Э. Филлипс-Оппенгейм - Рекорд приключений

Э. Филлипс-Оппенгейм

Рекорд приключений

I

Сэйр

Борьба (я мог бы назвать ее вендеттой) между Норманом Грэем и мною, известным под многими именами, но крещеным Майклом Сэйром, началась утром 3 ноября, несколько лет тому назад. В тот день я оставил свою загородную виллу в Брикстоне, чтобы поспеть к поезду в Сити, и внезапно на улице очутился лицом к лицу со смертью.

Должен сознаться, это было для меня неожиданностью. Все «господа» из Скотленд-Ярда были мне лично знакомы. Я был глубоко убежден, что в этом столь оклеветанном, но с нашей точки зрения изумительном учреждении не было ни одного человека, способного проникнуть в тайны моей повседневной жизни и заподозрить во мне предполагаемом Томасе Пэгсли (кожевенный склад на улице Томаса Бермондси, квартира на Йолертон-роуд, 138, Брикстон) самого закоренелого и дерзкого преступника современности. Увидев полицейского надзирателя, идущего с двумя сыщиками мне навстречу, я тотчас же понял, что это организовано кем-то другим. Хотя я имел мало времени для наблюдений, все же успел заметить, что в это мгновение у занавески окна в расположенном напротив доме № 133 появился какой-то человек. После того как я ускользнул из ловушки, мне понадобилось ровно 10 секунд, чтобы убедиться, что, начиная с сегодняшнего дня, я буду вынужден осторожней обращаться со своими фигурами на шахматной доске жизни. Я сразу узнал его, когда он подошел к окну. Правда, в черных волосах виднелись седые пряди, но смелые серые глаза, энергичный рот, длинное худое лицо остались теми же.

Это был единственный человек, которого мы все когда-то боялись. Его выход в отставку мы отпраздновали в кафе «Рояль» маленьким, но очень изысканным ужином. Вся моя прежняя ненависть к нему вспыхнула снова, когда я узнал, что он по собственной воле вернулся к оставленной им было деятельности. Я дал себе слово не щадить этого человека, если случайно судьба приведет его в мои руки.

Улица была коротка. В 20 метрах находился оживленный пассаж. Но в этот ранний час поблизости было мало народу, и, как впоследствии оказалось, эти богатые событиями секунды прошли почти без свидетелей.

Издавна моим правилом было, что быстрое нападение – самый лучший способ защиты. Итак, в ту минуту, когда инспектор открыл рот, чтобы объявить меня арестованным, я прострелил ему правую лопатку. Он покачнулся и упал бы, если бы его не подхватили сыщики. Прежде чем они прислонили его к воротам дома и оправились от неожиданности, я успел проскользнуть в пустую телефонную будку ближайшего почтамта в конце улицы.

Я всегда утверждал, что жалобы на телефон совершенно необоснованы. На этот раз, по крайней мере, у меня их не было. Через 30 секунд после того, как я попросил № 1000, я был соединен с приказчиком. В его обязанности входило содержать в чистоте и порядке образцы кожи, которые, откровенно говоря, очень редко пускались в дело. В нескольких словах я передал ему все, что нужно было, после чего проделал обычный фокус трансформатора, который уже не раз сохранял мне свободу. Я вывернул наизнанку свое солидное черное пальто, и оно превратилось в светло-серый реглан с тугим поясом. Засучил брюки до колен, открыв элегантные коричневые кожаные ботинки. Оставил свою твердую черную шляпу в телефонной будке и заменил ее шапкой. Потом снял – почти с сожалением – изумительнейшие черные усы, которые когда-либо были созданы парикмахером, надел очки и вышел.

На улице собралась толпа, и веснушчатая дама за решеткой уделила мне мало внимания.

– Можно лопнуть, – сказал я шутя, – ожидал почти 10 минут, пока получил соединение. Меня соединяли 2 раза.

Она равнодушно выслушала мою жалобу.

Ее внимание все еще было обращено на улицу.

– В чем дело? Пожар? – спросил я.

– Не знаю, – ответила она. – Да, вы уплатили за оба разговора? – спросила она рассеянно.

Я уверил ее в этом и вышел на улицу. На Йолертон-роуд собралась небольшая группа людей, промчалась карета «скорой помощи». Я не спеша прошел широкий пассаж и добрался до такси. Кивнул шоферу и, помедлив мгновение, посмотрел на небо.

– Останется ли погода такой же? – спросил я шофера. Он подумал минутку и ответил:

– Думаю, что дождя не будет, сударь.

– Стритхэм-Хилл стейшн, – приказал я.

Из Стритхэм-Хилл я приехал трамваем к Лондонскому мосту и оттуда автомобилем к вокзалу. Я как раз поспел к поезду, отходящему в 10.40 в Бруквуд. Там я подкрепился немного в отеле, после чего поехал машиной в «Линксайд», имение некоего мистера Джемса Стенфилда, граничащее с площадкой для гольфа в Уокинге.

Вильям, мой слуга, занятый в саду окапываньем клумб, приветствовал меня с присущим крестьянам равнодушием.

Дженет, его племянница, тотчас же впустила меня, и, хотя я приехал совершенно неожиданно, не обнаружила ни малейшего любопытства. Она затопила камин в маленьком салоне и выслушала мои замечания приветливо, с непоколебимым спокойствием. В этот день я острее, чем всегда испытывал какую-то неловкость перед Дженет.

Я исподтишка наблюдал за ней, пока она наклонялась к огню; она была очень молода, и даже скверно сшитое платье не могло скрыть ее прекрасной фигуры. У нее были тонкие губы, пытливые, странные глаза, горевшие на бледном лице, обрамленном массой старательно причесанных, блестящих каштановых волос. Когда она выпрямлялась, немного раскрасневшись от напряжения, ее взгляд, ожидая приказаний, на мгновение остановился на мне. Сознание того, что я в первый раз вижу ее так близко и что она необычайно красива, взволновало меня.

– Ничего не случилось в мое отсутствие, Дженет?

– Ничего, сэр. Сборщик налогов – он хотел узнать ваш лондонский адрес.

– Вы сказали ему?

– Я не знаю его, сэр, – ответила она спокойно.

Я снял свои очки и почистил стекла.

Я хороший психолог, но равнодушие этой девушки привело меня в замешательство.

– Я оставлю вам его, когда уеду снова, – пообещал я. – Пожалуйста, приготовьте мне серый костюм для гольфа и чулки.

– Вы будете обедать, сэр?

– Я буду обедать в гольф-клубе, а ужинать дома.

– Что вы закажете на ужин, сэр?

– Предоставляю вам позаботиться об этом.

Она вышла, не задавая больше вопросов. Когда я через несколько минут поднялся наверх, моя спальня оказалась убранной, как всегда: костюм для гольфа был приготовлен. Я снял свое несколько оригинально сшитое платье, надел костюм для гольфа и отправился в клуб. В вестибюле я встретил секретаря.

– Будете ли вы здесь после обеда, доктор Стенфилд? – спросил он.

– С удовольствием, – ответил я.

– Приехал кое-кто, – продолжал он, – кто охотно сыграл бы партию. Вы встретите его в столовой.