Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» - Корчевский Юрий Григорьевич Страница 30

К седлу был уже приторочен узелок с домашней снедью, собранный Аглаей.

В Питер прибыл уже в сумерках, и лошадь, и сам он были в грязи. Ещё бы неделя – и дороги совсем развезло, и добраться до Путилова было бы решительно невозможно.

Андрей устал, но в душе всё пело. Главное – отец жив и здоров и дал согласие на брак с Василисой.

Не заезжая домой, сразу отправился в дом Рыбневых: надо лошадь вернуть, хотя, конечно, и другая причина побуждала его ускорить шаг. Надо сказать, что за два проведённых в дороге дня Андрей так свыкся с покладистой и резвой лошадкой, что даже расставаться было жаль.

На стук в ворота вышел сам Нифонт, в меховой безрукавке. Распахивая ворота, спросил:

– Жив ли и здоров батюшка?

– Всё в порядке и согласие на брак дал.

– Фу, – выдохнул Нифонт, – а то Василиса все четыре дня ни спать, ни есть не могла – так испереживалась. Ну, иди к ней, обрадуй, а с лошадью я сам управлюсь.

Андрей взбежал по ступеням лестницы, ворвался в дом и тут же попал в объятия Василисы. Поцеловал жарко в губы, провёл рукой по стану и почувствовал, что девушку бьёт дрожь.

– Ты не заболела случаем? – озабоченно спросил он.

– Не томи, скажи – дал ли согласие твой батюшка?

– Дал, дал! Думаю, в августе свадьбу сыграем. За пять месяцев, полагаю, успеем подготовиться?

– Да я хоть завтра с тобой под венец, любый мой!

– Завтра так завтра, я не против. А сегодня мне ещё почиститься надо. С утра на службу, а я грязен с дороги.

– Давай я постираю твою одежду и повешу у печи. К утру высохнет, и погладить успею.

– Поздно уже, вечер, когда успеешь?

– Сюртук-то чистый. Штаны только и постирать – всего-то дел! А сапоги сам почистишь.

– И правда.

– Снимай.

Предстать перед невестой в кальсонах было неудобно. Андрей зашёл за дверь, стянул брюки, отдал Василисе. Сам юркнул в комнату.

Вошёл довольный Нифонт.

– А где Василиса?

– Порты мои стирает, испачкал в дороге.

– Ужинать сейчас будем, а ты в исподнем. Нехорошо. Сейчас я.

Нифонт ушёл и вскоре вернулся с портами, вроде казацких шаровар.

– Надевай.

Андрей надел, глянул на себя в зеркало и чуть со смеха не покатился. Таких, как он, по двое в каждую штанину войдёт. Нифонт тоже улыбнулся.

– А ты вот кушаком в поясе обмотайся – не спадут.

Андрей так и сделал, и пока Василиса занималась стиркой, вымыл и почистил сапоги.

А тут и Василиса подошла. Все уселись за стол.

– Ой, самовар остыл. Я мигом!

Но Андрей схватил самовар сам, вынес на крыльцо. Василиса, выскочив за ним следом, подбросила в самовар еловых шишек, дающих ровный жар и придающих особый вкус воде. И пока тульский самовар подогревался, они целовались до одури. У Василисы аж губы припухли, а у Андрея стало ломить внизу живота.

Видно, они переборщили с поцелуями, потому как из дверей высунулся недовольный Нифонт.

Андрей и Василиса отпрянули друг от друга.

– Чегой-то самовар долго не закипает. Я уж заждался.

Нифонт дотронулся пальцами до латунного бока самовара, отдёрнул руку и схватился ею за мочку уха.

– Да он готов уже давно. Вас только за смертью посылать, – проворчал он, подхватил самовар и унёс в дом.

Василиса и Андрей прыснули. Про самовар они уже и забыли.

Долго за ужином не рассиживались. Поели картошку, жаренную со шкварками, попили чаю с ситным хлебом. Василиса убрала со стола.

– Андрей, ты уж свою комнатку знаешь, найдёшь без провожатых. Что-то разморило меня, да и ты спать иди.

Кто бы отказался!

Андрей прошёл в комнатку, разделся, лёг и – отрубился напрочь. Долгая и утомительная дорога, плотный ужин да пуховая перина располагали ко сну.

Уже под утро в комнате вроде как сквознячок пронёсся. Андрей потянул одеяло повыше и ощутил на своём бедре нежную руку.

– Василиса, ты?

– Разве не ждёшь, любый мой? Никак дождаться не могла, пока тятенька уснёт.

Андрей замешкался, растерялся немного.

– Чего ждёшь? – шепнула в ухо Василиса. Откинув одеяло, она скользнула на кровать.

Андрея сразу пот прошиб. Вроде и согласие обоих родителей есть, и не насильник он, а неудобно как-то. Зато Василиса времени не теряла, стащила ночную рубашку, оставшись нагой, и прильнула к Андрею жарким телом.

– Люби меня!

Андрей начал развязывать завязки на кальсонах, запутался в них, едва распустил. Одной ногой стал стягивать кальсоны, снова запутался.

– Экий ты неловкий, – зашептала Василиса.

Исподнее всё-таки удалось снять.

Андрей вновь прильнул к девичьим губам. А Василиса уж разомлела под ним, дышит часто, в спине прогибается. Груди набухли, соски затвердели.

Андрей поцеловал ей грудь, провёл рукой по животику, опустил ладонь на лобок. Василиса застонала протяжно, раздвинула ноги. Андрей хоть и не ходок по женской части, но кой-какой опыт имел – давно, правда, ещё в отцовском имении с дворовыми девками в бане.

«Как же так? – мелькнуло в голове Андрея. – Я же дворянин, и вот на тебе – не могу устоять перед похотью тела до венчания».

Василиса почувствовала заминку и, обхватив его шею одной рукой, другой слегка прикоснулась к органу – девятый вал страсти накрыл бедного Андрея… В любовном угаре он направил орган свой, нажал слегка, ощущая жаркое лоно Василисы, и вошёл, преодолевая природное препятствие. Девушка слегка вскрикнула, и Андрей замер, прислушиваясь. Не услышит ли Нифонт? А потом вошёл до конца, сделал несколько движений и взорвался от неземного наслаждения. Было неудобно перед Василисой, да видно – перевозбудился от поцелуев на крыльце.

Поцеловав девушку в губы, он ощутил солоноватый привкус и прошептал в ухо:

– Ты чего?

– Боялась в девках остаться, подруги-то мои замужем, уж детки есть.

– Вот глупенькая. Ты же красавица, как тебя замуж не взять?

– Пойду я, как бы тятенька не проснулся, он рано встаёт.

Вскочив, она набросила ночнушку, но потом охнула, прикрыв рот ладошкой.

– Андрюш, вставай.

– Рано же ещё.

– Вставай быстрее, наследили мы.

На простыне предательски темнело в утренних сумерках пятно греха.

– Я сейчас простынь новую принесу, а эту покуда спрячу, а потом застираю, как тятенька в лавку уйдёт.

Василиса выскользнула из комнатки неслышной тенью, вернулась вскоре, перестелила простыни, чмокнула Андрея в губы:

– Спи, любый! – и ушла.

А Андрей лежал и думал. Какой, к чёрту, сон? Андрей был слишком взбудоражен неожиданным поступком невесты. Он вспоминал произошедшие события, смакуя каждую подробность. И хотя вины своей не чувствовал, было неудобно перед Нифонтом. Как он посмотрит ему утром в глаза? А хуже – если купец слышал чего-то и обо всём догадался. С тем и уснул.

Утром в комнату постучал купец.

– Вставай, соня! Пора на службу собираться, завтрак уже на столе.

Андрей вскочил, оделся, умылся и уселся за стол. Робко взглянул на вышедшую к завтраку невесту. Василиса вела себя как ни в чём не бывало, и Андрей успокоился.

С завтраком управились за четверть часа.

Андрей шёл на службу в отличном настроении, весело напевая. Путь его пролегал по набережной, схваченной тонким ледком Фонтанки.

Оттуда доносились весёлые крики и смех – по ноздреватому льду катались раскрасневшиеся на морозе мальчишки. Полозья коньков были прикручены к валенкам сыромятными ремешками. Не так давно и сам Андрей вот так же катался по льду Ладоги.

Он улыбнулся воспоминаниям и вдруг услышал крик. Обернувшись, увидел, как в полынью проломившегося льда погружаются двое мальчишек лет десяти. Ах ты, господи, беда!

Не раздумывая, Андрей пронёсся по набережной около двадцати саженей, сбросил суконное пальто, сюртук, помедлил секунду и скинул сапоги.

Держась за чугунную ограду, он спустился на лёд, который угрожающе затрещал под ногами. Андрей лёг на живот и пополз к промоине. Один парнишка ещё держался на поверхности, рядом плавала шапка. Он из последних сил судорожно пытался ухватиться за края полыньи, но лёд обламывался, не выдерживая веса мальчонки.