Роберт Харрис - Архангел Страница 6

Время шло, и Надария не раз ходил наверх проверить, что там происходит, и, вернувшись, всякий раз говорил: «Совещаются». Опять-таки — ну и что? Ничего необычного: Президиум частенько заседал часами. Но время подошло к восьми, начальник охраны стал тревожиться, а в десять, когда на дворе наступили летние сумерки, велел всем подняться с ним наверх.

Они вломились, невзирая на возражения маленковских секретарш, в большую комнату. Там было пусто. Саркисов кинулся к телефонам — они были отключены. Один из стульев лежал опрокинутый, и на полу возле него валялись смятые бумажки — на каждой рукою Берии красными чернилами было написано одно слово: «Тревога!»

Они могли бы, наверно, посражаться за Хозяина, но что бы это дало? Его поймали в ловушку, засада была устроена Красной армией. Жуков даже вывел танки — двадцать «Т-34» стояли позади дома Хозяина (об этом Рапава узнал позже), а Кремль заполнили броневики. Так что всякое сопротивление было безнадежно. Ребята и пяти минут не продержались бы.

Их тут же разделили. Рапаву увезли в военную тюрьму на северной окраине города, где его били до полусмерти, обвиняя в том, что он поставлял Хозяину несовершеннолетних: ему предъявили показания свидетелей, фотографии жертв и, наконец, список из тридцати имен, который Саркисов (этот громила Саркисов — ничего себе выносливый парень!) написал на второй день своего пребывания в тюрьме.

Рапава же не рассказал ничего. Его тошнило от всего этого.

Потом как-то вечером, дней через десять после переворота (а Рапава всегда будет считать это переворотом), его залатали, вымыли, дали чистую тюремную робу и повели в наручниках в кабинет начальникатюрьмы на встречу с большой шишкой из министерства государственной безопасности. Это оказался жесткий на виа здоровенный бугай лет сорока с лишним — сказал, что он замминистра и хочет поговорить о личных бумагах товарища Сталина.

Рапаву наручниками приковали к стулу. Охранников отослали из комнаты. Замминистра сел за стол начальника тюрьмы. На стене за его спиной висел портрет Сталина.

Какое-то время замминистра разглядывал Рапаву, затем сказал, что у товарища Сталина в последние годы появилась привычка делать записи, чтобы ничего не забыть при своей огромной загруженности. Иногда он писал на обычных листах бумаги, а иногда в черной клеенчатой тетради. Об этих записях знали лишь некоторые члены Президиума, а также товарищ Поскребышев, многолетний секретарь товарища Сталина, которого предатель Берия недавно засадил по ложному обвинению. Все свидетели утверждают, что товарищ Сталин держал эти записи в своем кабинете в личном сейфе, ключ от которого был только у него.

Замминистра пригнулся и впился черными глазами в лицо Рапавы.

После трагической кончины товарища Сталина делались попытки найти этот ключ. Но его так и не обнаружили. Поэтому было принято решение взломать сейф в присутствии всех членов Президиума и посмотреть, не осталось ли после товарища Сталина материалов исторической ценности или таких, которые могли бы облегчить принятие невероятно ответственного решения о назначении преемника.

Сейф был вскрыт при членах Президиума и оказался пуст, если не считать нескольких мелочей, вроде партийного билета товарища Сталина.

«А теперь, — сказал замминистра, медленно поднимаясь, — мы подходим к главному».

Он обошел стол и сел на край, прямо перед Рапа-вой. Здоровый был мужик, прямо танк из мяса.

«Мы знаем, — сказал он, — от товарища Маленкова, что второго марта ночью ты ездил в Кунцево на дачу вместе с предателем Берия и что вы оба несколькоминут оставались с товарищем Сталиным наедине. Из комнаты было что-либо изъято?»

«Нет, товарищ генерал».

«Абсолютно ничего?»

«Ничего, товарищ генерал».

«А куда вы отправились из Кунцева?»

«Я отвез товарища Берия к нему домой, товарищгенерал».

«Прямо домой?»

«Да, товарищ генерал».

«Ты врешь».

«Нет, товарищ генерал».

«Ты врешь. У нас есть свидетель: охранник видел вас обоих в Кремле незадолго до рассвета».

«Да, товарищ генерал, теперь я вспомнил. Товарищ Берия сказал, что ему надо кое-что взять из своего кабинета...»

«Из кабинета товарища Сталина!»

«Нет, товарищ генерал».

«Ты врешь! Ты предатель! Вы вместе с английским шпионом Берия вломились в кабинет Сталина и выкрали его бумаги! Где они?»

«Да нет же, товарищ...»

«Предатель! Вор! Шпион!»

Каждое слово сопровождалось ударом по лицу.

И так до бесконечности.

Я тебе вот что скажу, парень: никто не знает всей правды, как обошлись с Хозяином, — даже сейчас, после того как Горбачев и Ельцин продали всю нашу чертову историю капиталистам и разрешили ЦРУ полакомиться нашими архивами. Все, что связано с Хозяином, по-прежнему засекречено. Его вывезли из Кремля на полу машины завернутого в ковер, и, говорят, Жуков расстрелял его в ту же ночь. По словам других, его расстреляли через неделю. Но большинство говорит, что его пять месяцев — пять месяцев! — держали в бункере Московского военного округа и расстреляли после тайного суда.

Так или иначе, к Новому году Берия был уже мертв.

А со мной вот как поступили — и Рапава показал изуродованные пальцы. Затем неуклюже расстегнул рубашку, вытащил ее из-под ремня и повернулся. Вся спина его была в блестящих шероховатых рубцах, сквозь кожу, как в окна, виднелись мышцы. Живот и грудь покрывала татуировка.

Келсо не произнес ни слова. Рапава снова сел, не застегивая рубашки. Эти рубцы и татуировка были его медалями за прожитую жизнь. И он с гордостью носил их.

— Ни единого слова, парень. Ты меня слышишь? Ничего они из меня не выжали. Ни одного словечка.

Все это время Рапава не знал, жив ли Хозяин и заговорил ли он. Но это не имело значения — Папу Герасимович Рапава в любом случае хранил молчание.

Почему? Из верности? В какой-то мере... а возможно, в благодарность за то, что Хозяин оставил ему жизнь. Но он был не таким идиотом, чтобы не понимать также, что в молчании его спасение. Сколько времени он бы еще прожил, если бы привел их к тому месту? Под тем деревом лежал его смертный приговор.

Пришла зима — Рапава лежал, трясясь от холода, на полу своей неотапливаемой камеры, и ему снилось, как с вишен опадают засохшие листья, голые ветки чернеют на фоне неба, слышен вой волков.

Вдруг незадолго до Нового года к нему потеряли интерес, как дети, которым надоело играть. Бить его продолжали — это уже стало делом чести, — но допросы прекратились, а после одной долгой и изобретательной взбучки кончилось наконец и битье. Замминистра больше не приходил, и Рапава догадался, что Берия мертв. Он подумал также, что наверху, видно, решили: если и были сталинские заметки, лучше их не знать.