Саймон Скэрроу - Центурион Страница 5

— Не берусь пророчить, — поглядел на него Септимус, — но, похоже, вы свое отвоевали.

— Легко гадать, когда и так видать, — процедил Кастор.

Септимус сдержанно улыбнулся:

— Надо остановить кровотечение. Где бы взять какую-нибудь тряпку?

Кастор невозмутимо отодрал и подал длинный лоскут от подбоя своего плаща. Один конец лоскута центурион завел за голень и, испытующе глядя на начальника, сказал:

— Сейчас будет больно. Готовы?

— Да давай уже…

Септимус обернул ткань вокруг ноги, перевязал рану и как следует, узлом, затянул над лодыжкой. Боль была несусветная; Кастор такую испытывал, пожалуй, впервые. Несмотря на ночной холод, к концу перевязки он был весь покрыт испариной.

— На последний бой тебе придется прислонить меня к стенке, — невесело пошутил он.

— Сделаем, — кивнул Септимус, вставая с колен.

Секунду центурионы смотрели друг на друга, оценивая смысл только что сказанного. Теперь, когда оба смирились с неизбежным, Кастор чувствовал, что бремя волнения за вверенную ему когорту как-то облегчилось. Несмотря на мучительность раны, в душе он испытывал спокойную отрешенность вкупе с решимостью биться до конца. Септимус, посмотрев в проем входа, обратил внимание, что враг по площадке разбился на группки и бдительно удерживается вне досягаемости глыб и балок, которыми солдаты столь щедро одаривали неприятеля с высоты смотровой площадки.

— Интересно, что у них на уме? — спросил он задумчиво. — Взять нас измором?

Кастор медленно покачал головой. Здесь, на востоке, он прослужил достаточно долго и повадки заклятого врага Рима знал не понаслышке.

— Нет, этого они дожидаться не станут. Для них это сродни бесчестью.

— Тогда что?

— Скоро узнаем, — расплывчато ответил Кастор.

— Нет, а все же? — отвернувшись от входа, спросил Септимус после недолгой паузы. — Что это: набег? Начало нового похода против Рима?

— А тебе не все равно?

— Ну как? Хочется знать причину, ради которой идешь на смерть.

Кастор, поджав губы, взвесил положение.

— Может, это и набег. Скажем, возведение здесь римской крепости они сочли для себя вызовом. Хотя возможно и то, что они мостят дорогу через Евфрат для своего войска. Кто знает, может, это их первый шаг к тому, чтобы прибрать к рукам Пальмиру.

Ход мысли Кастора оказался прерван окриком снаружи.

— Римляне! Внемлите! — громогласно воззвал из темноты голос на греческом. — Парфия призывает вас сложить оружие и сдаться!

— Получи пук из бедра моего! — тоном оракула издевательски ответствовал Септимус.

Пропустив колкость мимо ушей, глашатай в темноте строгим голосом продолжил:

— Мой повелитель призывает вас сдаться! Если вы сложите оружие, вас ждет пощада! Таково его слово!

— Пощада? — тихо переспросил Кастор, прежде чем вслух крикнуть: — Вы пощадите нас и дадите нам вернуться в Пальмиру?

Голос возобновился лишь после некоторой заминки.

— Вам сохранят жизнь, но возьмут в плен!

— То есть в рабство, — рыкнул Септимус и сплюнул на пол. — Нет уж, рабом я не умру. — Он обернулся к Кастору. — Что сказать на его слова?

— Скажи ему, чтобы убирался в Аид.

Септимус улыбнулся, от чего зубы его в лунном свете матово блеснули. Повернувшись к проему, он прокричал ответ:

— Если вам нужно наше оружие, то приходите и попробуйте его забрать!

— Не ново, — поддел Кастор, — но вполне к месту.

Центурионы обменялись ухмылками; нервно заулыбались солдаты.

— Будь по-вашему, — прозвучало из темноты согласие. — Но тогда это место станет вашей могилой. Вернее — погребальным костром.

Дальняя сторона площадки трепетно замерла, и вот там уже вспыхнул огонек, выхватив из разом сгустившегося мрака силуэт воина, согнувшегося над своим огнивом. Огонек уверенно разросся в костер, разгораясь все сильнее и ярче, по мере того как люди спешно зажигали от него факелы, благо вокруг в изобилии рос сухой кустарник. После этого воины стали приближаться к башне, и вот уже первая стрела, обмотанная промасленной тряпкой, оказалась запалена от факела. Секунда, и лучник послал в сторожевую башню огненный росчерк. Пропев в безмолвном ночном воздухе, запальная стрела стукнула в деревянные подмостки, брызнув фонтанчиком искр. И вот уже в строение безудержно устремились огненные стрелы, с жарким треском втыкаясь в балки и горя, горя.

— О боги! — Рука Септимуса сжалась в кулак на рукояти меча. — Они хотят нас отсюда выкурить!

Воды в башне, понятное дело, не было. Кастор хладнокровно пожал плечами:

— Ничего не поделаешь. Созывай сюда тех, кто сверху.

— Слушаю.

Минуту-другую спустя, когда в тесном караульном помещении внизу башни сгрудились все, кто уцелел, Кастор поднялся на ноги и оперся о стену, оглядывая вверенных ему людей.

— Для нас, друзья, все кончено. Или оставаться здесь и заживо сгореть, или же выйти наружу и захватить с собой в подземное царство кого-нибудь из них. Вот и весь выбор. Так что когда я отдам приказ, следуйте из башни за центурионом Септимусом. Он теперь ваш старший командир. Сомкнитесь в строй и крушите врага без страха. Понятны мои слова?

Солдаты откликнулись одобрительными кивками и возгласами.

— А как же вы? — прокашлявшись, неуверенно спросил Септимус. — Вам же никак, с ногой-то?

— Я знаю. И потому останусь здесь, при сигнуме когорты. Им он, понятное дело, не достанется. — Кастор протянул руку к знаменосцу когорты. — Подай его мне.

Молодой сигнифер вначале было замешкался, но затем шагнул вперед и уступил древко своему командиру.

— Сила и честь! — произнес он с поклоном.

Кастор, кивнув, твердо взялся за древко сигнума с навершием-ладонью, попутно используя его как подпорку для безнадежно раненной ноги. Вокруг уже с тихим гудением потрескивало пламя, а потеплевший воздух дымно-оранжевым маревом озарял вокруг башни землю. Кастор заковылял к узкой угловой лестнице.

— Когда доберусь до крыши, даю вам сигнал к атаке. Пусть ни один укол копья и удар меча не пропадет даром, ребята. А будет скучно — ведите счет.

— Непременно, командир, — сказал негромко Септимус.

Центурионы на секунду сомкнули предплечья, после чего Кастор, стиснув зубы, тронулся наверх, не без труда взбираясь по деревянной лестнице. Воздух вокруг становился все жарче; завитки дыма курчавились в оранжевом свете, бойко играющем в окнах и щелях бойниц. К той поре как он добрался до верхотуры, ближний к неприятелю бок сторожевой башни уже вовсю полыхал. В огненных отблесках было видно, как снаружи нетерпеливо ждут развязки орды парфян.