Лилия Подгайская - Жестокое время Тюдоров Страница 7

Прошло немного времени, и верный сэр Сесил сообщил в тайном письме, что дела совсем плохи. Король Эдуард болен, и серьёзно. Под давлением герцога Нортумберленда он аннулировал принятый королём Генрихом незадолго до смерти закон о престолонаследии и тем лишил обеих своих сестёр права на трон. Сам же хитроумный герцог спешно женил своего сына Гилфорда Дадли на Джейн Грей, причём сделал это вопреки желанию самой девушки.

Тучи сгущались над страной, и вот гроза разразилась. В середине лета 1553 года скончался король Эдуард У1 Тюдор, немного не доживший до своего шестнадцатилетия. И сразу же после его смерти был обнародован указ, подписанный Эдуардом и скреплённый его печатью, согласно которому королевой Англии становилась Джейн Грей, а королём — её супруг Гилфорд Дадли. Полновластным правителем страны при этом был, естественно, герцог Нортумберленд.

Елизавета, следуя мудрым советам верного сэра Сесила, затаилась в своём владении, сказалась нездоровой и погружённой в траур по брату и ехать в Лондон на коронацию новой властительницы отказалась. Старшая сестра призывала её присоединиться к ней в борьбе за восстановление справедливости, то есть за престол. Но у принцессы хватило здравого смысла остаться в стороне от всех этих событий.

Между тем, практически вся Англия поднялась в защиту попранных прав дочерей короля Генриха. И уже через девять дней королева Джейн была низложена и отправлена в Тауэр вместе со своим супругом. Зарвавшийся герцог Нортумберленд, слишком уверенный в своих силах, был арестован и спешно казнён. К власти пришла Мария Тюдор.

Елизавета могла только посочувствовать бедняжке Джейн, своей кузине, которая пострадала по чужой вине. Но самой нужно было заботиться о себе. Ведь любви между нею и старшей сестрой не было никогда, к тому же они кардинально расходились в вопросах веры — Елизавета по воспитанию и убеждению была протестанткой. Вопреки всему очень хотелось верить, что царствование сестры будет кротким и справедливым. Хорошо, однако, что оно оказалось хотя бы недолгим.

Мария Тюдор пришла к власти в возрасте вполне зрелом — ей было тридцать семь лет. Её убеждения были тверды. Католическая вера была у неё в крови. И новая королева начала с того, что вернула в страну и в своё окружение всех тех, кто прежде пребывал в изгнании либо прятался в надёжных убежищах здесь, в стране. Её главными советниками стали Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, и испанский посол Симон Ренар. А Тайный совет заполнили те, кто исповедовал её веру.

Сэр Уильям Сесил поспешно отошёл от политики и удалился в своё стамфордское поместье. Однако за ситуацией в стране продолжал внимательно наблюдать и связь с Елизаветой поддерживал постоянно. Он оценивал происходящие события не только с текущей точки зрения, но и с позиции перспективы, и делился своими выводами с принцессой, давая ей пищу для размышлений и возможность принимать правильные решения в сложной обстановке, накрывшей их всех.

У Елизаветы не было выбора, и на коронацию сестры она, конечно, прибыла. Мария улыбалась ей, но в глубине глаз таился холод. Ещё бы! Елизавета была надеждой и знаменем протестантов, а справиться с ними будет нелегко. И королева твёрдо решила не выпускать сестру из-под строгого надзора ни на минуту.

Коронация была роскошной. Мария отвела душу, представ перед своими подданными в шикарных туалетах, вся усыпанная драгоценностями. Ведь столько лет ей приходилось терпеть лишения, даже наследство матери было прибрано к рукам жадным до богатства Кромвелем, ей достались только золотая цепочка, крестик и молитвенник. Королева и сестру заставила сменить чёрный цвет на белый, и Елизавета радовала взгляд своей молодой красотой и великолепным сияющим одеянием. Однако не ущемить сестру хоть чем-то новая королева не смогла. В кортеже сопровождающих Марию приближённых Елизавете не удосужились выделить отдельную карету, и она ехала вместе с заметно постаревшей и потерявшей лоск Анной Клевской.

А после завершения празднеств довольная королева обратилась к сестре:

— Всё прошло великолепно, ты не находишь? Свершилась воля Божья.

— О да, Ваше Величество, — ответила Елизавета, — это были незабываемые два дня. И я рада, что вы заняли, наконец, полагающееся вам по праву место.

— За это надо возблагодарить Господа, — Мария улыбнулась. — Я сейчас же отправлюсь на мессу в мою часовню. И ты, сестра, разумеется, пойдёшь со мной.

Это был удар, которого ожидала Елизавета. Конечно же, она понимала, что Мария попытается убрать её с пьедестала, на который водрузили свою принцессу англичане-протестанты. Терпеть эту взрывоопасную ситуацию было невыгодно королеве-католичке, стремившейся утвердить свою власть в стране, где протестантская вера пустила прочные корни. Это было просто опасно.

— Сестра, — осторожно ответила на это принцесса Елизавета, — вы сами долго добивались того, чтобы вам позволили исповедовать близкую вашему сердцу веру. Так неужели вы лишите меня такой возможности? Будьте же милосердны.

Глаза Марии недобро блеснули, но настаивать она не стала.

А дальше Англию ожидали события куда худшие, чем предполагалось поначалу. Королева Мария хорошо знала, чего опасается и даже страшится её народ. Но сама она страстно желала именно того, что пугало её подданных. Желала для себя Филиппа Испанского — в свою жизнь и в свою постель. Начались переговоры о бракосочетании королевы Англии с сыном и наследником короля Испании. Это грозило тем, что Англия может вскоре просто превратиться в колонию страны, с которой соперничала столько лет.

Елизавета ожидала грядущих событий, пребывая в свите королевы, — выпускать её из своего поля зрения Мария не собиралась. Над страной нависла холодная мрачная зима, и настроение людей было столь же мрачным. В феврале стало известно, что в Тауэре состоялась казнь Джейн Грей и её супруга Гилфорда Дадли — королева не пожелала даровать жизнь кузине. Она отказалась принять во внимание юность и неопытность Джейн, а также тот факт, что она была просто пешкой в чужой игре. Особа королевской крови и протестантского вероисповедования могла представлять скрытую угрозу для неё даже в глубоком заточении в провинции.

Елизавета пролила слезу о горькой доле кузины, с которой, бывало, играла в детстве. И твёрдо зарубила в своём сознании мысль, насколько осторожной ей самой надо быть сейчас, в пору правления сестры. Осторожной во всём — в словах, поступках, выражении лица и даже мыслях. Ей надо было выжить, и где-то в глубине сознания таилась надежда на корону. Теперь между ней и троном стояла только сестра, которая вряд ли уже сумеет произвести на свет наследника.