Патрик О'Брайан - Военная фортуна Страница 7

— Нет, благодаря нашим настояниям. Но думаю, если правительство будет и дальше следовать своим курсом, долго ждать не придется. Мы душим их торговлю, а также похищаем или задираем их матросов.

— Идиотский, бессмысленный, безнравственный и ошибочный курс, — яростно бросил Стивен. — Помимо всех прочих издержек, война приведет к глупейшему разбазариванию наших сил и средств. Неужели правительство в самом деле намерено устроить передышку этому подлецу Бонапарту, исключительно из желания добраться до горстки предположительных дезертиров — от которых на флоте и так толку не было — и потешить свою неугомонную мстительность? Это полное безумие. Но я отвлекся. Предполагалось, что миссис Уоган отошлет документ из Ботани-Бей. И все было бы чудесно, доберись она до этого пункта. Но не вышло. Наш корабль налетел на ледяную гору и едва не затонул. Некоторые из команды ушли в шлюпках, с ними я передал копию своего отчета, чтобы в случае, если они доберутся до Мыса, сэр Джозеф мог получить представление о моей затее и действовать соответственно. Вот вам и второй мой рапорт.

Я тогда уже практически не сомневался, — продолжал Стивен, — что капитан Обри вытащит нас из беды, но должен признать, задержка разрывала мне сердце. Можете представить мою радость, когда американское китобойное судно причалило к тому самому острову, где мы нашли приют. Это остров Отчаяния, место, которое я даже не берусь описать: какие там птицы, какие тюлени! А лишайники, Уоллис! Сущий рай для меня! Китобой возвращался домой, в Нантакет. С неимоверным трудом я организовал, чтобы Хирепат и Уоган пробрались вместе с бумагами на борт «американца» и уплыли. На душевные терзания Хирепата, разрывавшегося надвое между любовью и долгом, больно было смотреть, Уоллис. Еще труднее было утаить от его метрессы факт, что я манипулирую им. И даже тогда рвение моего капитана едва не похоронило всю затею — однажды рано утром, прежде чем я вышел на палубу, на горизонте были замечены паруса нашего китобоя. Только пригрозив, что повешусь на грота-лисель-шмарке или как уж он там называется, я сумел убедить его отказаться от преследования и продолжить наш путь к Новой Голландии, этому интереснейшему континенту. Когда китобой скрывался из виду, он под всеми парусами направлялся к Америке, и потому, надеюсь, что Луиза Уоган должна уже была с непоколебимой уверенностью и искренностью вручить начальству отравленный дар.

— Так она и сделала! — вскричал Уоллис. — Да-да, и семена уже дают всходы, как вы легко убедитесь из писем сэра Джозефа. Он сообщает, что Кавиньяк был расстрелян, и что, следуя вашему намеку, некоторым членам комитета Демулена, вроде как в благодарность за оказанные услуги, были посланы через Пруссию сравнительно легко перехваченные властями подарки. Результатом, по мнению шефа, станет хорошенькая кровавая баня. Очевидно, закручиваются большие дела. Господи, Мэтьюрин, какой блестящий удар!

Глаза Стивена блеснули. Он любил Францию и представления французов о жизни, но люто ненавидел секретную службу Бонапарта. Неудивительно: в свое время некоторые ее представители допрашивали доктора, и памятные следы от этого знакомства ему предстояло унести с собой в могилу.

— Какая удача, что Луиза Уоган встретилась на моем пути, — сказал Стивен. — Я еще не упомянул о главном, быть может, событии из нашего с ней знакомства. Она знала, что я друг свободы, но, видимо, не совсем правильно истолковала значение этих слов, потому как перед самым нашим расставанием выразила желание, сопровожденное многозначительным взглядом, чтобы я посетил одного ее лондонского приятеля, мистера Поула из министерства иностранных дел.

— Чарльза Поула? Из американского департамента? — воскликнул Уоллис, меняясь в лице.

Стивен кивнул. Агенты обменялись взглядом, еще более многозначительным, чем у миссис Уоган. Удовлетворенный эффектом своих слов, доктор встал.

— Не будете ли любезны передать мне остальные письма сэра Джозефа? — спросил он. — Я не прочь поликовать немножко в уединении своей каюты.

— Извольте, — ответил Уоллис, протягивая после молчаливой паузы пачку бумаг. — Вот они. Личная корреспонденция находится в конторе секретаря. Это в Резиденции, большом белом здании. Хотите, пошлю за почтой боя?

— Вы очень добры, но я, пожалуй, прогуляюсь, — произнес Стивен. — Мне так давно хотелось поглядеть на казуаров.

— Ну, тогда у вас есть все шансы увидеть целую стаю или стадо во дворе адмиральской усадьбы. Его голландский предшественник был помешан на казуарах и завозил их сюда из Керама. Адмирал живет в большом белом доме с флагштоками, вы его не пропустите. Боже, Мэтьюрин, какой блестящий удар!

Дом Стивен не пропустил, но казуаров не увидел. Это были очень робкие птицы, и вид ватаги моряков, возвращающихся с крикетного поля, перепугал их, заставив вскочить на длиннющие ноги и спрятаться в тени саговых пальм.

Номинально матросы находились под началом худосочного юного мичмана с «Камберленда», но уравнительный дух игры еще владел ими. Выкрикивая «Как дела, „Леопард“? Вам краски не подкинуть?» или «Одолжите у нас дюжину мушкетов, сойдете за военный корабль, ха-ха!», они размахивали битами с энергией, перед которой меркли призывы мичмана к дисциплине, а казуары, хотя и ручные с рождения, предпочли, щелкая клювами, забиться еще дальше в тень.

Едва крикетисты скрылись из виду, как Стивен встретил капитана Обри, спускающегося по ступенькам с пакетом под мышкой.

— Эге, Стивен, вот он ты! А я как раз про тебя думал. Нам приказано немедленно возвращаться в Англию. Мне дают «Акасту». А вот твои письма.

— Что за «Акаста»? — спросил доктор, без особого интереса глянув на не слишком толстый пакет.

— Сорокапушечный фрегат, пожалуй, один из самых мощных на флоте, если не считать «Эгиптьен», «Эндимиона» и «Индефатигебла» с их двадцатичетырех фунтовыми, конечно. И лучший ходок среди всей братии, на крутых курсах. Идя в два румба от ветра, «Акаста» способна дать форы даже старине «Сюрпризу». Настоящая игрушка с обшитым медью днищем, Стивен. Да, надо думать, следующим моим кораблем станет уже какой-нибудь тоскливый линейный, на котором предстоит безвылазно торчать под Брестом или полировать мыс Сисье. Фрегатные мои годы безнадежно подходят к концу.

— А что будет с «Леопардом»?

— Переоборудуют в транспорт, как я уже тебе говорил в Порт-Джексоне. А когда адмирал увидит в каком состоянии его футоксы, он, полагаю, даже перевозить что-то ценное на нем поостережется. Лед нанес корпусу самые тяжелые повреждения, какие мог получить корабль и остаться в то же время на плаву. Да-да, «Леопарду» предстоит закончить свои дни в качестве грузового судна, и да поможет Бог бедняге, который будет командовать им, когда пробьет час.