Александр Бушков - Авантюрист Страница 60

Обхватив гостя рукой за плечи, Сабинин повлек его в кабинет, нетерпеливо, властно.

Минут через двадцать они вышли. От прежней настороженности Сабинина, плохо скрытой неприязни не осталось и следа, они шагали бок о бок с умиротворенными и благодушными лицами, подобно прославившимся на века братской любовью древнегреческим близнецам Диоскурам.

– Надюша, Наденька! – позвал Сабинин ликующим голосом. – Наш гость вынужден нас покинуть, у него неотложные дела…

Надя появилась с тем же светски невозмутимым лицом, подала руку для поцелуя. Мирский склонился над ней с грацией опытного жуира:

– Весьма был рад знакомству, мадам! Искренне надеюсь его продолжить. Сейчас же, великодушно прошу извинения, вынужден отбыть. Дела-с… Тёма, ты запомнил адрес?

– Ты мне лучше запиши, – сказал Сабинин, подавая ему свой блокнот, чуя на лице застывшую идиотскую улыбку. – А то и забыть могу на радостях…

– Изволь.

Мирский крупным, разборчивым почерком написал адрес на верхнем, чистом листочке, подал Сабинину. Тот, небрежно швырнув блокнот на столик в гостиной, повел гостя в прихожую, смущенно бормоча:

– Ты уж прости за все, что я наговорил, но знал бы ты, каких мне нервов стоило тебя ожидать столько времени…

– Пустяки какие, – благодушно гудел Мирский. – Все позади, что уж тут считаться…

– Ты когда будешь на квартире?

– Часикам к шести, не раньше. Сначала нужно съездить в билетные кассы, потом навестить кое-кого…

Закрыв за ним дверь, Сабинин вернулся в гостиную. Надя ждала его, с величайшим хладнокровием скрестив руки на груди.

– Интересно, – сказала она без особого раздражения. – Тёма… Значит, тебя по-настоящему Артемием зовут?

– Поражен вашей проницательностью, мадемуазель! – рявкнул Сабинин зычно, словно подававший солдатам команду унтер, вслед за чем подхватил Надю на руки и закружился со своей очаровательной ношей по гостиной, придушенным голосом распевая, пусть и фальшиво, но с огромным воодушевлением:

Не счесть алмазов в каменных пещерах,

Не счесть жемчужин в море полуденном…

– Отпусти, сумасшедший! Что на тебя накатило?

Бережно поставив ее на ноги посреди гостиной, Сабинин шарахнулся к буфету, достал бутылку тминной, рюмку, налил себе до краев, опрокинул в рот. Шумно выдохнув, блаженным взором обвел гостиную, шагнул к висевшей на стене гитаре (Надя любила на ней иногда побренчать, довольно музыкально), упал перед Надей на одно колено и ударил по струнам во всю ивановскую:

Цыганский быт и нравы стары,

Как песни, что все мы поем,

Под рокот струн, под звон гитары,

Жизнь прожигая, зря живем!

Прощаюсь нынче с вами я, цыгане,

И к новой жизни ух-хажу от вас,

Вы не жалейте меня, цыгане,

Прра-ащай мой табор, пою в последний раз!

Безусловно, его пенье и в подметки не годилось искусству любимца публики Юрия Морфесси, [39] а уж знаменитый Николай Дулькевич [40] и вовсе выгнал бы такого певца взашей, но некоторый недостаток песенного мастерства Сабинин искренне пытался восполнить огромным энтузиазмом и громогласностью. Надя, не выдержав, зажала уши, но он, мотаясь по комнате с гитарою наперевес, без удержу распевал:

Цыганский табор покидаю,

Довольно мне в разлуке жить,

Что в новой жизни ждет меня, не знаю,

А в старой не о чем тужить!

Сегодня с вами затяну я песню,

А завтра нет меня, и я уйду от вас,

И вспоминайте цыгана песню,

Пр-ращай, мой табор, пою в последний раз!

– Я тебя умоляю! – воскликнула Надя.

Нехотя отложив гитару, Сабинин остановился посреди комнаты, медленно остывая. Потом рванулся к Наде, прижал ее к себе и, ломая всякое сопротивление, принялся громко и беззастенчиво целовать – в нос, в щеки, куда попало. Она покорилась, должно быть, справедливо рассудив, что противоречить ему сейчас бесполезно.

Выпустив ее в конце концов, Сабинин рухнул на диван, раскинул руки по спинке, блаженно улыбаясь.

– Ну, слава богу, – сказала Надя терпеливо, присаживаясь рядом. – Я уж боялась, придется карету «скорой помощи» вызывать, в смирительную рубашку завязывать…

– От радости с ума не сходят, – сказал Сабинин, улыбаясь во весь рот. – Вовсе даже наоборот…

– Что случилось?

– Попробуйте угадать, мадемуазель, вы ведь умница, я это давно начал за вами подозревать…

Она пытливо глянула ему в лицо, прикусила губку, на миг подняв глаза к потолку. Решительно тряхнула головой:

– Судя по твоим дикарским пляскам, имеется одно-единственное объяснение. Только одно событие, сдается мне, способно тебя привести в такой восторг… Твой неведомый компаньон, а? Не обманул все-таки, готов поделиться сокровищами, которые вы с ним столь старательно… добывали?

– Милая, ангел мой, солнце мое, звезда очей моих… – сказал Сабинин счастливо. – Ты совершенно права. Что ж, теперь можно признаться, что я был к нему несправедлив… Оказалось, у него были вполне уважительные причины… Все в порядке, Надюша. Это похоже на старую мелодраму, но я могу с полным на то правом воскликнуть: Господи, я богат! Я богат, Господи! Все кончилось…

– Поздравляю, – сказала Надя чуточку напряженно.

– Спасибо, Надюша, милая… – Он вскочил, чуть ли не бегом добрался до буфета и на сей раз налил себе не в скромную рюмочку, а в бокал для шампанского. – Прости, но мне позарез нужно выпить, успокоить нервы после этих двух недель… Я тебя оставлю на пару дней, не возражаешь? Мирский отправился за билетами, завтра утром мы с ним должны поехать в Будапешт. Ненадолго, конечно, я рассчитываю за день-два все уладить…

Стоя к ней вполоборота, в продуманно выбранной именно для сей реплики позе, он прекрасно видел Надино отражение в настенном зеркале. В первый миг она была прямо-таки ошарашена и не смогла этого скрыть, полагая, что он не видит ее личика, на котором последовательно сменяли друг друга растерянность, удивление, непритворная злоба… Потом совладала с собой, выглядела спокойной и безмятежной, но под этой личиной, Сабинин не сомневался, кипели все те же эмоции. Слишком неожиданным и поистине сногсшибательным оказался сюрприз…

– А зачем тебе понадобился Будапешт?

– Господи, я думал, ты и это поняла… Там деньги. Я сам и не знаю всех подробностей, Вася Мирский лучше объяснил бы, он в банковских делах дока… В общем, безопаснее и удобнее всего оказалось перевести их в Будапешт, чтобы осели на счетах именно там. Оферты, проценты, что-то там еще… я ж говорю, не силен в этих тонкостях. В Будапеште открою счет на свое имя… или все же ради вящей осторожности ограничусь шифрованным, переведу свою долю… Что ты улыбаешься?

– Похоже, я и в самом деле стала содержанкой господина скоробогача… – сказала Надя, уже полностью овладев собой. Подошла к Сабинину и уселась ему на колени. – Кажется, так должны себя вести дорогие кокотки? Если неправильно, ты мне подскажи…