Андрей Степаненко - Великий мертвый Страница 52

— Я найду ему самое лучшее, самое полезное применение, какое смогу, Великий Тлатоани…

Улицы пришли в движение буквально за три-четыре часа до намеченного и все еще горячо обсуждаемого выхода из города.

— Кортес! — крикнул дозорный из угловой башни. — Иди сюда, Кортес! Быстрее!

Кортес чертыхнулся, сунул найденную в бумагах Мотекусомы схему города Сандовалю, пересек двор, быстро взобрался по лестнице наверх и, тяжело дыша, встал рядом.

— Что у тебя.

— Смотри… — ткнул пальцем дозорный. — Во-он там.

Кортес пригляделся. Вдоль пролегающего неподалеку канала двигалась группка до предела возбужденных горожан.

— Ты посмотри, что у них на шесте…

Кортес пригляделся и презрительно хмыкнул. Это была голова. Самая обычная голова.

— И ты меня за этим от дела оторвал?

— Он бородатый, Кортес! — с напором произнес дозорный. — Приглядись!

Кортес пригляделся… и ничего не разглядел.

— Далеко…

И вот тогда закричали с соседней башни.

— Вниз посмотри! Вниз! Прямо под вами!

Кортес высунулся из бойницы и обмер. Вдоль стены шла еще одна процессия — человек в пятьдесят, и тот, что был впереди, тоже держал шест с головой. И это определенно была голова кастильца.

— Черт! Откуда это у них?

— Это Аргэльо… из Леона, — взволнованно пояснил дозорный. — Неужто не узнаешь? Такого урода, как он, было еще поискать…

Кортес похолодел. Аргэльо он оставил в крепости Вера Крус.

— Сеньора Наша Мария!..

Он слетел вниз по лестнице, утроил посты, оторвав от дела даже тех, кто паковал золото, приказал трубить общий сбор и срочно укреплять ворота, всем, чем только можно, а спустя два часа из гарнизона Вера Крус прибежали два гонца-тотонака. Протиснулись в осторожно приоткрытые ворота, сунули Кортесу письмо, а, едва отдышавшись, стали рассказывать сами.

Кортес слушал и мрачнел. В письме-то было описано героическое сражение с целым легионом индейцев, но, судя по рассказам тотонаков, оставленного им за начальника крепости и во всеуслышанье объявленного своим родным братом Хуана Эскаланте, просто обвели вокруг пальца.

Начальник мешикского гарнизона из Наутлы выбрал самое близкое к городу Вера Крус, но еще не успевшее породниться с кастильцами селение и начал требовать взноса. Понятно, что тотонаки к уплате оказались не готовы, и военные принялись жечь крыши, поливая их — для дыма — водой.

Не разобравшийся толком, что происходит, Хуан Эскаланте «клюнул» на дым, вывел из крепости две тысячи союзных тотонаков, сорок солдат и две пушки, а когда вражеский гарнизон «дрогнул» и отступил, не придумал ничего умнее, чем «догнать» его на территории Мотекусомы — аж в Наутле.

— Вот дур-рак! — схватился за голову Кортес, едва услышал, куда занесло чертова Эскаланте. — Ну, дур-рак!

Понятно, что в Наутле на Эскаланте насели по настоящему, а главное, на вполне законных основаниях. В результате Эскаланте был тяжело ранен, а в руках врага осталось шесть кастильских трупов и один конский, головы от которых, судя по всему, показали уже всей стране, а теперь еще носят и по столице. Это было объявление войны, и, судя по торжественным шествиям вокруг дворца, столичные жители это уже понимали.

— Нельзя нам сейчас отсюда высовываться, — мрачно прокомментировал новости Альварадо.

— Да, знаю я! — закричал Кортес. — Уж получше тебя соображаю! Ты бы лучше сказал, что мне можно!

— Без башки остаться можно, — мрачно отозвался Альварадо, — если на меня будешь орать…

Это Кортеса отрезвило. Не без труда пропустив мимо ушей сказанное, он оглядел капитанов и принял решение:

— Сегодня никуда не прорываемся. Как бы ни сложилось, а Мотекусоме деться некуда, — только нам помогать.

Верховный судья очень боялся, но статус обязывал идти с докладом к Мотекусоме именно его. Тщательно собрав бумаги и торжественно простившись с женой и специально приглашенными детьми, он двинулся во дворец и, старательно преодолевая острое желание развернуться назад, вошел в парадный вход. Разулся, набросил на плечи служебную накидку и, пройдя по коридору бесконечное число шагов, оказался в комнате для приемов. Коснулся ковра у ступней Мотекусомы, затем — губ и по праву близкого родственника присел на скамейку.

— Я пришел с докладом, Великий Тлатоани, — сухо известил он.

— Говори, — разрешил Мотекусома.

Верховный судья кинул осторожный взгляд в сторону напряженно замершего Кортеса и достал из футляра послание из Наутлы.

— Наши границы в провинции Наутла беззаконно нарушили войска твоих высокочтимых гостей — кастилан.

Марина и Агиляр беспрерывно переводили белому от напряжения Кортесу.

— Решать, конечно, тебе, — продолжил Верховный судья, — но в такой ситуации высокочтимых гостей следует выслать за пределы Союза. Таков закон.

Кортес побледнел еще сильнее, а Сандоваль и Альварадо побледнели и поправили спрятанные под накидками арбалеты.

— Когда кастилане возместят нанесенный Наутле ущерб, ты снова сможешь принять их, как гостей, — тщательно проговаривал заученный текст Верховный судья. — Но сейчас им следует удалиться. Для их же безопасности.

— Это все? — тихо спросил Мотекусома.

— Все.

— Тогда иди.

Верховный судья поднялся, задом попятился к двери, а едва оба переводчика донесли суть сказанного, Кортес подскочил.

— Как это иди?! Альварадо! Догнать!

Верховный судья охнул и прибавил ходу, а, расслышав позади тяжелые шаги, схватился за сердце и, прихрамывая на обе ноги, побежал изо всех сил. А когда ему оставалось лишь завернуть за угол и преодолеть последние полтора десятка шагов, арбалет тенькнул, и меж лопаток судье вошла маленькая стрела с крепким железным наконечником.

Когда Альварадо притащил Верховного судью за ногу, в комнате воцарилась гробовая тишина.

— Т-ты зачем это сделал? — выдохнул Кортес.

— Убегал, — коротко объяснил Альварадо и все так же, за ногу поволок труп через комнату. — Куда его? К тем троим?

Ошарашенный Кортес лишь махнул рукой. И тогда Мотекусома что-то произнес.

— Он говорит, если бы Альварадо его не убил, у вас было бы целых трое суток, — быстро перевели толмачи.

— А теперь сколько? — как очнулся Кортес.

— Сутки. Дольше Высший совет Союза ждать не будет.

— Чтоб им в аду жариться! — охнул Кортес и оглядел капитанов. — Так. Берем Мотекусому и — к нам, в старые апартаменты. А когда солнце сядет, будем прорываться.

Капитаны мрачно кивнули и ухватили Великого Тлатоани подмышки.