Бернард Корнуэлл - Горящая земля Страница 39

— А эти люди? — спросил я, махнув на мужчин и женщин, которые ее слушали.

— Ты — тот, кто даст им золото, их господин. Ты сделаешь их богатыми.

Вокруг костра раздался тихий говор. Им понравилось услышанное. Люди следуют за господином потому, что господин дает золото.

— А откуда нам знать, что ты не лжешь? — спросил я.

Скади раскинула руки.

— Если я лгу, — сказала она, — тогда я сейчас умру.

Она ждала, словно приглашая Тора нанести удар молотом, но единственными звуками были вздохи ветра в тростниках, потрескивание горящего дерева и смутный шум воды, ползущей в болота во время ночного прилива.

— А ты? — спросил я. — Что насчет тебя?

— А я стану еще выше, чем ты, господин, — сказала она, и некоторые из моих людей зашипели, но эти слова ничуть не оскорбили меня.

— И кем же ты станешь, Скади? — спросил я.

— Тем, кем решат меня сделать судьбы, — сказала она, и я махнул ей, веля сесть.

Я вспомнил о другой женщине, которая подслушивала шепот богов — она тоже сказала, что я поведу армии. Однако теперь я был самым презренным из людей — человеком, нарушившим клятву, человеком, сбежавшим от своего господина.

Наши люди связаны клятвами. Когда человек клянется мне в верности, он становится мне ближе брата. Моя жизнь — это его жизнь, так же как его — моя, а я поклялся служить Альфреду. Я подумал об этом, когда люди снова начали петь, а Скади присела рядом со мной. Как человек, давший клятву верности Альфреду, я должен был служить ему, однако я сбежал, и это лишило меня чести и сделало презренным.

Однако не мы правим нашими судьбами. Три пряхи прядут наши нити.

Wyrd biр ful araed, говорим мы, и это правда. Судьбы не миновать. Однако, если судьба распоряжается, а пряхи знают наше будущее, зачем же мы приносим клятвы? Этот вопрос преследовал меня всю жизнь, и единственный сомнительный ответ, который я нашел, — клятвы даются людьми, а судьба определяется богами, и клятвы — это попытки людей повелевать своей судьбой. Но мы не хозяева своих желаний. Давать клятву — это все равно что направлять судно. Однако если ветры и приливы судьбы слишком мощны, рулевое весло становится бессильным. Поэтому мы даем клятвы, но мы беспомощны перед лицом wyrd — судьбы.

Я утратил честь, уплыв из Лундена, но мою честь забрала судьба, и мысль об этом приносила мне некоторое утешение темной ночью на холодном берегу Восточной Англии.

Было и другое утешение.

Я проснулся в темноте и пошел на корабль. Его корму слегка приподнял начинающийся прилив.

— Можете спать, — сказал я часовым.

Наши костры все еще горели, хотя их пламя уже опало.

— Присоединитесь к вашим женщинам, — сказал я. — Я сам буду охранять корабль.

«Сеолфервулф» не нужно было охранять, потому что тут не было врагов, но выставлять часовых — привычка, поэтому я сел на корме и стал думать о судьбе и об Альфреде, о Гизеле и об Исеулт, о Бриде и о Хильде, и обо всех женщинах, которых я знал на крутых поворотах дороги моей жизни. Я не обратил внимания на легкий крен, когда кто-то взобрался на нос «Сеолфервулфа», все еще покоившийся на земле.

— Я не убивала ее, господин, — сказала Скади.

— Ты прокляла меня, женщина.

— Тогда ты был моим врагом, — сказала она. — Что же еще мне оставалось делать?

— И проклятие убило Гизелу.

— Это было не проклятие.

— Тогда что же?

— Я просила богов, чтобы Харальд взял тебя в плен.

Я посмотрел на нее в первый раз с тех пор, как она взобралась на борт.

— Это не сработало.

— Да, не сработало.

— Так какая ж ты колдунья?

— Испуганная, — ответила Скади.

Я бы поколотил того, кто не держал бы ухо востро во время несения вахты, но тысяча врагов могла бы прийти в ту ночь, потому что я не выполнял свой долг. Я забрал Скади под рулевую площадку, в тамошний тесный закуток, снял с нее плащ и лег с нею. А когда мы закончили, мы оба были в слезах. Мы ничего не говорили, а просто лежали обнявшись.

Почувствовав, как «Сеолфервулф» приподнялся с ила и слегка натянул швартовочный канат, я не шевельнулся. Потом ближе притянул к себе Скади, желая, чтобы ночь никогда не кончалась.

Я убедил самого себя, что покинул Альфреда потому, что тот навязал бы мне клятву, которую я не желал давать — клятву служить его сыну. Но то была не вся правда. Было еще одно условие, которое я не мог принять, и теперь я держал его в объятьях.

— Пора в путь, — наконец сказал я, услышав голоса.

Позже я узнал, что Финан видел нас и удержал команду на берегу.

Я ослабил объятья, но Скади не отпускала меня.

— Я знаю, где ты сможешь найти все золото мира, — сказала она.

Я посмотрел ей в глаза.

— Все золото?

Она слегка улыбнулась.

— Достаточно золота, господин, — прошептала она, — более чем достаточно. Сокровище в логове дракона, господин.

Wyrd biр ful araed.

Я взял золотую цепь из моего сундука с сокровищами и повесил на шею Скади, чтобы оповестить — если вообще нужны были такие оповещения — о ее новом статусе.

Я думал, что мои люди невзлюбят ее еще больше, но случилось обратное. Они, казалось, почувствовали облегчение. Они видели в Скади угрозу, но теперь она была одной из нас.

Итак, мы поплыли на север. На север вдоль низкого берега Восточной Англии, под серыми небесами, под южным ветром, который постоянно нагонял плотный туман.

Мы укрывались в заболоченных ручьях, когда туман густо нависал над морем, а если он заставал нас врасплох и мы не успевали найти безопасной бухточки, мы направляли корабль прочь от берега, туда, где не было илистых отмелей, на которых можно потерпеть крушение.

Туман замедлял наше продвижение, поэтому у нас ушло шесть долгих дней, чтобы добраться до Дамнока. Мы появились в этом порту туманным утром, и «Сеолфервулф» вошел на веслах в устье между напитанными влагой холмами, усеянными водяными птицами. Фарватер был четко отмечен ивовыми прутьями, но я все равно поставил на нос человека, чтобы тот пробовал глубину веслом, на случай если прутья предательски заведут на мелководье, где гибнут корабли. Я снял волчью голову с носа судна, чтобы показать, что мы пришли с миром, но часовые, наблюдающие с шаткой деревянной башни, все равно послали мальчика в город предупредить о нашем приближении.

Дамнок был хорошим, богатым портовым городом. Он был построен на южном берегу реки и окружен палисадом, защищавшим от атаки с суши, хотя широко открыт с реки, пестреющей пирсами и полной рыбы и торговых судов.

Когда мы появились, прилив как раз почти достиг высшей точки, и я увидел, как море поднимается от илистых берегов, чтобы затопить нижнюю часть палисада.