Мариена Ранель - Маски сброшены Страница 45

Алексис передернулся от отвращения. Елизавета это заметила и прервала свой рассказ.

— Тебе неприятно все это слышать, не так ли? — спросила она.

— Вы сказали мне не новость. Я знаю, каков из себя этот человек. Я просто представил, что чувствовали вы в тот момент. Чистая, наивная девушка, никогда не видевшая грязи и простодушно верившая в любовь своего жениха, неожиданно обнаруживает его в борделе с… Какая мерзость!

— То, что я чувствовала в тот момент, невозможно охарактеризовать, призналась Елизавета. — Я помню, как бродила по улицам города, как меня душили слезы и боль, а в голове была эта мерзкая сцена. Этой ночью я попала на маскарад, который происходил в доме госпожи Лейтер. Как я уже говорила, на мне была маска. Я слилась с толпой веселящихся людей и сама, подобно им, предалась всеобщему веселью. На этом маскараде я встретила молодого мужчину. Он тоже был в маске. Меня в нем что-то привлекло, едва я его увидела. И тогда я дала себе зарок, что этой ночью буду принадлежать ему. Так и случилось. Сейчас я не смогу объяснить, что заставило меня тогда отдаться этому неизвестному мужчине: то ли мой протест по отношению к правилам и нормам, по которым я жила, в которые верила и в которых разочаровалась; то ли желание отомстить своему жениху; то ли моя слабость и отчаяние, заставившие искать поддержки у сильного мужчины. Он был со мной галантен и почтителен, как истинный рыцарь; заботлив и внимателен, как лучший друг; нежен и страстен, как обожающий меня возлюбленный. Но тогда я не могла по достоинству оценить его галантность, заботливость и нежность. Слишком велика была моя боль и велико разочарование от того, что я узнала о своем женихе. Эти чувства заглушили все остальное. А когда боль стала понемногу затихать, я стала осознавать, как хорошо мне было рядом с этим мужчиной, как спокойно и сладко в его объятиях. И тогда я оценила его по достоинству. Но было уже слишком поздно.

— Поздно? Почему? — спросил Алексис.

— Потому что мы расстались, — объяснила Елизавета. — Расстались сразу же после этой ночи. Когда он заснул, я тихо оделась и незаметно ушла, не разбудив его и не попрощавшись с ним. О, если бы я тогда смогла довериться ему или хотя бы просто назвать свое имя и дать возможность увидеть лицо, все было бы по-другому! Но тогда я думала лишь о тех последствиях, которые могли бы произойти, если бы о моем ночном похождении стало кому-то известно. Я очень боялась. А тот мужчина был для меня чужим. Я не позволила ему снять с меня маску и взяла с него слово, что он оставит свои попытки узнать что-либо обо мне. Ранним утром, когда ещё все спали, я вернулась домой и незаметно прошла в свою комнату.

— И никто не обнаружил вашего отсутствия в ту ночь? — спросил Алексис.

— Ни у кого не возникло даже малейшего подозрения. Мне удалось сохранить полную тайну.

— А тот неизвестный мужчина? Вы не пытались его найти? поинтересовался Алексис.

— Я не знала ни его имени, ни то, откуда он и как попал на этот маскарад. Его лицо я видела только мельком. Найти его было почти невозможно, так же, как ему — меня.

— Как это печально! — промолвил Алексис. — Это, наверное, все равно что пройти мимо чего-то важного и не заметить этого. А потом, когда это важное окажется вне пределов досягаемости, внезапно остановиться и задаться вопросом: «Что же это было? Какое? Почему мне не удалось это распознать? Может быть, это и было счастье?»

— Все именно так, — вздохнула Елизавета.

В благодарность за его понимание она нежно ему улыбнулась и погладила его по щеке.

— Однако напрасно вы считали, что эта история заставит меня разочароваться в вас и по-другому взглянуть на жизнь, — с некоторой укоризной произнес Алексис. — Как видите, я умею понимать.

— Дело не в этой истории, — возразила Елизавета, — а в её последствиях.

— В том, что вы проявили слабость и вышли замуж за моего отца после всего того, что вы видели и что о нем узнали? — уточнил Алексис, снисходительно улыбнувшись. — Но вы были очень молоды, и вы были одна против всех. Я знаю свою бабушку, знаю, какое она имела влияние на вас.

— Дело не в твоей бабушке, — возразила Елизавета.

— Вот как!

Она немного помедлила, затем, собрав свое мужество, произнесла:

— Почти перед самым днем, на который была назначена моя свадьба с князем Ворожеевым, я обнаружила, что беременна.

— Что? — глухим голосом спросил Алексис, почувствовав, как внутри у него что-то замерло.

— Случайная ночь на маскараде со случайным мужчиной оставила след не только в моем сознании и моем сердце. Она оставила мне тебя.

— Вы хотите сказать, что я… — промолвил он и замолчал на полуфразе, не в силах продолжать.

— Богу было угодно, чтобы этот неизвестный, с которым я провела единственную ночь, стал отцом моего сына, — сказала она, вкладывая в эти слова остатки своего мужества, и добавила: — Твоим отцом.

Алексис посмотрел на неё расширенными от потрясения глазами. Все его эмоции и мысли, казалось, застыли от действия её шокирующего признания. Между матерью и сыном воцарилось молчание. Она с виноватым выражением лица наблюдала за ним и терпеливо ждала, когда он придет в себя от этого шокирующего известия и что-нибудь скажет.

— Стало быть, поэтому вы вышли замуж за князя Ворожеева, — наконец, произнес он. — Вы хотели при помощи этого брака сохранить свое доброе имя.

Его голос был спокойным и ровным. В нем не было ни упрека, ни обвинения, а какая-то глубокая грусть.

— Да, именно для того, чтобы сохранить свое доброе имя, — подтвердила Елизавета. — Если бы я отказалась от этого брака, а через какое-то время стало бы известно о моей беременности, ты не представляешь, какой бы разразился скандал. Мое имя было бы обесчещено, моя репутация — запятнана, передо мной закрылись бы двери всех приличных домов. Даже сейчас все это меня пугает, а тогда для меня это было страшнее смерти. Впрочем, я могла бы довериться своей маменьке. Она сделала бы все возможное и невозможное, чтобы избежать скандала. Она отослала бы меня куда-нибудь подальше, где я втайне от всех родила своего ребенка, а затем передала его на воспитание какой-нибудь наемной матери. Но я предпочла выйти замуж за князя Ворожеева, хранить свою тайну от всех и воспитывать тебя, как его наследника.

— И он никогда ни о чем не догадывался?

— Нет, — возразила Елизавета. — И этим я обязана его самоуверенности. Он всегда считал, что был единственным мужчиной в моей жизни. Он считал, что я не способна изменить ему с другим, даже из чувства мести, поскольку это противоречит моей природе. В его глазах я была до тошноты правильной и до глупости верной.