Необычное задание - Бортников Сергей Иванович Страница 9

— Не греши, братец. Намеки таки были.

— А… Какой-то сумасшедший профессор…

— Мыльников, — уточнил Копытцев.

— Русская Скандинавия, плодородные земли за полярным кругом. В общем, опять одна сплошная Ги-перборейщина.

— Почему опять?

— Ну не опять, так снова… Однажды сотрудники нашего отдела уже занимались подобными бреднями. И ты не хуже меня знаешь, чем это закончилось.

— Намекаешь на печальную участь Бокии и Барченко?

— А то кого же!

— Пошли, проведешь меня до машины.

— Слушаюсь!

— Итак, в самое ближайшее время ты отправишься в Ленинград, — приказно объявил комиссар, толкая ведущую на улицу дверь.

— С-с-самолетом? — испуганно процедил через зубы Ярослав, вспоминая предыдущие свои злоключения.

— Не пугайся, — хмыкнул Копытцев. — Мы учли твои благие пожелания и решили устроить для вас экскурсию по знаменитому Волго-Балтскому пути.

— Вас? — мгновенно ухватился за ключевое слово в его речи Плечов. — Почему во множественном числе? Мне привычней работать одному!

— Это форма обычной вежливости. Жаль, что ты с ней не знаком.

— Но…

— И не спорь со старшими по званию!

— Есть!

— Сначала по воде до Шлиссельбурга, а там видно будет.

— Хрен редьки не слаще… Может, дождемся морозов — и по льду. Испытанным, так сказать, дедовским способом, — взмолился Плечов.

— Насколько мне известно, толщина льда для безопасного прохождения Ладожского озера должна составлять не менее двадцати миллиметров. А такое возможно, только если одиннадцать дней среднесуточная температура будет держаться где-то в пределах минус пяти градусов или же шесть суток минус десять… Так что времени у нас с тобой попросту нет.

— Ты какой факультет окончил? — удивленно скосил глаза Ярослав: о таких познаниях своего начальника он, конечно же, и не подозревал.

— Ясно, что не философский или какой-то иной, где в огромных количествах разводят всяких никому не потребных балаболов-гуманитариев. Мы люди конкретные. Точные. Как наши науки.

— И не физический?

— Нет.

— Тогда, может, ранее упомянутый почвенногеологический?

— Не-а! Будто ты не знаешь: механико-математический! — окончательно вышел из себя обычно невозмутимый Копытцев.

— Вычислил, значит?

— Ага!

— Что ж… Тогда все ясно, — вместо того, чтобы направиться прямиком к машине начальника, Плечов присел на дальнюю лавчонку, расположенную за несколькими рядами протянутых через весь двор на разной высоте множества веревок, на которых уже не было сохнувшего белья (вечер), и жестом предложил своему спутнику сделать то же самое. — Одного не понимаю: откуда вдруг врагам стало известно о предстоящей мне миссии?

— Вот-вот. Наконец-то ты ухватил самую важную нить в этой истории. К чему я и подводил тебя все последнее время. — Алексей больше похвалил сам себя, чем подчиненного (во всяком случае, именно так показалось Плечову). — Теперь попробуй сам очертить круг главных подозреваемых.

— Я, ты и товарищ Сталин, — не задумываясь, самоуверенно протянул Ярослав.

— И…

— Далее без наводящих вопросов мне не обойтись.

— Валяй, как ты любишь выражаться…

— Чем же так важен для нас этот самый Мыльников? — приступил к сути дела разведчик, продолжая размышлять вслух. — Надеюсь, не своими же полу-идиотскими суждениями?

— Нет, конечно. Его дед, кстати, видный представитель Мальтийского ордена в России, был одним из трех царских офицеров, кому было поручено вывезти в Данию огромное множество чрезвычайно важных вещей.

— Например.

— Иконы "Спаса нерукотворного образа", ранее хранившиеся в одноименной церкви Зимнего дворца, некоторые таинственные символы монархической власти и даже кое-какие общемировые ценности, христианские святыни, список которых я пока не имею права разглашать.

— Как же я их тебе достану в обстановке такой повышенной секретности? — обоснованно засомневался в успехе столь непредсказуемого мероприятия тайный агент. — Поди туда, не знаю куда… Принеси то, не знаю что…

— Придет время, сам все поймешь, — наставительно изрек Копытцев. — Сориентируешься… По ходу дела.

— Понял. Только на хрен нам вся эта религиозная шелуха? — по-прежнему возмущался Плечов.

— Не знаю. Впрочем, не она определена первоочередной целью, а обычная канцелярская папка начала двадцатого века, на которой чьей-то заботливой рукой (поговаривают: последнего российского самодержца!) выведено красным карандашом и подчеркнуто всего два слова: "Русский код". Хочешь по секрету?

— Естественно!

— По моим данным, материалы, собранные в ней, принадлежат самому Михаилу Васильевичу Ломоносову.

— О… Это интересно!

— Еще бы.

— В общем, озадачил ты меня, братец, как говорят, по полной программе.

— Работа такая.

— Поразмышляем вслух?

— Давай.

— Нас с тобой я отметаю.

— И на том спасибо!

— Ешьте — не обляпайтесь… Значит… Остается только… Один товарищ Сталин. Точнее, те, кто донес до него эту информацию.

— Их трое. В том числе и наш друг Рыбаков.

— Понял. Личную встречу с Верховным Главнокомандующим запросить можешь?

— Так точно, — с интересом поглядел на Ярослава комиссар.

— Действуй!

— Э… Э… Э-э… Потише! Кто из нас начальник?

— Ты.

— Хорошо, что помнишь… Да, еще. Чуть не забыл. Вот тебе фото.

— Товарища Сталина?

— Мыльникова. Возьмешь с собой, чтобы не разминуться при встрече.

— Есть!

Яра взглянул на пожелтевший снимок, который наверняка был сделан задолго до войны.

Высокий лоб, самоуверенный и твердый взгляд, волевой, можно сказать, боксерский подбородок, тонкие, плотно стиснутые губы.

Такого так просто не возьмешь!

Разведчик вздохнул и упрятал фото во внутренний карман. Пригодится!

Копытцев занес одну ногу в салон своего автомобиля, за рулем которого (редкий случай!) дремал его персональный водитель (обычно Алексей управлял машиной сам, особенно когда речь шла о встречах с самыми секретными сотрудниками — уровня Плечова), когда вдруг вспомнил, что забыл сообщить об еще одной, причем очень важной, детальке и громко окликнул своего давнего соратника, уже распахнувшего тяжелую дверь, ведущую в подъезд:

— Постой! Я не все сказал.

— Мы так не договаривались… — на всякий случай буркнул Ярослав, но ослушаться, естественно, не решился: мигом вернулся на облюбованную лавку.

— Говоря о подделке удостоверения не в Германии, а в другой стране Запада, я имел в виду наших союзников из Соединенных Штатов Америки, — опускаясь рядом с ним, прошептал комиссар.

— Да понял я, понял, — устало отмахнулся Плечов. — Разрешите идти?

— Успеешь! В последнее время с персоналом посольства этой, на словах дружественной, державы чуть ли не ежедневно происходят, прямо скажем, невероятные, а порой и откровенно странные истории. Часть сотрудников дипмиссии, которых мы напрямую связываем с разведывательными службами, а их, сам знаешь, в Америке несколько и все они конкурируют, а иногда и конфликтуют друг с другом; так вот, эти сотрудники стали вести себя вызывающе, часто — по-хамски: чуть ли не в открытую охотятся за новейшими военными разработками отечественных ученых, пытаются исподтишка заводить знакомства вроде бы как с передовыми производственниками, занятыми в оборонном секторе нашей Родины.

— Ничего не поделаешь: работа такая, — скромно прокомментировал Ярослав, однако его высокопоставленный приятель эту реплику решил проигнорировать и спокойно продолжил развивать свою собственную мысль:

— Всю эту мышиную возню мы связываем с намерением теперешнего посла — Уильяма Стендли — в ближайшее время подать в отставку.

— Какое отношение это имеет к моей… нашей работе? — как всегда ехидно (манера такая!) поинтересовался разведчик.

— На первый взгляд — никакого, — комиссар придвинулся совсем близко к своему не в меру ретивому товарищу и принялся нашептывать ему прямо в ухо. — Но… Преемник господина Стендли…