут, а может, тут, как определить? Эх, был бы Лексей, он в этом деле толк знал. Нет, Федор, если мыть, то надо на старые места подаваться, те, что Лексей показывал, вот так вот. — Семен устало опустился на валежину.

Федор выбрался к Семену и устроился рядом.

— А как он эти места отыскивал?

— У него от Бога дар был, ходит, ходит, потом ткнет рукой и говорит: здесь копайте. Начнем мыть — и впрямь есть. А как у него это получалось, он не пояснял. Да мы и не спрашивали, а если спрашивали, то молчал он, лукаво улыбнется так и рассмеется по-доброму. Дескать, все равно не объяснить. Мы ж понимали, что у него талант, потому не обижались, да и на что обижаться было? Искатель он был, а мы кайлили да шурудили[4]. На его странности внимания не обращали. Бывало, выйдет он утром, сядет у избушки и целый день сидит молча, не ест, не пьет. Мы уже наработаемся, мимо ходим, а он как будто нас и не видит. Спать ляжем, наутро его нет, пропал. Через день-два вернется и говорит: «Собирайте струмент — жилку нашел. Недалече». И пошел, мы за ним, за два-три дня столько мыли, что до этого за месяц не могли. Вот такой искатель он был фартовый — царствие ему небесное. Сказания любил рассказывать. Когда зимовали, делать нече, вот он и рассказывал, а мы слушали и мечтали.

— О чем мечтали?

— Ну, он часто про Хозяйку Медной горы рассказывал. На Урал-камне в горе живет красавица колдунья, всем подземным сокровищам владелица, самоцветами да рудами распорядительница. Когда-то давным-давно, еще только первые русаки на Урал-камень пришли, копать железную да медную руду стали, она и объявилась одному молодцу искателю. Полюбились они. Да так, что не могли и дня друг без друга прожить. А и вместе не могли быть, она с горы сойти не могла, а он в горе жить без людей тоже не мог, как ни пытался. Год они так мучились, как ни заманивала она его в гору, бесценные сокровища перед ним открыла, а оставить у себя не могла. Он славным рудознатцем стал, через нее, понятное дело, помогала она ему. Все верила, что он к ней придет навсегда, а он так и не согласился леса зеленые да поля ковыльные на темные пещеры поменять. Пришла пора ему жениться, родители невесту сосватали, они ж не знали про зазнобу его горную. Тогда законы-то были строгие, по старой вере еще жили, сын отцу перечить никак не мог. Пришел он в гору, упал в ноги красавице, что поджидала его, рассказал о том, что отец невесту сосватал и назад ходу нету. Заплакала красавица, слезы чистым изумрудом на землю покатились. Сбросила с себя одежды драгоценные и упала на мхи зеленые, что в перину мягкую под ней обратилися. Обомлел молодец, увидев нагую красавицу, воспылала в нем сила мужская и бросился он на нее, позабыв все. Три дня и три ночи не выпускала она его из своих объятий. А на третий день проснулся он в ее роскошной постели, а она сидит напротив, в золоченых одеждах, и смотрит на него. Потянул он к ней руку, а она отстранилась и сказала: