Александр Дюма - Последний платеж Страница 44

Глава VII

ПОКУПКА

Спустя несколько дней Жорж-Шарль Дантес вновь явился к Эдмону в отель «дю-Рен», но уже не один, а в обществе того самого невысокого господина с козьей бородкой, который был с ним и в памятный день в кафе «Режанс».

Жорж-Шарль торжественно отрекомендовал приведенного им человека:

— Позвольте, граф, представить вам главу нашего Союза по восстановлению славы Франции, принца Луи Бонапарта, племянника великого императора Наполеона.

Обратясь к своему спутнику Жорж-Шарль произнес:

— А это, ваше высочество, мой дальний родственник по тем родовым ветвям Дантесов, когда они еще не имели наследственных титулов, а были просто рядовыми французскими тружениками… Мой прадед — эльзасским сталеваром-оружейником, а его предки — первостатейными отважными моряками на Средиземном море неподалеку от гнезда вашей династии — Корсики…

— Рад познакомиться лично, — сказал уже без петушиной заносчивости принц Луи. — Ваш подвиг, граф, на острове Эльба, золотыми буквами вписан в историю Наполеона… Мы произвели ряд проверок и перепроверок этого замечательного эпизода и всех его дальнейших последствий и полностью убедились, как в его подлинности, так и в огромности той цены, какую вы заплатили за ваше геройство…

Не желая называть гостя громким титулом «ваше высочество», Эдмон все же вынужден был в силу вежливости именовать его «месье-ле-пренс».

Этого, видимо, пока оказалось вполне достаточно.

— Я совершенно не считал свой поступок геройским, месье-ле-пренс, — ответил граф Монте-Кристо, — и стал догадываться о его какой-то значительности лишь тогда, когда на меня обрушились в высшей степени тяжелые, и даже, как мне казалось, незаслуженные кары.

Гость улыбнулся довольно приятной улыбкой, которую тотчас подхватил и поддержал Жорж-Шарль:

— Подумать только, наш славный друг считал кары, павшие на него незаслуженными?! Ну, а мы считали бы их заслуженными, если бы знали тогда о вашем подвиге! Ведь и для нас и для вас освобождение Орла из клетки было самым правильным и правым делом, не так ли? А разве в таком случае террор врагов можно считать заслуженной карой? Почетной была она!

Этим словам нельзя было отказать в логичности, хотя они и исходили от человека, несколько дней назад показавшегося Эдмону отталкивающим.

Человек, явившийся на сей раз в обществе того же Жоржа-Шарля, не изменился в чертах своего лица, не вырос, не расширился корпусом, но все же это был уже как бы другой: весьма вежливый, почти обаятельный, с отличными светскими манерами. В нем, правда, не было ничего, схожего с надменной простотой Наполеона, грубоватой резкостью и отрывистостью солдата-императора, каким всю жизнь оставался корсиканец, но смелость, даже дерзость, скрашенная изысканностью обращения, сквозила в этом человеке. Видимо, все же не случайно попал он на опасную должность претендента.

Он продолжал, обращаясь к Эдмону:

— Террор и преследования со стороны врагов — это наилучший диплом для политического бойца. Кара, постигшая вас от прислужников Людовика XVII, от подлого и беспринципного, дрожащего даже перед тенью императора-вожака племени легитимистов…

Эдмон невольно взглянул на Жоржа-Шарля.

Бывший рьяный легитимист, втершийся в любимцы к Николаю Романову, как раз ссылаясь на свой легитимизм, побледнел, но ничем больше не выдал своих чувств. Могло быть, что он уже признался Луи-Наполеону в «ошибках молодости», могло быть, что он и утаил таковые от своего нового покровителя, но следовало воздать ему должное: он сохранил полное самообладание в этот не очень приятный для него миг…

— Кара эта свидетельствовала как раз о смертельном ужасе Бурбонских лакеев перед могуществом временно свергнутого, но не повергнутого в прах и в забвение моего великого родича. Народная любовь была на его стороне, пусть и не дешево обходилась народу его преданность создателю бессмертной, национальной славы Франции. Вы, господин граф, несомненно уже давно, в случае нашей победы под Ватерлоо, носили бы титул герцога и, возможно, вам бы был предоставлен в суверенное владение не маленький островок Монте-Кристо, а тот самый солидных размеров остров Эльба, с которого вы помогли бежать моему неукротимому дяде. Да, он был более, чем Орел, он был также и Лев в одном и том же лице и умел ценить помогавших ему Орлов и Львов — он умел быть благодарным своим пособникам и последователям. Племянник Наполеона, претендент на восстановление его славы и престижа явился к вам сейчас, граф, пусть с запозданием по времени, но с не увядшей по силе благодарностью, которую не успел выразить вам сам покойный…

— Он поблагодарил меня своим рукопожатием, — с невольной взволнованностью, вновь живо и ярко вспомнив былое, ответил Эдмон.

— Горячо завидую вам, господин граф! — вскричал гость. — Я и все мои коллеги — соратники по нашему движению — искренне завидуют вам в этом! Ни я, ни большинство из них не имели такой высокой и памятной чести… Шутка сказать — рукопожатие Наполеона, который даже не всех королей удостаивал такого почета… Мы собрали очень много разрозненных ссылок на ваше свидание с покойным исполином, однако, жаждем из ваших собственных уст вновь услышать связный и полный рассказ об этом. Не откажите в добром согласии на это, господин граф, людям, для которых это дороже хлеба, дороже наилучшего вина, традиционного источника бодрости и отваги!

Эдмон невольно смутился. Напор был столь энергичен, что отказать было почти невозможно. Он не устоял перед настойчивостью и жаркой просьбой, явно искренней, натуральной.

— Мой шкипер, капитан корабля «Фараон», шедшего с грузом из Смирны осенью 1814 года с заходом в Триест, Венецию, в Мессину и Чивита-Веккию, внезапно умер… и умирая, он вручил мне, своему помощнику по управлению судном, некий, тщательно покрытый печатями пакет и сказал, что я, не щадя жизни, должен сделать заход на остров Эльбу и через приближенного императора, самое доверенное его лицо, господина Бер…

— …трана! — подхватил с беспокойством и энтузиазмом Луи-Наполеон, как бы опасаясь, что Эдмон ошибочно произнесет «Бертье» или еще какое другое имя.

— Просил бы не подсказывать мне, — с заметной досадой отозвался Эдмон, и подсказки подобного свойства уже не повторялись.

— С помощью господина Бертрана, — продолжал граф Монте-Кристо, — лично передать этот пакет императору в собственные руки…

— О! — с тем же энтузиазмом, нимало как видно, не обидясь, снова вскричал принц Луи. — В собственные руки Наполеона! Даже не полагаясь на Бертрана? Ну и как же отнесся господин Бертран к такому требованию?