Поль Феваль - Юность Лагардера Страница 47

— Бабетта, — обратилась она к субретке, — как только вернутся Жоэль де Жюган и Эстафе, прикажи позвать их ко мне!

Субретка сделала книксен и удалилась.

Жертро честно служила своей госпоже, но в душе ненавидела ее, так как та была резка, своенравна и суха. Миртиль невозможно было любить, ибо ее эгоизм, стремление повелевать, ненасытное тщеславие и бессердечность давали о себе знать столь часто, что служанка, находившаяся во власти этой особы, не могла не страдать.

Только мужчины, подобные Эстафе или Жоэлю де Жюгану, попадали в ловушки, расставляемые кокетливой содержательницей «Сосущего теленка».

Всячески обустраивая особняк Сен-Мара и прилегающие к нему дома и приспосабливая их для своих нужд (разнообразные торговые операции, контрабанда и так далее), дочь привратника Ниорского замка сделала гениальное открытие. Если мы считаем кардинала Мазарини изобретателем лифта, ибо он для вящего удобства приказывал поднимать его кресло с помощью веревок и блоков, то почему бы нам не признать, что Миртиль придумала автоматическую телефонную связь? Конечно, это нельзя было назвать настоящим телефоном, но свою задачу — передачу слов на относительно далекое расстояние — изобретение Злой Феи выполняло.

Так что Бабетта, получив приказ хозяйки, передала его в «Сосущий теленок» посредством старых каминных труб. Соединенные между собой, они, по сути, являли единую акустическую систему.

Заведение закрылось на ночь. За литыми решетками, которые по приказу начальника полиции украшали тогда окна трактиров, виднелись массивные деревянные ставни. Внутри кабак освещался парой больших фонарей.

Некоторые личности из Долины Нищеты, не имевшие собственного угла, могли ночевать прямо в кабачке. Но для этого требовалось не только заплатить — и немало! — грязной толстухе служанке по имени Марион, но и быть в милости у самой Злой Феи.

И вот сюда-то, в закрывшийся на ночь трактир, и вернулись Эстафе и Жоэль де Жюган, трепетавшие от страха при одной только мысли о гневе госпожи Миртиль.

Впрочем, предстать перед грозной хозяйкой они собирались только утром, а сейчас им хотелось отогреться, поесть и отоспаться. Жоэль уже направился было на кухню, чтобы просушить там свое платье, когда рыжая толстуха, заботам которой он немногим более часа назад поручил Армель, крикнула ему:

— Вас требует к себе госпожа Миртиль!

— Черт тебя побери! — проворчал бретонец, у которого мокрая одежда прилипла к телу. — Дай мне по крайней мере…

— Она не собирается дожидаться, пока ты обсохнешь, и требует вас немедленно!

Сунув руку в карман, бретонец начал судорожно перебирать четки.

Эстафе стоял рядом с ним, бледный и понурый.

— По-моему, надо исполнять приказ, — с жалким видом произнес он. — А ты как думаешь?

— Вот змея! — отозвался Жоэль. — Сейчас снова станет плеваться ядом! Ах, если бы мы смогли когда-нибудь…

— …отыграться за все, — подхватил его приятель, осклабившись.

Как и все голодранцы Двора Гробье, оба головореза были похотливы и безумно вожделели свою хозяйку.

Итак, бретеры, подбадривая друг друга, отправились к владелице «Сосущего теленка». Им вовсе не пришлось долго брести по потайному ходу, которым Эстафе вел Оливье де Сова. Они попросту пересекли двор, распахнули одну железную дверь и постучали в следующую. Бабетта Жертро открыла им и провела в маленький будуар, смежный со спальней Миртиль.

Это была уютная комната с камином, где, несмотря на то, что на улице стояла весна, пылал огонь: Миртиль любила тепло.

Хозяйка не заставила себя долго ждать. На ней было изящное платье, только что полученное от портнихи; его глубокий вырез позволял любоваться точеной шейкой и мраморными плечами надменной красавицы. Миртиль казалось, что, появляясь перед своими подручными в подобных туалетах, она как бы вознаграждает их за службу. Однако на этот раз подданные явно не заслужили награду: наряд Жоэля находился в поистине плачевном состоянии.

— Негодяй, — воскликнула в ярости Миртиль, — совершенно новый костюм! Не прошло и двух лет, как я купила его тебе! Как ты смеешь являться ко мне в таком виде? Ты что, свалился в реку?

— Вот именно, — выдавил из себя Жоэль, — мне довелось принять холодную ванну.

— Объясни же, мошенник!

Но Жоэль де Жюган лишь толкнул локтем своего приятеля:

— Ты лучше умеешь говорить… объясни…

— Ну, так кто же наконец расскажет мне, что произошло? — нетерпеливо спросила содержательница кабака.

— Ты сам, — забормотал Эстафе, — это ты… ну, в общем… виноват в… ну, давай выкладывай!

Грозный взгляд Миртиль, сверкавший, словно молния, наложил печать молчания на уста человека со шрамом, но зато заставил разговориться бретонца. Запинаясь, Жоэль приступил к рассказу:

— Вот… пусть госпожа извинит нас… мы все как надо, завернули девчонку… и все шло ничего, пока мы не выбросили в воду этот живой сверток… Там, на мосту…

Он умолк, буквально позеленев от ужаса, и так энергично толкнул в живот товарища по несчастью, что тому пришлось вмешаться:

— Кто-то заметил нас… Кто?.. Мы не знаем. Мы услыхали, как кто-то плывет… Возле нас были свалены камни… Мы стали бросать их в этого нахала, но было темно, хоть глаз выколи… А потом появился патруль… Тогда… мы оба…

— Вы бежали?! — взвизгнула Миртиль, сжав от ярости кулаки.

— Ну что вы! — Эстафе. — люди, как мы, никому не показывают спины! Мы спустились на берег… Жоэль отважно бросился в черную воду…

— Вот уж действительно рискованный поступок, — усмехнулась хозяйка. — Он же плавает как рыба! Он, можно сказать, родился в воде!

— В волнах ночной Сены разыгралось настоящее сражение… — продолжал наемник. — Мой бесстрашный друг сделал все, что мог, сударыня! Посмотрите на его подбородок… на его руки…

— Да, они все еще кровоточат, — согласилась госпожа Миртиль.

И, повернувшись к гиганту-бретонцу, добавила:

— Наверное, тебе пришлось схватиться с настоящим Геркулесом?

Простодушный, как и все его земляки из Нижней Бретани, Жоэль чистосердечно признался:

— Это был мальчишка… лет двенадцати… Может, пятнадцати, но он…

Договорить ему не удалось.

Обезумев от гнева, Злая Фея сорвала у себя с ноги туфельку на высоком деревянном каблуке и принялась колотить ею несчастного бретонца. Удары сыпались без разбору: лицо, шея, грудь, плечи…

— Идиот! Тупица! Мошенник! Вон отсюда, виселица плачет по тебе, и на этот раз я не собираюсь вынимать твою голову из петли!

Волосы госпожи Миртиль растрепались, и она стала похожа на Медузу-Горгону; в ярости набросилась она на обоих бретеров и, награждая их пинками и тумаками, выставила за дверь.