Николай Дмитриев - Желтый саквояж Страница 30

— Тебе как, по городу шататься не наскучило?

— Если надо, то надо, — пожал плечами Остап.

— Так, хлопче, пока что надо. Но это, пока… — Змий дружески хлопнул Остапа по плечу и вдруг спросил: — Ты ж у нас, как я знаю, эркаемиста?

— Так, друже Змий, пулемётчик, — подтвердил Остап.

— Вот и отлично, что пулемётчик, — Змий снова похлопал Остапа по плечу.

Парня так и подмывало спросить, почему так, но он сдержался, тем более что Змий ввёл его в комнату, где за столом сидели ещё двое. Остап их не знал, а Змий присутствующих не назвал, а вместо этого подвёл Остапа к столу и представил:

— Это друже Левко, он у нас проходит вышкил[144], и я посчитал нужным, чтобы он тоже поприсутствовал. Тем более, он сегодня установил, что явка на Пекарской провалена.

— Это точно? — один из сидевших за столом недоверчиво посмотрел на Остапа.

— Так, я сам видел, — уверенно подтвердил Остап. — Туда зашёл агент НКВД.

Сидевшие за столом переглянулись, и тот, что спрашивал Остапа, заговорил снова:

— Да, последнее время НКВД заметно активизировалось. Думаю, пора принять меры…

— Они не успеют, — заметил второй из сидевших за столом. — Война с Советами начнётся со дня на день, и нам следует сейчас думать о том, как заявить о себе.

— Боевые группы готовы, — сообщил Змий и, тоже присев к столу, молча показал Остапу на соседний стул.

Усаживаясь рядом со Змием, Остап внезапно понял, что ему разрешено присутствовать на одном из тех совещаний, которые последнее время проводились в ожидании объявления войны. Остап вспомнил, что совсем недавно Змий сетовал на то, как во время польской кампании их боевые группы уже начали действовать, но в связи с вмешательством Советов всё приостановили, и вот сейчас, у него на глазах, обсуждается новый план.

И точно, один из двух гостей Змия, тот, что постарше и, как догадался Остап, здесь главный, уверенно начал:

— Решено, что наши боевые группы блокируют город, чтобы воспрепятствовать движению воинских частей. Так мы сможем существенно повлиять на ход боевых действий и продемонстрируем свою реальную силу, что чрезвычайно важно.

— Тогда приступим… — и Змий деловито развернул уже лежавшую на столе карту города…

В эту ночь поручик Зенек разоспался только под утро. Вообще-то жизнь в лесу ему нравилась. Конечно, шалаш никоим образом нельзя было сравнивать с домом панны Ирены, но зато тут было не в пример спокойнее. А про тот пыльный чердак, где поручик скрывался от искавших его энкавэдэшников, Зенеку даже и вспоминать не хотелось. Там ночью он просыпался от каждого шороха, а днём напряжённо прислушивался к скрипу шагов на лестнице, опасаясь, что кто-нибудь из жильцов ненароком обнаружит его.

А тут спалось действительно замечательно. Свежий воздух, а главное — сознание того, что каждую ночь на подходах к лагерю бодрствует очередной страж, действовали должным образом. Но сегодня, когда Зенек открыл глаза и, решив ещё малость подремать, смежил веки, в шалаш заглянул чем-то встревоженный подпоручик Боцян.

— Пан поручник, спите?

— Уже нет, — Зенек с удовольствием потянулся.

— Тогда выйдите, — попросил Зенека Боцян. — Дежурный говорит, какие-то самолёты летают…

— Самолёты? — Зенек встрепенулся и, откинув лоскутное одеяло, выбрался из шалаша.

Прислушиваясь к пению птиц, Зенек вслед за Боцяном едва заметной тропкой пошёл к обширной поляне, на краю которой был круглосуточный пост, и тут стоявший этой ночью в дозоре жолнеж, привычно щёлкнув каблуками, доложил:

— Пан поручник, опять самолёты гудели.

— Где? — деловито спросил Зенек.

— Там же, — жолнеж показал на восток.

— Ну, наверное, Советы эскадрилью какую с утра подняли, они тут часто летают, — Зенек зевнул.

— Не, не похоже. Сильно гудели, сначала мимо нас, а потом уже туда, — жолнеж снова показал на разгоравшуюся зарю.

Офицеры недоумённо переглянулись, но сказать ничего не успели, так как откуда-то из глубины леса донеслось явственное позвякивание сбруи.

— Едет кто-то сюда, — негромко сказал жолнеж и, взяв наизготовку бывший у него в руках «маузер», стал всматриваться в край поляны.

Ждать пришлось недолго. Позвякивание сбруи становилось всё отчётливее, потом послышалось слаженное лошадиное фырканье, и на поляну выехала пароконная повозка.

— Наш катит, — облегчённо вздохнул жолнеж и успокоенно опустил винтовку.

Офицеры пошли навстречу, а когда они поравнялись с подводой, возница — пожилой мужик в брезентовом пыльнике — натянул поводья и без лишних слов сообщил:

— Я за вами, панове…

— Что-то случилось? — насторожился Зенек.

— Не знаю, — пожал плечами мужик и повторил: — Пан майор приказал сворачиваться.

— А куда следовать? — Боцян непроизвольно тронул возницу за рукав пыльника.

— На Биваки, — коротко ответил мужик.

От обоих офицеров не укрылось то, что посыльный майора был явно чем-то встревожен, и Боцян спросил:

— Что ещё?

— Самолёты, панове, чёрные. Тучей, туда… — и мужик, так же как и жолнеж, показал на восток.

— Значит, немцы, — заключил Боцян и на всякий случай переспросил: — Ошибки нет?

— Я что, немецких самолётов не видел? — мужик с укором посмотрел на подпоручика. — Как раз, как к вам выезжал, ещё только-только развиднелось. Видать, начали…

Слухи о близкой войне ходили давно, но неожиданное сообщение мужика заставило офицеров задуматься. Какое-то время они стояли молча, решая каждый про себя только своё, и наконец Боцян, заметно поколебавшись, обратился к Зенеку:

— Как считаете, вызов майора с этим связан?

Что Боцян понимает под словом «этим», Зенеку было ясно, однако он и сам терялся в догадках, а потому ответил коротко:

— В Биваках узнаем…

Переданный приказ был лаконичен, доверенный возница тоже ничего прояснить не мог, а сообщение о летевших на восток самолётах не оставляло никаких сомнений. В любом случае следовало действовать, и офицеры, поспешив в лагерь, стали немедленно отдавать нужные распоряжения…

Чердак трёхэтажного дома, углом выступавшего на перекрёсток, был словно погружён во тьму. Стёкла слуховых окон последний год, видимо, не протирались вовсе, и густой слой пыли, осевший на них, почти не пропускал света.

Держа пулемёт на плече, Остап по очереди заглядывал в эти окна и наконец, выбрав то, из которого перекрёсток был виден как на ладони, без малейших колебаний разбил грязное стекло и выглянул наружу.

Оценив позицию, он упёр сошки пулемёта в край рамы и повёл стволом «зброёвки» из стороны в сторону. Выбор оказался удачен, и через прицел было хорошо видно не только сам перекрёсток, но и обе сходившиеся к нему улицы. Теперь оставалось только ждать, когда по улице пойдёт воинская колонна.