Люттоли - ДАрманьяки Страница 3

После получаса ходьбы, он миновал стену Филиппа Августа, окружающую старый город кольцом. На пути попадались несколько раз конные стражники, в смятении спешившие к старой Храмовой улице. Лануа не обращал на них никакого внимания, впрочем, как и они на него. Он целенаправленно двигался в сторону кладбища «Невинно убиенных младенцев». У входа на кладбище, под аркой валялся нищий. Лануа перешагнул через него, при этом настороженно оглядываясь по сторонам. Улица была совершенно пустынной, не считая нищего и легкого ветерка, с шелестом кружившего опавшую листву. Внутри кладбища, слева от входа, была расположена целая галерея картин, на которых были изображены все сословия французского королевства. Начиная от папы римского, короля Франции, дворянства, духовенства и заканчивая крестьянами и ремесленниками. Лануа крадучись двинулся по узкому проходу между галерей и могилами. Чуть ли не ежеминутно Лануа останавливался, прислушиваясь к черной темноте мрачного кладбища. Не услышав ничего подозрительного, Лануа продолжал свой путь. Так продолжалось довольно долго. Он успел дважды обойти кладбище, твердо убедившись, что опасности нет. Лануа подошел к одноименной могиле, которая находилась где-то посередине кладбища. На надгробии были выведены четыре слова латинскими буквами: «Верному сыну от Анатас!». Рядом с надгробием возвышался крест. Лануа ухватился двумя руками за него и, сделав небольшое усилие, начал поворачивать. Крест начал поворачиваться против часовой стрелки. Могила со скрипом сдвинулась на несколько футов в сторону, открывая перед Лануа, слабо освещенную лестницу, уходящую далеко под землю. Спустившись вниз ровно на шесть ступенек, Лануа нащупал скрытую пружину, которая служила механизмом открытия и закрытия прохода изнутри. Лануа нажал её. Механизм вновь пришёл в действие, могила над головой Лануа сомкнулась вновь на прежнем месте. Лануа миновал не менее ста ступенек, прежде чем оказался в холодных и сырых сводах подземелья. Лануа невольно вздрогнул, когда перед ним возник словно ниоткуда, человек в монашеской рясе с надвинутым на лицо капюшоном.

– Отец Вальдес ждёт тебя!

Не ожидая ответа, монах направился по одному из четырёх коридоров подземелья. Факелы на стенах смутно освещали им путь отбрасывая призрачные тени на стены подземелья. Монах двигался уверенно, видимо прекрасно разбираясь в лабиринтах подземелья. Лануа торопливо двигался за монахом. Вот они вошли в одну комнату с овальными каменными сводами, в которой не было другого выхода за исключением того, через который они только что вошли. Монах приблизился к стене. Лануа не видел действий монаха, но стена, словно по волшебству отворилась перед ними. Они оказались в длинном подземном коридоре, вдоль которого вились ряд замысловатых арок поддерживаемые тонкими каменными колоннами. Достигнув конца коридора, они попали в просторный зал. Посередине стоял колодец наполненный водой. Монах сунул руку в воду и сразу после этого вода в колодце начала убывать, открывая взгляду Лануа небольшую лестницу. Через минуту вода ушла настолько, что боковой проход, вырубленный в стене колодца, оказался свободным от воды. Лануа вслед за монахом спустился в колодец. Пройдя по боковому проходу, они достигли подножья другой лестницы, по которой забрались наверх. Комната была точь в точь такой же, как и предыдущая. Когда они вышли из второго колодца, монах снова привёл в действие механизм, наполняя колодец водой. Пройдя две небольшие, но совершенно пустынные комнаты, они попали в огромный зал с каменными колоннами, на которых висели зажжённые факелы. Посередине зала стоял длинный узкий стол. Во главе стола, на высоком деревянном стуле восседал старец с длинными седыми волосами. Правой костлявой рукой он поглаживал голову карлицы, уродливый как сам старец. Карлица, оскалив кривые зубы, без стеснения рассматривала Гилберта де Лануа. Двое монахов выглядевшие в точности как проводник Лануа, стояли за спиной старца. Скрестив руки, они из – под надвинутых на лицо капюшонов пристально наблюдали за происходящим в зале.

Стеклянный взгляд старца впился в Гилберта де Лануа. Он оторвал руку от головы карлицы и протянул её в сторону Лануа. Лануа поспешно бросился на колени перед старцем и с благоговением поцеловал протянутую руку.

– Жив ли наш враг, сын мой? – скрипучим голосом спросил старец.

– Он мёртв, отец Вальдес! – не вставая с колен, ответил Гилберт де Лануа.

Перед старцем на столе лежали три деревянные фигурки. Две большие, одна поменьше. Старец взял со стола одну большую фигурку и с неожиданной силой для такого с виду немощного старика переломил её пополам.

– Один наш враг умер! Но остались ещё двое! Один умер – остались двое! Они должны быть умерщвлены!

– Они умрут отец Вальдес! – Лануа произнёс эти слова как клятву, – мне удалось внушить герцогу Бургундскому что ему грозит опасность со стороны д, Арманьяков. В настоящее время он направился во Фландрию, где будет собирать силы для войны с ними, на случай, если она начнётся.

– Ты им поможешь сын мой, ты очень умён! Такой человек достоин стать моим преемником!

– Я не пожалею и жизни для вящей славы ордена! – с пылом воскликнул Гилберт де Лануа.

– Тебя проводят обратно!

Старец махнул рукой проводнику Лануа.

Поцеловав ещё раз руку старца, Лануа в сопровождение монаха удалился. Старец взял в руку оставшиеся две фигурки.

– Скоро вы умрете! – прошептал он.

– Во имя Анатаса! Да сбудутся мои слова! – стеклянные глаза старца зловеще мерцали.

Из двери, противоположной той, через которую прошел Лануа, появились два человека, в сопровождении другого монаха. Первый из них – Кабош, глава гильдии Парижских мясников, невзрачный низенький толстяк. Второй – Николя Фламель – лекарь и алхимик, особа, приближенная к королеве Франции. Оба опустились на колени и по очереди поцеловали руку старцу.

– Дети мои! Недалек день, когда начнется война между самыми могущественными кланами Франции – «д, Арманьяками» и «Буригиньонами». Мы поможем герцогу Бургундскому уничтожить д, Арманьяков. Ты, сын мой, – старец ткнул пальцем в Кабоша, – должен настроить горожан против д, Арманьяков. По моему знаку Париж должен восстать и выступить на стороне бургундцев.

– Если такова воля отца нашего, д, Арманьяки будут уничтожены!

– Такова воля моя и воля отца моего – Анатаса!

Кабош согнулся еще ниже. Старец очертил над головой Кабоша круг одной рукой, другой осенив в шести местах.

– Иди, во имя Анатаса!

Кабош, пятясь, удалился. Старец вперил взгляд в Николя Фломеля.

– Королева довольна тобой, сын мой?

– Полностью, отец Вальдес! Как вы и приказывали, я предсказал смерть герцога Орлеанского в эту ночь!

– Предсказание сбылось! Королева еще больше уверует в твои способности!

– Я лишь покорный слуга моего господина!

– Оставайся им и впредь, сын мой! Я хочу, чтобы ты внушил королеве неприязнь к д, Арманьякам. Предскажи ей гибель этого клана, и скажи, что она потеряет власть, если станет им помогать. И не забывай давать королеве зеленый эликсир.

Николя Фламель покорно кивнул головой.

– Иди, сын мой, во имя Анатаса!

Как и все его предшественники, Николя Фламель еще раз поцеловал руку старца и сразу удалился.

Старец протянул правую руку карлице. Карлица крепко сжала ее коротенькими пальцами. Отец Вальдес с карлицей покинули зал через третью дверь, которая вела к жертвенному алтарю. Слева от жертвенной, в центре стены внизу была сделана ниша, в которой горел огонь. Над огнем висело на цепях изображение каменного идола с тремя короткими рогами и зловеще оскаленным ртом. Бормоча непонятные слова, отец Вальдес поклонился идолу. Карлица присела возле огня, следя за действиями старца. Закончив бормотать, старец подошел к узкому столу, который был намного короче того, что стоял в большом зале. На столе лежала обнаженная девушка. Она не была привязана к столу, однако, не шевелилась. Тусклый взгляд юной особы выражал полнейшее равнодушие. Она, несомненно, была всё ещё жива, однако не подавала никаких признаков жизни. Рядом с ней на столе лежал короткий кинжал, рукоятка которого была украшена головой идола с тремя рогами. Отец Вальдес взял в руки кинжал и занес высоко над головой.

– Кровь юной девственницы поможет мне!

Отец Вальдес снова начал бормотать заклинания. Голос старца то затихал, то взлетал высоко, он то бормотал, то начинал говорить отчетливо, и все время описывал круги вокруг жертвы. Наконец, отец Вальдес остановился. Он встал над головой жертвы и произнес одно слово.

– Совесть!

Вслед за этим старец уколол клинком лоб жертвы. На лбу девушки показались капли крови. Отец Вальдес смочил выступившей изо лба кровью кинжал, подошел к изображению идола. Кровью с кинжала он смазал первый рог, бормоча при этом.

– Да сгинет святой дух! И да воцарится царствие твое, Анатас!