Исраил Ибрагимов - Тамерлан (начало пути) Страница 8

— Напротив, я хочу сказать, что мы, мавераннахрцы, владеем несметными богатствами. Но свое богатство мы должны оберегать своими руками.

Все смеются, делая вид, что им непонятен «эзопов» язык тысячника.

— А сейчас — в шатры! — командует Хусейн.

26

В лесу — несколько вызывающе — красивых шатров. В центре — шатер Хусейна. Хусейн вальяжен, сидит полулежа на атласных подушках, рядом с ним Тимур. На дастархане яства. Мужчины вдвоем.

— Давай–ка поговорим по душам.

— Насколько помню, мы с тобой говорили только о насущном.

— Мне нравится твоя искренность… Я давно хотел сказать что мне опротивели и Кеш, и Самарканд…

— ?!

— Здесь мы все — да! да! — мы все подобны «газели», той самой, которой была предназначена стрела. Не понимаю отца: он просто бредит… Самаркандом! Мечтает перенести столицу из Кеша в Самарканд! Уговаривает деда.

— Разве, плохо?

— Как! — едва ли не подскакивает с подушек Хусейн, — разве не ясно, что это не понравится многим…

— Кому?

— Прежде всего — буду откровенен с тобой — твоему дяде, его дружкам — сулдусцам, южанам… барласовцам — тебе это не о чем не говорит?

— Я барласовец — и я буду с тобой откровенен: Кеш — родной город, а Самарканд я люблю больше…

— Но что об этом скажут монголы… этот Туглук Тимур… Боюсь, что это ему на руку!

Тимур молчит.

— Тебе сказать нечего? Почему не спрашиваешь, что мне по душе?

— Спрашиваю — что?

— Есть места покойнее Кеша и Самарканда… Кабул, Кундуз…Балх… Попрошусь у деда — надеюсь, не откажет… Однако довольно! — Хусейн хлопает в ладоши.

Выбегают из–за ширмы девушки, убирают достархан, исчезают. А затем Хусейн говорит, переходя от одной темы к другой, словно перепрыгивая через пропасть:

— Охоту ты любишь — это я видел, а вот как обстоит с женщинами?

Хусейн дает команду, хлопая в ладоши. В шатер выплывает группа из трех — девушек–танцовщиц. Девушки танцуют.

Хусейн не скрывает своего удовлетворения.

— Ну, как?

Тимур молчит.

Девушки продолжают танец, который содержит немало эротических элементов.

— Ну, как? — снова интересуется Хусейн.

И снова Тимур молчит. Улыбается Хусейн, подмигивая лукаво Тимуру.

В голове у Тимура — недавняя панорама охотников. Искренне дружелюбные лица. И тут — взгляд Саллеха…

— Саллех!

— Ты вспомнил Саллеха — отчего? — Хусейн с недоумением взглянул на Тимура, — Оставим в покое этого… Саллеха. Поговорим о приятном…

27

Горд Кеш. Центральная, наиболее оживленная часть города. Толпа расступается, пропуская к дворцу эмира Казангана с пышной свитой. Впереди верхом на великолепном белом коне эмир, по обе стороны и позади и тоже верхом на конях важные сановники. Рядом — Абдаллах с сыном Хусейном, неподалеку от них Тимур… Где–то в конце свиты — Саллех с дружками. Вдоль следования кавалькады толпы народа, воины.

Вот — группа горожан.

— Который из них эмир? — спрашивает один из них.

— Неужели трудно узнать?

— Ага, понятно: тот на белом коне.

— Рядом с ним — Абдаллах, сын эмира…

Кланяются.

— Когда приблизятся, крикнем:”Хвала эмиру!»

А вот группа воинов.

— Смотри! Смотри! Вон тот на вороном — кто он? — спрашивает один воин другого. — Кто в красном чапане?

— Новый тысячник. Тимур сын Торгая.

— Откуда он?

— Наш. Барласовец.

В конце кавалькады Саллех с товарищами.

— Высоко однако поднял этого выскочку — барласовца эмир, — подначивает Саллеха сосед.

— Впереди темников поставил. А ведь такой же тысячник, как и мы, — говорит другой.

— Не забывайте он теперь зять эмира, — говорит сквозь зубы Саллех.

— Еще не зять, говорят, еще Айджал не въехала в его дом…

А вот сам эмир, не поворачивая головы, говорит Абдаллаху:

— Мой сын, что видят твои глаза, что слышат уши?

Абдаллах, не в силах скрыть радость и не задумываясь, отвечает:

— Народ любит своего эмира, отец.

Этот короткий диалог слышит Хусейн, незаметно принимает позицию рядом с Тимуром:

— Ты мог бы выразить одним словом все это? — он окидывает взглядом толпу.

Тимур задумывается.

— Триумф… власти. Это триумф великого Казангана. Твоего деда, — отвечает он.

— Ты осторожен в своих суждениях, — смеется Хусейн.

— Что по–твоему? — спрашивает Тимур.

— А мне это напоминает… охоту на газелей… Меня не покидает ощущение, что мы все охотники и… газели.

— Дорогу великому эмиру! — во всю стараются всадники, размахивая плетками и таким образом выравнивая путь кавалькаде к величественному дворцу.

28

Женская половина дома Тимура, вернее «женская половина» — понятие достаточно условное. Более верно назвать это помещение «женской половиной в будущем». В этом помещении идет полным ходом подготовка Айджал к первой встрече ее с Тимуром теперь уже супругом. Две молоденькие женщины колдуют над ее внешностью, подводят ее к зеркалу. Айджал смущенно рассматривает себя.

— Ах, вы очаровательны, госпожа! — искренне восхищается первая.

— Вы так красивы! Так красивы! — щебечет другая.

— Какие глаза! Уста какие! Они подобны прелести лучших самаркандских роз! — не унимается первая.

Женщины заговорщицки переглядываются:

— Госпожа, мы обязаны покинуть вас. Вы останетесь одни.

Женщины подводят Айджал к креслу рядом с супружеским ложем. Перед ней — замечательной красоты столик, на котором поставлены все положенные для этой встречи яства, а чуточку в сторонке — серебряный кумган, тазик, полотенце… После этого женщины удаляются. Айджал действительно остается одна. Но не надолго. Ее чуткий слух улавливает за дверью… шаги. Двери открываются — в проеме появляется Тимур в праздничном одеянии. Подходит к ней — Айджал встает, кланяется, но затем растерянно молодые взирают друг на друга. Первым приходит в себя Тимур, косит, вспомнив о свадебном этикете, на кумган с тазиком. Айджал улавливает это, берет (но неловко) кумган, потом, после того, как Тимур ритуально ополоснул руки, подает полотенце. Закончив своеобразное омовение, Тимур садится напротив и неожиданно смеется:

— Вам так смешно?

— Великодушно простите, но я вас… представлял другой.

— Какой именно?

Тимур подходит к Айджал, снимает с головы ее высокую конусообразную шляпу, бросает ее о пол, помогает сойти ей с возвышения и тогда обнаруживается такая картина: небольшого роста с россыпью волос Айджал и довольно атлетического сложения Тимур, который после небольшой паузы, принимается за осуществление супружеского стриптиза. Одно за другим отбрасываются пышные предметы женского туалета и тогда перед Тимуром предстает не только небольшого роста, но и вообще хрупкая девочка.