Бен Кейн - Серебряный орел Страница 50

— Ну, будешь говорить?

Тарквиний открыл глаза и увидел перед собой примпила. Вахрам уже вынул изо рта Тарквиния кляп.

— Что ты хочешь знать? — прошептал гаруспик.

Губы Вахрама искривились в торжествующей усмешке.

— Все. Все, что со мной будет дальше.

— Твое будущее? — хрипло, каркающим голосом проговорил через силу Тарквиний. — И Пакора?

Примпил решительно кивнул. Он смелел прямо на глазах.

— Кто теперь будет командовать Забытым легионом? — требовательно спросил он. — Конечно же, не этот калека, который валяется на постели!

Все окончательно прояснилось. Гаруспик попытался сглотнуть, но во рту было сухо. Пакор начал понемногу выздоравливать, и надежды Вахрама пошатнулись. Честолюбивый центурион набрался смелости и решил действовать. Теперь ему требовалось подтверждение того, что командование Забытым легионом перейдет к нему. Если Тарквиний такое подтверждение даст, Пакор умрет. Если же не даст…

За спиной коренастого парфянина взметнулись языки пламени. Получив в пищу новые сухие поленья, огонь ожил и заметался, выискивая место, где ярче вспыхнуть.

Вахрам проследил за взглядом гаруспика, и на его лице выразилось откровенное нетерпение. Однако же на некоторое время он умолк.

В белом пламени вновь появился тот же конник, которого Тарквиний недавно видел. На сей раз его удалось узнать сразу. Определенно, это был Вахрам. У него не было кисти правой руки, и выглядел он насмерть перепуганным. Огромным усилием воли гаруспику удалось сохранить отсутствующее выражение лица. Раскрыть последнее видение значило лишиться жизни. Вахрам был страшен в гневе.

— Ну?

Сознание Тарквиния туманила боль. Он не смог выдумать подходящего ответа и просто покачал головой.

Зарычав от злости, примпил ударил его кулаком в лицо.

Гаруспик почувствовал, как сломалась косточка в носу. Рот сразу заполнился кровью; Тарквиний сплюнул сгусток на ковер.

— Неясно… — пробормотал он, не разжимая покрывшихся красным налетом зубов. — В последнее время мне мало что удается увидеть.

Вахрам недоверчиво поморщился.

Пакор крепко спал в своей постели всего в нескольких шагах от Вахрама и Тарквиния.

— Ну-ка, еще разок выведите его на улицу.

Воины поспешили выполнить приказ. Подняв Тарквиния на ноги, они поволокли его к двери.

— Постойте!

Тарквиний узнал характерный звук вынимаемого из ножен кинжала. Потом последовала продолжительная пауза.

Один из парфянских воинов оглянулся через плечо и рассмеялся, увидев, чем занимается Вахрам.

Тарквиния затошнило. Жестокость примпила не знала предела. Неторопливые шаги приблизились. Раскаленное лезвие прикоснулось к самой глубокой из ран на спине гаруспика. Он не сдержался и громко застонал.

Пакор заворочался на кровати, и Вахрам, сообразив, что ведет себя неосторожно, отдернул руку и проследовал за своими телохранителями и узником за дверь. Тарквиния вновь привязали к железному кольцу.

Раз за разом докрасна раскаленное острие вонзалось в истерзанную плоть гаруспика. А Вахрам то и дело привставал на цыпочки и шептал ему в ухо:

— Не упрямься, говори — и я перестану.

Тарквиний пошел бы на это, чтобы прекратить страдания, но не мог. В его разуме, обычно столь остром, сейчас не было ничего, кроме двух видений. Во время злополучного похода в святилище Митры он увидел, что его собственная участь и жизни Ромула и Бренна всецело зависят от судьбы Пакора, а сегодня в огне ему открылось, что жизни примпила грозит какая-то серьезная опасность. Сообщить Вахраму о том, что он знал, было бы непростительной глупостью, а ничего другого придумать не удавалось. Значит, оставалось лишь терпеть мучения дальше.

К счастью, на морозе кинжал быстро остыл.

Но примпил отправился к огню, чтобы раскалить его заново.

Силы оставили Тарквиния, его ноги подогнулись. Веревка, которой были связаны его запястья, натянулась и с силой врезалась в тело, но гаруспик уже не чувствовал этого. Боль от жестокой порки и ожогов почти сломила его.

Стражи, дожидавшиеся возвращения своего господина, о чем-то болтали между собой и даже не смотрели на избитого гаруспика.

Тарквиний открыл глаза, но не мог сфокусировать взгляд. Он чувствовал, как с каждым ударом сердца его покидали силы.

Тут ему в лицо ударил порыв ледяного ветра, и он посмотрел вверх.

Ночное небо, на которое ему удалось мельком взглянуть раньше, совершенно изменилось. Не было видно ни луны, ни звезд. Вместо них громоздились устрашающие гигантские башни-тучи; в их глубине вспыхивали зарницы, предупреждающие о приближении бури. Уже доносились отдаленные раскаты грома, а воздух словно отяжелел, предвещая скорый разгул стихии.

Кровь Тарквиния забурлила от выплеснувшегося адреналина.

Ничего не позволяло увидеть будущее так верно и отчетливо, как гром и молнии. Значительная часть древних этрусских книг, которые он столько лет изучал в молодости, была посвящена описанию и анализу именно этих небесных явлений. Возможно, ему удастся увидеть что-нибудь такое, что умиротворит мстительного примпила. И спасет его собственную жизнь.

С быстротой, недоступной глазу, прямо над головой у него из громадной тучи ударила ослепительная стрела молнии.

Перед Тарквинием, словно наяву, возникли видения, и его глаза сами собой широко раскрылись.

Скифские конники, успешно атакующие намного уступающий им числом римский отряд. Пятеро легионеров с поднятыми мечами окружили Ромула и Бренна.

Труп, висящий на кресте.

Двое мужчин, катающихся, сцепившись, но земле возле догорающего костра. В руке одного стиснута стрела с зазубренным наконечником. Рядом спят ничего не подозревающие товарищи. А второй из дерущихся — Ромул.

Тусклая полоса света, пролегшая на мгновение по земле, возвестила о возвращении Вахрама со стиснутым в правой руке раскаленным кинжалом. Центурион хорошо понимал, что Тарквиний долго не выдержит.

— Ну, готов говорить? — почти ласково спросил он.

Тарквиний, погруженный в транс, ничего не ответил.

Вахрама перекосило от ярости, и он приложил клинок к левой щеке Тарквиния.

Резко запахло паленым мясом.

Тарквиний, перед тем долго сдерживавший дыхание — совершенно не сознавая того, — закричал. И, собрав остаток сил, устремился всем существом вверх, к молниям, которые теперь почти непрерывно сверкали в тучах. Пусть он погибнет, но перед смертью он должен узнать.

Стрела, угрожающая Ромулу, была скифской. Отравленной скифионом.

Откуда-то, словно издалека, донесся голос примпила.