Бенджамин Рошфор - Фанфан и Дюбарри Страница 70

— Ну? — спросил человек, принесший лампу. — Ты из их

— 329 — семьи? Родственница? Родственница Аурелио Мути? Или принесла сообщение?

Это был громадный тип, истинный колосс, но не выглядел ни зловеще, ни коварно — скорее лицо его казалось равнодушным, было ли это настоящее или притворное равнодушие — но равнодушие того, кто привык слушать других.

"— Он не военный, он полицейский", — подумала Летиция.

На колоссе был черный редингот и сапоги с отворотами выше колен.

— Надо же, в твоем возрасте! — он пожал плечами. — Зачем ты с ними связалась?

— Отвести её в канцелярию префекта, начальник? — спросил второй, тот, кто открыл ей дверь и втащил в дом.

— Аурелио Мути арестован, — сообщил гигант, не обращая на него внимания. — Зачем ты здесь?

Взяв лампу, поднес её Летиции к самому носу, потом постепенно осветил все её тело и ноги.

— О, да ты хорошенькая! — насмешливо заметил он. — Но ты плачешь?

Да, Летиция плакала, а теперь она услышала саму себя, как несчастно и отчаянно, ибо её приводило в отчаяние неумолимо убегавшее время — умоляя:

— Мсье, делайте со мной что хотите, я не буду кричать, я не буду защищаться, но…

— Она сама мне предлагает! — колосс гулко расхохотался. — Если я правильно понял, она сама набивается! Но что за "но"?

Летиция упала на колени, обвила руками ноги гиганта и отчаянно разрыдалась.

— Мсье, мой жених умирает, он тяжело ранен! Я пришла сюда просить доктора Мути о помощи! Помогите мне спасти его, а я буду принадлежать вам!

— Он что, из тех разгромленных бунтарей?

— Нет… да… нет! — смешалась Летиция, понимая, что сочтут Фанфана повстанцем или дезертиром — расстрела ему не миновать.

— Ну ладно, с тобой мы разберемся потом, — сказал гигант. — Где он?

— На пляже… в лодке… рядом… но обещайте мне…

— Иди взгляни, Лепик! — велел гигант, и когда Лепик ушел, спросил Летицию: — Что я тебе должен обещать?

— Не знаю, мсье, — и она расплакалась ещё пуще.

— А, догадался! Я должен тебя как-то выручить, да? Но у меня нет таких полномочий — выручать террористов!

— Он француз, — сообщил вернувшийся Лепик. — На нем солдатские штаны и, похоже, он на последнем издыхании.

— Оставайся здесь и ни с места! — велел Летиции гигант. — Пойдем, Лепик!

Двери остались открытыми, и Летиция через несколько минут увидела, как они несут Фанфана. Войдя в комнату, где несмотря на разгром уцелела застеленная кровать, положили его туда. Летиция смотрела на них не дыша, с одной стороны её охватил страх, с другой — надежда, которую вызвало мирное поведение гиганта и прежде всего то, с какой неожиданной для его огромных лап ловкостью он развязывает повязку на груди Фанфана.

— Посвяти ближе! Дерьмо, пуля осталась в ране и началась гангрена!

Сказав это, он взглянул Фанфану в лицо, и Летиции показалось, что у неё остановилось сердце — она заметила, как колосс вдруг умолк, как он внимательно изучает посиневшее лицо Фанфана со сжатыми челюстями. Гигант приподнял пальцем одно веко, потом второе, потом как-то странно взглянул на Летицию:

— Как его зовут?

— Фанфан, — ответила она. — Фанфан-Тюльпан!

— Лепик, давай за Трабаном, и живо! Префекту ни слова! Это дело по нашей части! И Трабан пусть тоже помалкивает!

— Слушаюсь начальник!

Хирург Трабан оперировал Фанфана следующие полчаса. У него были хорошие инструменты, чистые бинты, уксус, спирт и всевозможные мази. Молчаливый человечек выглядел нелюдимым, но работал быстро и уверенно.

— Примерно через час он придет в себя, — сказал он, собираясь уходить. — Жар спадает. В рапорте не упоминать?

— Никаких рапортов.

— Это дела секретной службы?

— Вот именно!

Летиция меж тем во время операции уснула, поскольку силы её были буквально исчерпаны пережитым, и пробудилась в тот самый миг, когда эти двое мужчин вели между собой непонятный для неё диалог, но не отважилась спросить, что это значит. Ей показалось, что гигант теперь смотрит на неё поласковее. Ведь он Фанфана спас и, похоже, не собирался выдавать его как дезертира! Ведь запретил же он докладывать префекту! Умирая от страха, но с чувством благородной женственности Летиция на манер античной римлянки уже готова была сдержать свое слово, но похоже, гигант о нем и думать забыл. Непрерывно дымя трубкой, расхаживал по комнате взад-вперед и временами тихо смеялся, что делало ситуацию в глазах Летиции ещё загадочней.

Лепик, отсутствовавший около часа, вернулся, сообщив, что в шесть часов все будет готово к отплытию.

— Хорошо. Перенесем его, пока темно. На патрули плевать, но можно нарваться на какого-нибудь капитана, который не любит тайных агентов, и начнутся объяснения!

— Перенести его? — спросила Летиция. — Но куда?

— Мы переправим его во Францию!

— Во Францию? Зачем?

То, что сказал потом гигант, было ужасным:

— Там есть специальная служба, которой поручено разобраться в причинах и организации восстания, и которая занимается теми, в ком подозревает зачинщиков мятежа — включая французов, перешедших на сторону противника… Обычно это кончается виселицей!

Эта ужасная новость, пусть даже высказанная с добродушной иронией, Летицию просто убила.

— Но… но он же никакой не зачинщик, и вовсе не переходил на сторону противника! — воскликнула она.

— Официально — да!

— И кто же так решил?

— Я! — заявил гигант со своим грозным медвежьим смехом. — И вы поймете почему!

— Что я должна понять, что вы хотите дать его повесить?

— Нет, что я не хочу, чтобы его повесили, мадам!

Мадам! Он ей сказал "мадам"! И притом, в знак уважения снял свою треуголку! И ещё добавил: — Надеюсь, вы не страдаете морской болезнью?

— Вы собираетесь увезти и меня? Как шпионку?

— Как невесту! — рявкнул гигант.

Бриг уже два часа мчался на всех парусах, подгоняемый сильным ветром. Фанфан пришел в себя и Летиция подробнейшим образом изложила ему все события этой ночи, а когда гигант, деликатно постучав, вошел в каюту, Летиция, показывая на него, закончила свой рассказ:

— А это наше провидение, любовь моя!

— Ну нет! Черт побери! — воскликнул Фанфан и покатился со смеху:

— Это же Картуш!.

5

Это было самое удивительное плавание всех времен! На борту брига, чей корпус скрипел, рассекая волны, под парусами, трепетавшими на свежем ветру, такелаж дрожал, гудел и пел как струны, по искрящейся глади моря, за которым была Франция! И официальное обещание Картуша позаботиться о них и как он сам сказал — куда-нибудь Фанфана пристроить, но, разумеется, не в армию! Нет, только не в армию! Ею Фанфан-Тюльпан был сыт по горло! Нет, нужно было что-нибудь получше! Но, как бы там ни было, время для этого ещё не пришло и главное было, что он жив, поправлялся, смеялся, мог есть и пить!