Спартанец - Валерио Массимо Манфреди Страница 51

– Не жалуйся, – сказал мужчина, – твое щедрое вознаграждение возместит причиненные неудобства. Но ты уверена, что он ничего не сказал? Даже во сне?

– Ничего. Я не спала всю ночь, чтобы не пропустить ни одного вздоха, как ты и приказал. Что особенного в этом молодом человеке? Почему он заслужил столько внимания, сколько до него мы оказывали лишь сатрапу из Персии и тирану с Сицилии?

– Не спрашивай. Даже я не знаю ответа на этот вопрос и не знаю, кто стоит за этим. Скорее всего, речь идет об очень важном деле. Возможно, этот человек принадлежит к какому-то могущественному роду с континента. Ты абсолютно уверена, что он ничего не сказал во сне?

– Ничего осмысленного… Если в его сознании и скрывается какая-то тайна, то она спрятана так глубоко, что, даже всецело предавшись сну и любви, он не смог выпустить ее из себя. Я лишь уверена в том, что он страстно любит женщину по имени Антинея. Должно быть, он потерял ее тогда, когда был влюблен без памяти. Поэтому рана не затянулась. Наши чары и чары святой статуи воскресили образ любимой женщины, и он увидел во мне Антинею, утраченную любовь; большего я сказать не в силах. Эта любовь, однако, настолько велика, что я испугалась… Если бы иллюзия пропала, он бы убил меня…

– Вряд ли. Наши иллюзии не возникают на пустом месте. Этот храм – священное место для богини любви. В его душе живет некая другая воля или сила, почти другой человек.

– Почему же ты не попросил вмешаться верховную жрицу? Только она могла бы глубоко заглянуть в его душу и увидеть…

– Верховная жрица видела, как он вошел в храм. Вслед за ним вошла его тень. Она увидела, что это была тень волка. Когда она попыталась заглянуть в мысли этого человека, волк обнажил клыки и из его красных глаз посыпались зловещие искры.

Девушка нахмурилась, запахнула платье на голом теле и направилась к дальнему концу зала. Мужчина последовал за ней, и они скрылись за дверью.

Клейдемос открыл глаза и взглянул вверх. Утреннее солнце вливалось в храм сквозь отверстие в крыше. Белые голуби ворковали на карнизе, целуя друг друга клювами, стайки воробьев мелькали в освещенном отверстии. С каждой минутой щебетание зябликов и щегольков становилось все радостнее, возвещая восход солнца. Клейдемос встал, приложил ладони к вискам и, пройдя через большой зал, вышел на улицу под портик. У подножия ступеней рядом с ослом стоял Лахгал. Клейдемос подошел с мрачным видом.

– Ах ты, змееныш! – крикнул он и дал ему пощечину. – Выходит, ты обо всем знал.

Клейдемос вскочил на осла и рысью понесся по узким улицам города, затем выехал через западные ворота и направился в сторону порта. Вскоре он придержал животное и стал вспоминать слова, которые утром услышал в храме. Позади раздался крик:

– Двуименный! Двуименный, остановись! Остановись, прошу тебя!

Это был Лахгал. Он несся по дороге, плача и крича одновременно. Но Клейдемос не обернулся. Но мальчик догнал его и сказал, запыхавшись:

– Двуименный, я знаю, что ты сейчас думаешь, но я не хотел причинить тебе вреда. Хозяин приказал отвести тебя к храму. Что я мог сделать? – (Клейдемос не ответил.) – Послушай, Двуименный, что случилось в храме? Тебя обидели?

– Я поведал тебе историю своей жизни, а ты обманул меня. Я не хочу тебя видеть, уходи!

Лахгал дернул его за хитон:

– Двуименный, ты свободный человек и можешь говорить, что хочешь. Я раб. Если я не сделаю того, что велят, меня изобьют до смерти, будут мучить голодом и жаждой. – Мальчик забежал впереди осла, остановился посреди дороги, повернулся спиной, снял одежду и обнажил худую спину, покрытую рубцами. – Посмотри на мою спину, Двуименный! – крикнул он. – Ты такой же лгун, как и я, если сказал, что был рабом, а теперь не понимаешь поступок Лахгала.

Клейдемос слез с осла и подошел к мальчику:

– Я понял, Лахгал, я понял, что ты хочешь сказать. Прости за то, что я тебя ударил. – Он положил руку на костлявые плечи.

– Это значит, что я могу пойти с тобой, Двуименный? Ты уже не сердишься?

– Нет, не сержусь.

Мальчик вытер слезы и оделся. Они двинулись в путь молча, держась за руки. Солнце показалось из-за холмов, клонившихся к морю, и от них легла тень на дорогу, усыпанную золотистым песком. В небе кружились ласточки.

Всадника сразу отвели к царю Павсанию, который еще бодрствовал, сидя при свете большого канделябра с шестью рожками.

– Да сохранят тебя боги, господин, – сказал мужчина. – Я пришел доложить тебе о результатах миссии, которую ты мне поручил.

– Садись, – ответил царь, – и рассказывай.

– Что ж, государь, все прошло хорошо. Юный Клейдемос ничего не заподозрил, вошел в храм и провел там ночь. Но к сожалению, он не сказал ничего из того, что ты хотел узнать. Он был одурманен, когда к нему подошла дева. В ней он увидел женщину, которую страстно любил, но потерял.

– Называл ли он ее по имени? – спросил царь.

– Антинея, ее звали Антинеей. Девушка, однако, побоялась рисковать и не стала выдавать себя за ту, о которой ничего не знает. Казалось, что юноша сумел сохранить частичную трезвость ума. Слишком смелое поведение могло вызвать его гнев. Верховная жрица внимательно осмотрела его, когда он вошел, и испугалась.

– Антинея… – пробормотал царь и провел ладонью по лбу. – Это какая-нибудь девушка с горы… Больше он ничего не поведал о своих чувствах?

– Нет, господин… только слова… любви, – ответил мужчина, слегка смутившись.

– Понимаю, хорошо. Можешь идти. Ты получишь оговоренное вознаграждение у казначея.

Мужчина поклонился и вышел, а царь, оставшись один, стал размышлять: «Итак, в сердце молодого Клеоменида, по-видимому, преобладают частные, личные переживания. С другой стороны, любовь – вполне естественное чувство для человека его возраста. Тем лучше… В конце концов, так будет даже проще исполнить то, что я задумал. К тому же время у меня еще есть, много времени. Я смогу убедить его присоединиться ко мне, ведь у него совсем нет опыта в том мире, в котором ему предстоит жить. И ни одного друга на всем белом свете».

Глава 4. Азия

Пользуясь поддержкой флота, курсировавшего вдоль берегов Херсонеса Фракийского, армия Павсания оставила Византий, чтобы занять земли к северу и востоку от Священной горы вплоть до Салмидесских полей. В течение трех с лишним лет Клейдемос участвовал в походах, возглавляемых царем, и остался с ним даже тогда, когда афиняне и союзники взяли на себя командование морскими силами. Сердце его каменело, и с каждым днем он делался все мрачнее. Сам того не замечая, под влиянием железной спартанской дисциплины Клейдемос превратился в холодного и беспощадного разрушителя. Но не была ли на то воля