Владимир Андриенко - Гладиаторы Страница 63

— А вот лечить никого не нужно. Нужно приготовить лекарство и передать его мне.

— Но для изготовления лекарства нужен диагноз, а для этого я должен осмотреть больного. Установление диагноза самое главное в деле врачевания болезней.

Сатерн внимательно посмотрел на Главка.

"Он прикидывается, что ничего не понимает. Хотя прекрасно знает, что мне нужен яд. И понятно зачем. Сейчас начнет говорить, что это не в его принципах, и что это очень опасно. Станет цену набивать".

— Осматривать больного не стоит, Главк, ибо этот больной пока совершенно здоров. Но, надеюсь, с твоей помощью он станет не просто больным, но мертвым.

— Что? — Главк закрыл глаза рукой. — Ты предлагаешь мне убить? Но медицина призвана исцелять и бог Асклепий покарает меня, если я согрешу против клятвы не приносить вреда ближнему своим искусством.

— Этак, мы будем долго договариваться. Слушай меня. Я знаю, что ты уже много раз согрешил против Асклепия, и он еще не испепелил тебя, не так ли?

— Я врач и последователь школы знаменитого Эрисистрата из Илулиды. А Эрасистрат был придворным врачом самого сирийского царя Селевка.

— Ты думаешь, что ты великий хитрец, Главк? — усмехнулся Статерн. — Твоя биография мне отлично известна, не смотря на то, что прибыл ты издалека. Отпущенник Агафирс видел тебя в Милеете, где ты был бродячим лекарем. И продали тебя в рабство за преступление. Ты до смерти залечил известного в Милете купца.

— Это подлая клевета! Это злобные наветы моих врагов!

— Не беспокойся, Главк. Я никому не расскажу твоей истории. Ты не потеряешь ни одного клиента. Более того, я дам тебе за твое "лекарство" тысячу сестерциев.

— А что тебе нужно за "лекарство"? Я могу приготовить мой териак. Если подмешать его в вино, то….

— Нет. Твой териак слишком отвратителен на вкус. И подмешать его в вино можно только лошади. Да и та не станет пить. Мне нужен яд потоньше. Такой яд, что можно закачать в перчик или яблоко.

— Это легко, но стоить такое яблочко будет полторы тысячи сестерциев. Как только я получу деньги, ты получишь этот фрукт….

Децебал увидел, как в казарму пришли двое центурионов в сопровождении отряда солдат. Он находился неподалеку и прислушался к их разговору со старшим рутиарием Авлом.

— Мы пришли по приказу городского префекта, — повелительным тоном сообщил центурион со шрамом через все лицо, который выдавал в нем бывалого воина.

— Чем могла заинтересовать наша школа господина префекта? — спросил Авл с угодливым поклоном.

— Согласно императорскому указу всех заподозренных в принадлежности к христианской секте надлежит арестовывать.

— Но у нас нет никого, кто принадлежит к этой секте…

— Есть! — центурион прервал его. — Нам доподлинно известно, что в этих казармах скрывается раб-христианин. Это Кирн. Есть у вас такой гладиатор?

— Есть, но…

— Он может пройти испытания и если пройдет, то все обвинения с него будут сняты, — пробасил центурион. — Доставь его сюда и немедленно. Если мои распоряжения не будут выполняться быстро, то я применю силу.

Рутиарий распорядился доставить Кирна к центурионам. Тот явился со сложенными на груди руками и блаженной улыбкой на лице.

— Ты, по слухам, принадлежишь к секте врагов рода человеческого, к христианам. Вы убиваете младенцев и пьете их кровь во имя своего кровожадного идола. Поэтому указом божественного Цезаря все вы подлежите аресту и казни. Ты признаешь себя сторонником Христа?

— Да! — твердо заявил Кирн. — Я верую в Иисуса Христа. Но мы никогда не пили крови младенцев и наш бог совсем не кровавый. Он собственную кровь отдал во искупление грехов рода человеческого.

Центурион ухмыльнулся и велел взять раба.

— Но этот раб собственность ланисты Акциана. И по римскому праву в жизни раба волен только его господин, — вмешался рутиарий, в душе проклиная Кирна за то, что он так легко признался в том, что сторонник новой секты. Чего проще было соврать. Он никогда не понимал этого фанатичного самопожертвования.

— Неужели твой господин пойдет против установлений божественного Цезаря? — спросил центурион.

— Нет. Не против воли Цезаря, но против произвола префекта.

— Да в чем же здесь произвол? — возмутился второй центурион, молодой человек с тонкими чертами лица и орлиным носом. — Мы оставим раба здесь, если он в нашем присутствии обругает своего Христа и принесет жертву вином или ладаном статуе Юпитера или статуе императора.

Авл подошел у Кирну и ткнул его палкой.

— Сделай то, что от тебя просят.

— Нет, — решительно тряхнул головой грек. — Не преклоню колени пред идолами.

— Что? — взревел центурион со шрамом. — Ты называешь статую божественного императора идолом? Это новое преступление — оскорбление величия!

— Не стоит передёргивать, почтенный, Никакого оскорбления величия здесь не было. Раб ничего плохого о божественном Цезаре не сказал. Даже имя императора Веспасиана Флавия не было произнесено. Под словом идол он имел в виду совсем иное.

— Ты, рутиарий, намерен чинить препятствия правосудию?

— Нет. Но раб Кирн не может быть уведен в городскую тюрьму. У нас здесь есть собственный карцер, и раб будет помещен туда. Эти мы совсем не нарушим повеления императора. И раб будет заключен под стражу. И суверенные рабовладельческие права моего господина Акциана не будет нарушены.

— Но заключение в тюрьму это еще не все наказание за принадлежность к христианской секте.

— Совершенно верно. Раб Кирн, если он не откажется от своих пагубных заблуждений, будет казнен. Его выпустят на арену ко львам во время ближайших игр. Запрос на доставку партии львов из Африки в виварии Помпей уже послан моим господином. И ты можешь это легко проверить, центурион. А смерть раба-гладиатора на арене цирка, это то, для чего он был куплен моим господином.

— Тогда раб должен быть помешен в карцер в моем присутствии, о чем сам лично доложу префекту!

— А вот это — пожалуйста! — Авл приказал своей страже отвести раба к карцер и заковать его в цепи.

Кирна увели. Децебал смотрел ему вслед и не мог понять, почему они столь яростно цепляются за свою веру. Чего проще было притворно принести жертвы Юпитеру, а затем очиститься пред лицом своего бога и все. Зачем совать голову в петлю? Что это даст?

Эти Христине были прелюбопытнешими людьми. Конечно, дак знал, что никаких младенцев они не убивают и их кровью не питаются. Он хорошо знал Давида и Кирна. Больше того, он видел, какую перемену произвело христианство в душе грека. Его характер стал много терпимее и покладистее. Он престал сквернословить, издаваться над товарищами и часто подолгу молился.