Александр Дюма - Последний платеж Страница 43

— Нелегкий замысел для того, кто привык к совершенно иному, — едко уронила Гайде. Но Жорж-Шарль, не смутясь или не заметив, продолжал:

— Не один раз складывалось у меня решение разыскать вас, господин граф, и объявить о моем согласии на ваши чудовищные, хотя в общем-то правильные, законные требования… Но вы, по слухам, покидали Францию, и надолго.

Эдмон переглянулся с Гайде.

Догадка его как будто подтверждалась.

— Еще два-три года назад, милый Жорж-Шарль, я, пожалуй, мог бы возобновить то действительно фантастическое, с точки зрения здравого смысла предложение, какое я вам сделал при нашей первой встрече… Но сейчас многое переменилось, и прежде всего я сам! Желание мстить, как бы руководившее всеми моими действиями и помыслами, мстить за что угодно и кому угодно, лишь бы можно было иметь причину для мести, — уступило с годами место некоему безразличию, с мыслью о правильности библейского изречения: «Мне отмщение — и аз воздам»… Иными словами, нельзя, незачем присваивать себе высокое верховное право Высшей силы — карать тех, кого она сочтет нужным… Кроме того, мы с Гайде теперь уже не бездетны — у нас уже есть кому наизаконнейшим и радостнейшим образом оставить наше немалое наследство. Если у вас была мысль об этом же, вы опоздали, дорогой Жорж-Шарль… Мне уже почти ровно пятьдесят лет, личных амбиций и прожектов у меня нет. И можно лишь пособолезновать вам, что вы своевременно не приняли мою руку поддержки.

Наступила довольно длительная пауза.

Жорж-Шарль то ли меланхолично, то ли иронично смотрел на графа.

Наконец он вздохнул и протянул:

— Мне хотелось бы поменяться с вами ролями, дорогой граф!

Эдмон удивленно приподнял брови:

— Что вы хотите этим сказать, сударь?

— Я хочу сказать, граф, что такие блестящие умы, как у вас, крайне нужны нашей бонапартистской ассоциации. Пытаясь отыскать вас, все же в моменты почти смертельного моего отчаяния и самоистязания, ваш покорный слуга кое-что выяснил о вашем прошлом… Удалось установить, что вы в свое время оказали великому Наполеону исключительно важную услугу — обеспечили его бегство с острова Эльба… Наша бонапартистская агентура числит вас в почетном списке будущих, после нашей близкой победы — нотаблей Франции! При вашем желании вы можете получить пост морского министра или министра финансов и даже министра внутренних дел, учитывая ваш двойной опыт — долголетней жертвы и долголетнего карателя-разыскивателя. Такие люди, точнее сказать, такой человек позарез нужен новой, готовящейся к возрождению Французской империи. Понимаете ли вы меня, дорогой граф?

Теперь уже Эдмон почти ошеломленно молчал. Вот о каком обмене ролями говорил этот неисправимый и настойчивый искатель политического счастья! О, теперь ясно видно, что он поднакопил и ума за это время, он хочет достойным образом отплатить своему непризнанному родичу за былое. По давнему принципу: «Долг платежом красен».

На секунду-две Эдмон перевел взгляд на Гайде. Она тоже ошеломленно и даже подавленно молчала. Какие мысли бушевали у нее в голове?

— Бесспорно, есть над чем подумать, — теперь уже как будто и впрямь поменявшись ролями с Эдмоном, чуть иронически протянул Жорж-Шарль, не переступая впрочем, рамок почтительности. — Учтите, напоминаю еще раз, что вы стоите в золотом списке, больше того, в «Орлином списке» Союза бонапартистов Франции. Человек, который вместе со мной подходил позавчера к вашему столику в кафе «Режанс», был сам будущий император. К сожалению, у меня не хватило выдержки, сдали нервы и я не довел свою защиту до конца. Но принц Луи уже простил мне это, как только узнал, кто был человек, обративший меня в бегство. Больше того, как раз наш будущий император и направил меня сейчас к вам с просьбой дать предварительное согласие на участие в управлении Францией после нашей скорой победы… «Нет надобности, — сказал он, — добиваться от господина графа выдвижения им своей кандидатуры на предстоящих новых выборах в Национальное собрание. Человек, помогший бессмертному Наполеону покинуть плен на острове Эльба и вновь вернуться на императорский трон, достоин самых высоких почестей и должностей! Если он не пожелает быть министром, кресло сенатора всегда для него! Он может стать и председателем сената». Вот что просил меня передать вам наш будущий император Наполеон Третий!

Эдмон вспомнил, о чем недавно сообщали ему Гайде и месье Жан, отлично осведомленный о делах Франции. В самом деле уже придумано и название для кандидата на императорскую корону. Подбираются уже кандидаты и на министерские посты, и на сенаторские…

И он, Эдмон Дантес, не зная, не ведая, очутился в «Орлином списке» как один из почетнейших кандидатов в состав будущей власти!

Что сказал бы, услышав все это, милый и трогательно пылкий Жан Гуренин? С ним мог бы, вероятно, приключиться обморок, или еще того хуже, разрыв сердца!

Что же делать сейчас? Выгнать взашей этого оппортуниста, сумевшего перекраситься из рьяных легитимистов, из пресловутых «шуанов герцогини Беррийской», как он именовал себя при императорском дворе в Петербурге, в близкое лицо к главе бонапартистов… О, это действительно питомец дьявола! Никакой наивности, никакого простодушия, ни грани легкомыслия! Он и месть придумал, достойную самых прожженных заправил адской канцелярии! Граф Монте-Кристо отравил ему ряд лет жизни тоской об утраченных миллионах, он же подставляет не менее хитроумный капкан: жажду власти!

— Вы можете идти… — небрежно бросил Эдмон посланцу будущего императора, как обращаются к магазинному рассыльному. — И передайте тому, кто вас послал, что граф Монте-Кристо уже сам обладает суверенными правами. Ему принадлежит остров в Средиземном море, и у него нет никакой надобности идти в услужение к кому бы то ни было, хотя бы даже и на роль министра. Ваш расчет соблазнить меня прелестью власти ошибочен, сударь. И мой категорический отказ от этого наивного соблазна никоим образом не повлечет у меня никаких сожалений… Не надейтесь, что этой попыткой вы компенсируете ваши мучения, о которых вы сейчас поведали.

Он прищурился и довершил:

— Если только у вас вообще хватило достоинства не солгать, не выдумать все эти внушающие жалость мучения и терзания ваши?

Жорж-Шарль развел руками:

— Убеждать вас в противном, граф, означало бы как раз совершенно утратить всякие признаки собственного достоинства.

Эдмон кивнул:

— Отрадно слышать от вас хотя бы и это… Было бы страшно и чудовищно, если бы великий поэт Пушкин погиб от руки совершеннейшего негодяя…

Глава VII