Сергей Юров - В тени томагавка, или Русские в Новом Свете Страница 3

– 20 июня 1709 года запомнят в семье старшего брата.

ГЛАВА 1

Темноволосый и поджарый юноша, устроившийся вместе с приятелями на сосновом бревне в Индейской бухте, перестал глазеть на ленивую разгрузку облупленной пинассы и все свое внимание переключил на приближающийся парусник. Когда он заявил, что судно бросит якорь именно здесь, в бухте, его оспорил лишь один единственный голос:

– Так уж и здесь!

Темноволосый со вздохом покосился на парнишку с рыжими вихрами и вздернутым, конопатым носом.

– Посуди сам, Билли, тут тихо и уютно. Да к тому же наша бухта достаточно глубока. Что еще нужно кораблю?

– А если он впервые попал в наши места? – не унимался рыжий.

– Посмотри, как… как бриг уверенно идет к берегу.

– Выдумал!.. Бригантина это, лопни мои глаза!

Все перестали дышать, уставившись на далекий корабль.

– Что-то не видать косых парусов на гроте твоей бригантины, Билли? – съязвил темноволосый, спустя некоторое время. – Молчишь?!.. Это торговый бриг, дубина!

Когда двухмачтовик с белыми прямыми парусами приблизился настолько, что можно было разобрать его название, челюсть морского знатока отвисла.

– Ни-че-го себе! – воскликнул он и, сорвавшись с бревна, без объяснений стремглав помчался к дому.

* * *

В восточном конце длинного поселка, невдалеке от укрепленного блокгауза Сторера, Дэннис Хук медленно разогнул спину и отер проступивший на лбу пот. Как обычно, 38-летний поселенец присел на толстый дубовый пень, до выкорчевки которого у него так и не дошли руки. Его голубые глаза равнодушно окинули десяток акров неприглядной прибрежной земли и остановились на том месте, где он только что рыхлил землю. Раньше полевые работы исполнялись им с охотой, а теперь они его просто изводили. Он по привычке делал то, что нужно было делать в эти сроки. А все потому, что оскудела прежде довольно сносная почва.

Хук покачал головой. Он уже наперед знал, что осенью его будет ждать жалкий урожай кукурузы, пшеницы и бобов. Да и это все выйдет жухлым и невзрачным из-за истощенной земли.

Поселенец вздохнул, достал из кармана домотканных полотняных штанов трубку и набил чашу табаком. Когда искры от огнива сделали свое дело, он выпустил клуб дыма и довольно пробормотал:

– Добрый табачок!.. Виргинский!

С побережья тянуло соленой прохладой, слышался шум прибоя и заунывный крик чаек. Неспешный процесс курения обратил мысли поселенца к образу среднего брата. Завзятого морехода родные редко видели в окрестностях Уэллса. Тому были по сердцу океанская ширь и странствия. Но уж если он появлялся, то не с пустыми руками. Копченое мясо тропических зверей, южные фрукты, патока, ваниль, шоколад и многое другое дарилось в немалых количествах. Дети не чаяли в дяде души, отождествляя его визиты с большущим праздником. И покойница супруга радовалась моряку, ибо без подарков завзятый холостяк ее не оставлял. То красивым платьем одарит, то цветастым платком, то шикарной шалью.

''Где-то он теперь? – подумал Дэннис, выпустив клуб ароматного дыма. – Бог весть!.. Слов нет, просоленный морской волк! Вот, и сынок мой весь в тебя. Вечно пропадает у моря и мастерит кораблики. Н-да-а… Зато младшего брата качнуло в другую сторону. Но уж скажу, чересчур! Этот не мнит себя без дебрей. Охота, рыбалка и лесные скитания с бродячими индейцами старого Мокасина – его стихия. Перенимает индейские языки, недавно хвалился, что даже выучил несколько ирокезских слов. Ночует в продымленных вигвамах, курит вонючий кинникинник, чуть ли не сагамор среди дикарей… Х-м-м… Есть и польза – в доме нет недостатка в свежем мясе и битой птице''.

Oн прикрыл глаза, и унесся в мыслях к своей молодости. Ему самому довелось вдоволь поохотиться, порыбачить и поторговать с индейцами. Он до сих пор видит во сне, как они с отцом выменивают у индейцев искрящуюся, мягкую пушнину и укладывают ее в аккуратные стопки. Любил он тогда лесные путешествия, однако не до такой степени, чтобы, как младший, с резью в глазах и першением в горле подолгу торчать в индейских жилищах. Аборигены, по большому счету, для него оставались людьми непонятными, чужими.

А потом женитьба, оседлость, смерть родителей, появление ребятишек. Дети росли, он мужал и прилежно обрабатывал доставшийся в наследство кусок земли, на который сейчас у него не смотрели глаза. Теперь он частенько поглядывал на северо-восток, где росли девственные, нетронутые леса.

Младший брат разделял его тягу к перемене мест и часто пересказывал байки Мокасина о восточных землях за Кеннебеком – родных местах старого вождя. Покойная же Анна и думать не хотела о переселении, говоря, что они будут жить, как жили. «Ты в своем уме, – урезонивала она его, – cоваться в самое сердце охотничьих угодий французских дикарей?!.. Но даже если я потеряю рассудок и соглашусь, то на какие шиши мы купим там землю?».

– Покойница говорила правду, – пробормотал Хук. – Денег как не было, так и нет. Откуда им взяться, если я зря гну спину на этом никуда не годном клочке земли! Продать его? Вряд ли на него позарятся, предложи я и дом в придачу… Были виды на продажу скота, но проклятый падеж разбил все надежды… А, может, бросить все да пристроиться в Бостоне к брату?.. Нет, не по душе мне эти шумные города… Ну их к черту!..

Он поднес правый кулак ко рту и подул на свежие ссадины на костяшках пальцев. Вчера вечером подвыпивший забияка, кузнец Джо Гардинг, опять ввязался с ним в драку и снова был побит.

– Эй, на пеньке! – послышалось откуда-то. Хук оглянулся и увидел своего давнишнего соседа и брата покойной жены, голландца Вескампа.

– Шагай сюда, Йохан!

Сорокалетний светловолосый голландец с пучком светлых усов под длинным утиным носом перелез через изгородь и, пожав родственнику руку, присел на пень. Облачен он был в полотняные домотканные штаны и рубаху без ворота.

– Не угостишь табачком? – спросил голландец на сносном русском.

– Всегда, пожалуйста.

Корни Хуков – Дэнниса, Джона и Джорджа – уходили в русскую землю. Их отец, Антон Крюк или Юрьев и мать, Марья Негробова, происходили из семей служилых людей великих бояр Романовых, и поживали бы себе на родине, если б не крымские татары. Осенью 1669 года небольшой отряд степняков скрытно подступил к городу-крепости Романов-в-Cтепи, взял подвернувшихся людей в полон, доставил их в Бахчисарай да и продал туркам. Антон и Марья оказались в рабстве у одного хозяина. Парня отправили на псарню, а девица стала служанкой любимой жены богатого турка. Но неволя их длилась недолго. Сговорившись, русские сумели бежать и на утлой лодчонке выплыли в море. Первым встречным кораблем оказалась пиратская шхуна француза Пьера Лефевра. Перед морскими разбойниками предстали два русских парня (еще на берегу девушка обрезала волосы и облачилась в приготовленные штаны и рубаху). Так Антон и Марья, телосложением напоминавшая сухощавого подростка и назвавшаяся Денисом, вынуждены были вступить в пиратское братство.

Пограбив в Средиземноморье и Бискайском заливе, пираты взяли курс на запад, к Канаде. Морской разбой пришелся русским не по душе. Когда шхуна избавилась в Квебеке от наживы и направилась к Карибским островам, они, прихватив кое-какое золото Лефевра, улизнули с нее у берегов Массачусетса. Радость беглецов, почувствовавших под ногами земную твердь, была, однако, недолгой. А все потому, что крепившийся к поясу Антона мешочек c золотыми монетами во время борьбы с волнами ушел на дно.

Обнаружив утерю, русские скитальцы озабоченно переглянулись. Удар был силен. Ведь с золотом Лефевра они без проблем достигли бы Родины. Без него им оставалось только вооружиться терпением и надеяться на лучшее. Молодые люди за время мытарств так сблизились, что под благословение протестанского священника связались узами брака. Перебиваясь в Бостоне и его окрестностях случайной работой, они сумели собрать некоторую сумму для оплаты проезда, но беременность Марьи спутала все планы. Когда же девочка-первенец появилась на свет и начала подрастать, молодая чета, взвесив все за и против, порешила искать счастья там, куда забросила их судьба и где родилась Аксинья. Авось, когда-нибудь они сядут на корабль и доберутся до берегов России! Антон, освоивший на борту пиратского судна технику точной стрельбы из мушкета, обзавелся оружием и взялся за поставку на рынок свежей дичи и пушнины. Вскоре, поднакопив денег, молодые купили недорогой участок земли в пограничном городке Уэллс. Построили дом, навесы и амбары, очистили от камней и деревьев поле, завели кур и гусей. К несчастью, Аксинья и еще одна дочь, Аграфена, умерли, заразившись оспой. Но уже подрастали сыновья, Денис и Иван и родился последыш, Егор.

Жизнь на границе была опасной, а потому Антону не раз приходилось видеть из бойниц блокгауза Сторера, куда сбегалось во время опасности население округи, как вышедшие на военную тропу индейцы грабят и жгут его жилище. Но русский, как и большинство колонистов, несмотря ни на что, упорно возводил его снова.