Рафаэль Сабатини - Игрок Страница 55

— Ну и восхищайся! — рявкнул Орн. — Черт бы вырвал твой поганый язык, — он в ярости продолжал ходить из угла в угол. — Я убью эту отвратительную собаку. Убью его. Но сперва я поговорю с графиней. Так поговорю, что эта шлюха до конца жизни запомнит.

Так рассчитывал оскорбленный граф Орн. Но после мучительной бессонной ночи в квартире де Миля, когда он на следующее утро явился на улицу Аржантей, то наткнулся там на отряд военной полиции, который искал его.

Ему даже не разрешили повидать графиню и взять с собой то, что он просил. Его бросили в карету и повезли в Бастилию.

Он, конечно, боялся самого худшего. И только через несколько дней с удивлением узнал, что его арестовали не за участие в заговоре, а всего лишь за нарушение запрета регента. Расследование, проведенное в Со, выяснило, что он тоже был там, то есть менее чем в пятидесяти лье от Парижа, как ему было приказано. Поэтому был выписан ордер на его арест, его разыскали на улице Аржантей и посадили в тюрьму без всякого суда. Он вздохнул с облегчением, хотя и был удивлен. Ему не терпелось отомстить за себя. Но он вспомнил, как кто-то сказал, что месть — это блюдо, которое лучше есть холодным. И он решил, что так действительно будет лучше.

Глава 20

Общественный долг

Достижения лаэрда Лауристонского в сфере финансов превосходили все, известное до него, но и они должны были померкнуть в сравнении с тем, что он собирался предпринять дальше.

Возможно, в реализации своих гигантских планов он находил утешение от сердечной боли, которую испытывал после встречи с графиней Орн. Не исключено также, что, после того, как она открыла свои чувства к нему, он стал питать надежду если и не на возобновление их прежней близости, то хотя бы на то, что достижение им головокружительных высот в экономике заставит ее тайно гордиться им. Это чувство встречается довольно часто. А может быть, все объяснялось еще проще — его безграничным честолюбием, которое удовлетворилось бы только тогда, когда вся экономика Франции оказалась бы в его крепких руках. Скорее всего, однако, его невероятную активность вызывали все три названных стимула и можно только гадать, какую часть составлял каждый из них.

После заключения ее мужа в Бастилию, чему она обрадовалась как избавлению, графиня Орн покинула Париж, ее дом на улице Аржантей был закрыт, и мистер Лоу узнал от леди Стэр, что она поселилась в Дордони, в приобретенном ею замке. Он подумал, что ее отъезд вызван не только арестом графа, но и благоразумием в отношении его самого. Он признал это справедливой, хотя и жестокой мерой, и целиком погрузился в свою работу.

Таким образом, в то время как граф Орн сгорал от ненависти в Бастилии, герцог де Ноай и члены парижского парламента злобно наблюдали за деятельностью удачливого иностранца, а Катрин Лоу разрывалась между светскими развлечениями и ревнивыми размышлениями о своем муже, отблеск величия которого вызывал все растущее уважение к ней в beau monde, яркая звезда лаэрда Лауристонского поднималась к своему зениту.

Теперь он держал монополию на торговлю Франции с Америкой, Азией и Африкой. Он увеличил свой флот до семидесяти кораблей. Он начал ввоз канадской кожи и владел также монополией на соль и табак.

Но, поскольку все его богатство держалось только на разработанной им системе кредита, которую плохо понимали остальные, он понимал, насколько это ненадежно. Он решил получить для себя еще больше полномочий. Главной целью для него стал пост генерального контролера финансов, на котором пока находился д'Аржансон.

Предварительным условием для этого был контроль над чеканкой монет. Он сделал регенту головокружительное предложение взять на себя выплату общественного долга, размер которого, достигавший полутора миллиардов ливров, требовал от казны выплат в виде ежегодных процентов восьмидесяти миллионов. Теперь мистер Лоу посчитал, что его кредит достаточно силен, чтобы выдержать этот груз. Только от человека, известного своей финансовой мудростью, регент мог согласиться выслушать серьезно такое предложение.

Когда Его Высочество пришел в себя, то дал разрешение ознакомить его с деталями плана, а также пригласил д'Аржансона принять участие в их обсуждении.

Закрывшись с ними в Пале-Рояле одним августовским днем, мистер Лоу, легко играя цифрами, отбивал все их возражения, пока и у герцога, и у генерального контролера головы не пошли кругом.

Его предложение сводилось к тому, что он брал на себя этот долг, и за это казна позволяла ему сбор налогов в стране, а также платила три процента годовых от стоимости долга, что составляло пятьдесят миллионов, то есть он экономил государству тридцать миллионов. Он же, в свою очередь, выпускал банкноты на сумму, равную сумме долга. Их должны были в установленном порядке раздать кредиторам государства и таким образом выкупить долг.

Для начала, сказал он, он выпустит сто тысяч банкнот по пятьсот ливров каждая. Регент выпятил нижнюю губу, сомневаясь, разойдется ли такое количество. Но мистер Лоу сказал, что он придумал наживку, которая должна будет притянуть публику. Это была наживка, основанная на отсутствии выбора.

Монополистическая сеть, объединившая крупнейшие компании в одну — Индийскую, привела к тому, что единственным другим местом, куда можно было инвестировать капитал, оставался государственный долг. Поскольку этот долг брала на себя все та же Индийская компания, обладающие капиталом члены общества, рантье, не имели иного выхода, кроме как вкладывать свои деньги в выпущенные акции, если они, конечно, хотели и дальше продолжать стричь купоны. Схема поражала своей простотой.

Убежденность регента переросла в энтузиазм, и он дал свое согласие.

Тщетно д'Аржансон, от возмущения лишившись даже своего обычного красноречия, пытался противостоять этому плану. Перед ним встала отчетливая перспектива лишиться права на сбор налогов и, таким образом, у него, генерального контролера финансов, не оставалось, собственно, никаких финансов для контроля.

— Ваше Высочество, неужели вы не видите, что происходит подмена государства Индийской компанией? Ведь вы фактически превращаете долги государства в акции компании господина Ла. Вы также забываете об интересах тех, кто вложил деньги в организацию сбора налогов. А они имеют от нас двенадцать процентов годовых. Теперь их дивиденды, получается, будут произвольно снижены до трех процентов?

— Не произвольно, — сказал регент. — Вы исходите из того, что они будут обязаны реинвестировать средства в акции компании. Но никто их не станет к этому принуждать.