Майкл Айснер - Крестоносец Страница 68

— Вы поймете, брат Лукас, все поймете. Приходите ко мне в келью завтра утром. Приглашаю и вас, кузина, с позволения брата Лукаса. Смерть вашего брата Андре станет темой завтрашней исповеди. Трагическая история, историю моей трусости и позора.

Изабель протянула руку и схватила Франциско за одежду.

— Ты лжешь, — сказала она.

Несколько мгновений он пристально смотрел на нее, а потом рассмеялся. Или это был смех демона, такой резкий и неожиданный?

Изабель отпрянула и упала, словно ее ударили. Она прижала руки к груди.

— Завтра, Изабель, ты увидишь меня таким, каков я есть на самом деле, а не таким, как себе вообразила. И тогда ты убежишь отсюда и оставишь меня наедине с моими демонами.

Брат Виал говорил, что страдания другого иногда помогают преодолеть собственные невзгоды. Взглянув на распростертую на полу потрясенную Изабель, я отбросил свои тревоги за Франциско. Я собрал все силы, поднял девушку, забросил ее руку себе на плечи и вывел из кельи в коридор.

— Изабель, — сказал я, — не обращайте внимания на его слова. Его устами говорил демон.

По пути Изабель споткнулась, и мне пришлось призвать на помощь брата Доминика, чтобы свести ее вниз по узкой лестнице.

Проводив Изабель в ее комнату, я снова вышел на внутренний двор, и остаток дня провел в безмолвных молитвах и размышлениях. К тому времени, как я вернулся к себе, солнце уже село. В передней был накрыт к ужину стол, но есть мне не хотелось.

Мне не сиделось на месте и, сцепив руки за спиной, я принялся мерить шагами переднюю, пока не остановился перед осколком зеркала, укрепленного в оконной раме.

Иногда, одолеваемый сомнениями в выздоровлении Франциско, я рассматривал свое отражение и при виде знакомых черт, выражающих уверенность и решительность, при виде резкой складки на лбу успокаивался. Иногда я представлял себя в длинной малиновой мантии епископа или кардинала. Я вытягивал вперед два пальца, делая вид, что благословляю подданных. «Да, — думал я, — это мое будущее. Это я».

Однако в тот вечер все было иначе. Собственное отражение казалось мне далеким, чужим, словно передо мной был незнакомец. Я отвернулся от зеркала и самоуверенно улыбнулся — той улыбкой, что всегда напоминала мне о моих планах, надеждах, амбициях. После этого я быстро повернулся к зеркалу — но ничего не изменилось. В глазах моих по-прежнему виделось нечто чуждое: тревожная неуверенность, смутный, неугасимый страх. Позади собственного отражения я видел в зеркале тот самый серый пейзаж — небо, кровь с которого текла в океан, черное, превращающееся в белое. Внутри меня все перевернулось, я встал на колени перед железным распятием на подоконнике и молитвенно сложил ладони.

«Помоги мне, Господи. Я совсем запутался».

Я уснул только перед утренней службой, и скоро меня разбудил громкий стук в дверь. Я попытался не обращать на него внимания, надеясь, что непрошеный гость уйдет, но стук только усилился.

Я зажег свечу у кровати и потащился к двери. Это был аббат Альфонсо.

— Можно вас на пару слов, брат Лукас? — спросил он.

— Да, аббат, — ответил я, — прошу вас, входите.

— В последнем письме принц Фернандо требует точной даты, — сказал аббат.

— Точной даты чего? — спросил я.

— Принц хочет знать, когда Франциско полностью исцелится. Он требует точно указать время. Ведь Франциско становится лучше, не так ли?

— Да, да, — поспешил я заверить аббата.

События вчерашнего дня казались сущим кошмаром. Я вовсе не готов был обсуждать неожиданную встречу Франциско с кузиной и влияние, которое встреча эта могла оказать на состояние одержимого.

— Принц, — продолжал аббат, — спрашивает, помнит ли Франциско свое пребывание в Леванте: подробности сражений и тюремного заключения.

Аббат выжидательно смотрел на меня, но мои мысли были заняты предстоящей беседой с Франциско.

— Принц Фернандо потерял многих бойцов, отдавших свою жизнь за Господа, — продолжал аббат. — Он очень беспокоится за благополучие оставшихся в живых и особенно трепетно относится к судьбе Франциско. Самое меньшее, что мы можем сделать, это предоставить ему полный отчет о ходе лечения, надеюсь, положительный.

Принц Фернандо, тот самый человек, который руководил истреблением женщин и детей в замке Торона, тревожился о благополучии Франциско.

— Да, — ответил я, — конечно, мы можем предоставить ему отчет, чтобы развеять тревоги принца.

— Итак?

— Пожалуйста, напишите принцу Фернандо, что Франциско помнит события крестового похода так, будто они случились вчера. У него очень хорошая память, она запечатлела все до мелочей. Передайте принцу Фернандо, что состояние здоровья Франциско улучшается, но я пока не могу указать точную дату его выздоровления. Служение Господу исполнено сомнений и духовных мук, аббат Альфонсо.

— Брат Лукас, — довольно раздраженно сказал аббат, — избавьте меня от проповедей. Лучше назовите дату.

— Аббат Альфонсо, — отвечал я, — Бог не признает никаких сроков.

— Вы хорошо себя чувствуете, брат Лукас? — спросил он. — Быть может, вам нужен отдых от трудов, посвященных исцелению Франциско?

— А дьявол тоже возьмет перерыв, брат Альфонсо? — спросил я.

Аббат взял свечу из моих рук и поднес ее к моему лицу, так что мои щеки опалил жар.

— Я беспокоюсь за вас, брат Лукас, — сказал аббат. — За последний месяц вы сильно изменились. Много раз я проходил мимо вас в коридоре, но вы не узнавали меня, словно вас опутали злые чары. Вы даже внешне переменились. Щеки запали, лицо побледнело. Вы проводите все время либо в келье Франциско, либо во внутреннем дворе. Вы совершенно забросили ваши обязанности приора Санта-Крус. Неужели ваша забота о Франциско нанесла ущерб вашей преданности монастырю?

— Простите, аббат Альфонсо, если я разочаровал вас, могу только сказать, что я так настойчиво пытаюсь изгнать демонов из души Франциско именно благодаря преданности церкви.

— Пусть будет так, брат Лукас. Однако будьте осторожны. Прикоснувшись к пламени, нельзя не обжечься. Если же позволить огню проникнуть в свою душу, можно навлечь на себя вечное проклятие.

Сигнал к заутрене прозвучал как раз в тот момент, когда аббат выходил из моих покоев. Я быстро оделся: натянул через голову коричневую рясу и застегнул сандалии.

Идя по коридору к комнате Изабель, я подозревал, что девушка откажется еще раз отправиться в келью Франциско. Даже мне нелегко будет выслушать рассказ о смерти Андре — и я представлял, каким ужасом это должно быть для Изабель. Если бы у меня спросили совета, я бы велел ей покинуть Санта-Крус и никогда больше не возвращаться.