Бен Кейн - Серебряный орел Страница 55

Противников разделяло двадцать шагов, потом десять.

— За Забытый легион! — взревел Бренн. — ЗА-БЫ-ТЫЙ ЛЕ-ГИ-ОН!

Как один человек, легионеры ответили громовым, страшным кличем.

Этот клич объединял их всех, думал Ромул. Они ведь и вправду были забытыми солдатами Рима, сражавшимися за спасение собственной жизни на самом краю земли. Продолжал ли дома кто-нибудь думать о них и тревожиться об их участи? Вряд ли. У них не было никого, кроме друг друга. А этого, как выяснилось, недостаточно. Скрипнув зубами, Ромул покрепче сжал горизонтальную рукоять щита. Римский скутум, снабженный тяжелым железным шипом, мог служить отличным тараном.

Между тем скиф сообразил, что острие клина устремилось прямо на него, и испуганно озирался по сторонам.

Слишком поздно.

Ромул вскинул скутум вверх и разбил скифу нос. Воин застыл на месте, оторопев от резкой боли, а Ромул уже воткнул гладиус ему в грудь. Голова в шлеме качнулась и уплыла вниз. Но задние ряды успели изготовиться, и перед Ромулом предстало сразу несколько рычащих бородатых лиц. Опустив щит, Ромул позволил инерции, набранной клином, нести себя вперед. Он видел рядом только Бренна и еще одного легионера, но знал, что за спиной у него еще около сотни человек.

Еще один скиф дико заорал и, широко размахнувшись, попытался мечом ударить Ромула. Тот умело принял удар на металлическую оправу щита. Его противник снова поднял руку, чтобы повторить удар, и Ромул, сделав выпад, глубоко вонзил лезвие гладиуса ему в подмышку. Он хорошо знал, какие повреждения причиняет такой удар: пройдя между ребрами, клинок протыкает легкое и несколько крупных сосудов, случается, даже задевает сердце. Скиф по-рыбьи раскрыл рот. Напором артериальной крови клинок почти выбросило наружу; воин рухнул наземь уже мертвым. Ромул скорчил довольную гримасу. Ну вот, двое готовы, думал он. Осталось еще несколько сотен. Судя по многоголосым крикам, раздававшимся у него за спиной, весь клин успешно продвигался вперед.

Раздумывать было некогда.

На Ромула кинулись сразу двое крепко сложенных мужчин, очень похожих друг на друга, вероятно, братьев. Один голыми руками ухватился за край щита и отжал его вниз, а второй нанес удар длинным кинжалом. Ромул с трудом увернулся, но все же лезвие скользнуло по нащечнику шлема и задело его по лицу под правым глазом. Первый скиф все еще пытался вырвать у него скутум, и Ромулу не оставалось ничего, как выпустить щит, — драться сразу с двумя противниками было невозможно. От неожиданности скиф упал навзничь.

А его брат злорадно улыбнулся, увидев, что Ромул остался без щита, и, подавшись вперед, попытался рубануть своим кинжалом по открытым ногам молодого легионера. Ромулу нужно было действовать молниеносно. Скиф находился слишком далеко для того, чтобы его можно было ударить гладиусом. Ромулу оставалось лишь одно — врезать ему левой рукой по голове. Полуоглушенный воин покачнулся, и Ромул получил возможность воспользоваться мечом. Он ухватил костяную рукоять обеими руками и вонзил клинок скифу в бок. Железо проскрежетало по кости и проткнуло почку.

Раздался звериный крик невыносимой боли; Ромул, склонившись, провернул меч в ране — чтобы убить наверняка.

Второй воин вскочил на ноги и увидел, как его брат бьется в агонии на земле. С перекошенным от гнева лицом он кинулся на Ромула. Это было с его стороны непростительной глупостью. Ромул воспользовался одним из тех приемов, которым обучил его Бренн: стоя на месте, он снял левую руку с рукояти гладиуса и сильно ударил скифа в лицо металлическим наручем. Выиграв таким образом время, он высвободил меч из тела убитого и одним прямым ударом покончил и с этим неумелым противником.

Быстро оглянувшись по сторонам, Ромул увидел, как обстоят дела у его товарищей. Справа от него Бренн, словно одержимый, пробивался сквозь ряды скифов. Ростом и мощью он до полусмерти пугал врагов еще до того, как начинал рубиться с ними. А ведь галл не только был богатырем, но и не знал себе равных во владении оружием. Ромул с благоговейным восторгом смотрел, как Бренн сошелся со скифом, который лишь немного уступал ему ростом, и заставил противника быстро отпрыгнуть и свалить спиной сразу двоих товарищей, стоявших позади него. Затем он потерял равновесие, и галл нанес ему мощный удар ногой в живот. Скиф упал, Бренн кинулся к нему, мимоходом обрушив нижний край щита на голову другому скифскому пехотинцу. Тот рухнул без сознания с рассеченной до кости головой. Только Ромул сразу понял, почему так получилось. Бренн не упускал из виду ни одной хитрости, которая могла бы помочь в бою. И в легионе он точно так же, как в лудус, остро затачивал нижнюю кромку оправы своего щита.

— Всего ничего осталось! — заорал с левого фланга Гордиан, указывая вперед окровавленным гладиусом.

Ромул ухмыльнулся. Действительно, путь на запад им преграждали только три шеренги врагов.

С новой яростью легионеры ринулись вперед. Еще несколько ударов мечами — и скифов на их пути не осталось. На флангах клина все еще продолжали сражаться, но легковооруженные противники римлян к тому времени совсем пали духом. Когда преграда осталась позади, легионеры позволили себе ненадолго задержаться. Семеро из них пали в этом бою, более дюжины получили легкие ранения, но больше девяноста человек остались невредимыми и были в силах преодолеть расстояние, отделявшее их от лагеря легиона. Тяжело дыша, багровые от напряжения, они остановились, радостно оглядывая безлюдный ландшафт.

— Никогда еще так не радовался пустой дороге, — сказал Гордиан, вытирая пот со лба. — А ты молодец, парень.

Ромул обрадовался похвале, но ничего не сказал.

Гордиан заметил, как Бренн бросил на друга встревоженный взгляд.

— В чем дело?

Сквозь крики раненых и уже нестрашные боевые кличи скифских пехотинцев, оставшихся позади, Ромул услышал топот копыт. Ему сразу вспомнились Карры, и по коже побежали мерзкие холодные мурашки.

— Конница, — сказал он упавшим голосом.

Встревоженный Гордиан всмотрелся в лежавшую перед ними дорогу. Там пока еще никого не было.

Вопросы посыпались со всех сторон, но Ромул не стал отвечать.

Теперь уже все слышали то же, что и он.

Бренн стоял спокойно и думал о жене и сыне, которые погибли, когда его не было рядом, чтобы защитить их. О дяде, который спас его ценой своей жизни. О двоюродном брате, которого Бренну не удалось спасти. Только смерть могла успокоить муки совести, которые непрестанно пробуждали в нем мысли об этих потерях. И если бы ему удалось сохранить жизнь Ромулу, отдав взамен свою, он погиб бы не зря.

Поэтому, первым увидев с высоты своего роста приближавшихся всадников, Бренн улыбнулся. Чуть ли не весело.