Александр Спеваковский - Дэзи Фрэдмэн и Стэн Капенда Страница 11

Только отец Мариам, всю жизнь чего-то боявшийся и от чего-то маявшийся, может быть, от каких-нибудь нехороших нечестных поступков, тщедушный и узкоплечий мужичонка с ввалившейся грудью, безгранично любимый и уважаемый дочерью, мог на нее воздействовать. Она боялась отца панически, особенно его взгляда сатаны. Ему достаточно было только взглянуть на Мариам, как дочь складывалась перед папой словно перочинный нож. Ник всегда удивлялся тому, какое влияние этот маленький человечек, гнущийся и трепещущий сам перед теми, от кого зависел, имеет над своей сильной дочкой. Но когда родитель умер воздействовать на жену Ника было уже некому. С возрастом она становилась день ото дня невыносимее и дурее. Порой Нику было совершенно не понятно, что было нужно Мариам. Началось это года два – три назад. Друзья говорили, что мягкий по характеру Ник сам распустил жену, что нужно было при первом же оскорблении мужа поставить ее на место. Приближающаяся старость, особенно, когда на жизненном горизонте Мариам засветило пятидесятилетие, отрицательные черты усугубляла все больше, возможно, из-за того, что с возрастом происходило изменение физиологии женского организма. У Ника было другое объяснение оригинальным отношениям с женой. Он считал, что когда кто-нибудь кого-то угнетает и давит, то он или она отыгрываются потом сполна на своих ближних. Таким и был Ник. Именно на нем и отыгрывались в доме все, кому было не лень. Одако оригинальным было то, что страсти кипели только в квартире Ника. За ее пределами все было спокойно. Мариам ни с кем не ругалась и вообще слыла человеком тактичным, умеющим хорошо слушать и понимать других.

Жизнь свою Мариам считала неудавшейся и полагала, как и очень многие женщины, что виноват в этом только муж, обещавший ранее носить на руках, неоправдавший надежд, испортивший и отравивший все ее существование, в первую очередь из-за своей вопиющей никчемности, отсутствия каких-либо способностей, как говорила жена Ника, и отсутствия денег. Все многократно осложнялось когда Ник не работал, что буквально бесило Маирам. Особенно она неистовствовала и издевалась над Ником при его рассуждениях о сценариях для кино и о скором и хорошем заработке в Голливуде. Мариам считала, что Ник понимает в сценариях, как свинья в апельсинах. Она всегда припоминала Нику, как его обокрали на съемках фильма, тут же добавляя, что то же самое произойдет и в Голливуде, только в больших масштабах, да еще и деньги на проезд зря будут истрачены. Еще Мариам любила говорить, что Нику не было бы цены, если он стал бы играть в кино сволочей.

В связи с тем, что Ник часто не работал и у него не было денег, он, по мнению жены, не имел права оправдываться и отвечать ей, да и вообще права голоса, как и права иметь потребности.

С некоторых пор Мариам начала говорить Нику, что ненавидит его и никогда не любила, а детям иногда в истерике орала так: «Если он где-нибудь в дерьме подохнет, а я пророню слезу по нему, подойдите ко мне и плюньте в глаза». Она постоянно заявляла Нику, что могла бы быть воистину счастливой и ее домагались сорок человек, которых она из-за неблагодарного мужа всех просто убила, выйдя за него замуж. «У меня был широчайший выбор, а я упала на этого недоделка, который мне все испортил. Так мне и надо», – часто говорила жена мужу-неудачнику. Но самым любимым выражением Мариам было: «А ведь ходит же где-то человек, педназначенный мне судьбой!» На что Ник неизменно отвечал: «Как повезло парню!»

Ненавистными для Маирам и «тещ» были все родственники, особенно родители, неблагодарного мужа также виновные в ее несчастливой жизни на том основании, что без них не было бы и Ника. Для Мариам тема «поганых» родителей Ника, хотя уже и умерших, была любимой. Больше всего ее бесило то, что отец Ника любил читать книги. Книги в доме Мариам тоже были, но ими никто особенно не интересовался, разве только какими-нибудь похабными романами. Она считала, что лучше бы папа Ника, как ее отец, постоянно упирался где-нибудь на работе и старался для семьи с тем, чтобы ее члены жрали в три горла, включая, конечно, и ее саму. Мариам ненавидела почивших родителей Ника и постоянно поносила их, улицу, дом и этаж, где они жили, выхваляя в то же время своего перешедшего в другой мир папашу. Ник сначала обижался на выпады против его родителей, но потом, как патологоанатом, постоянно вскрывающий трупы, привык к такому своему положению и только улыбался во время подобных нападок.

Финансовые проблемы все время приводили к домашним стычкам. Раз в неделю скандал был обязательно. Жить хотелось хорошо, а способов и средств для этого не было никаких. Мариам тоже не работала, дети были вырощены, за внуками ухаживали бабки и другого занятия как третировать своего безработного мужа, все время бывшего под рукой, у нее не было. Поэтому научилась Мариам это делать мастерски. Ник же, когда у него появлялась работа или просто повод убраться из дома, делал это с огромным удовольствием, опережая во время бега из своего жилища собственный крик и свои колени.

Будучи человеком веселого нрава и большим шутником Джонсон отмечал в характере и поведении Мариам ряд, как он говорил, одних только «достоинств». Первым из них была удивительная способность трепать языком, особенно когда пьяная жена была недовольна Ником. Она либо вспоминала свое светлое детство и прошлое вообще, в котором еще не было Ника, либо до страшных размеров раздувала все его отрицательные качества. Меры в словоблудии она не знала и могла говорить не останавливаясь часами с перерывом только для сна. Ник утверждал, что в голове Мариам вставлен лазерный диск, вращающийся и способствующий бесконечной болтовне, выключающийся, в соответствии с какой-то программой, только ночью. Ночью программа переориентировалась, по объяснению Ника, на сильный храп, сравнимый по звуку разве что со звуком работающего мотора трактора.

Другая особенностью жены заключалась в том, что ее невозможно было переспорить. Если у человека был один глаз, она могла доказать, что их два. Как и ее мамаши, Мариам всегда и во всем считала себя правой.

Жену нельзя было также перекричать. Она предпочитала при всех обстоятельствах громко кричать, «брала на голос», как говорил Ник. Казалось, что стекла в окнах должны были полопаться от ее истошных воплей. Крики Мариам всегда сопровождала разнообразными и грязными ругательствами, которых она знала, несмотря на свой липовый аристократизм, столько, сколько не знал, казалось, никто. Большинство из этих ругательств адресовывалось Нику, в связи с чем он завел специальную книжечку, куда записывал их. В один из дней Ник был обозван идиотом двадцать четыре раза, в том числе редким идиотом семь раз, поганым кретином двадцать раз, паразитом и старой сволочью по восемнадцать раз, прыщавым вонючим выблюдком, хотя у Ника никаких прыщей не было, один раз, калом один раз. Слова нахал, трутень, тунеядец, мурло, быдло, хрен, зараза, гад, скот, а также такие названия животных как ишак, козел, баран и свинья в семье Ника за ругательства не считались и произносились беззлобно, просто так. Очень любила жена Ника слово «придурок». Ник неоднократно просил Мариам называть его хотя бы «полудурок», но никакого снисхождения не получил. Слово «придурок» она могла повторять без конца, особенно в нетрезвом виде. Можно было иногда подумать, что вся ее речь состоит из слова «придурок», произносимого с разной интонацией и в разных вариантах. Ее рекордом было, когда она назвала своего мужа придурком четырнадцать раз за пять минут. Ник считал и все аккуратно записал. Однако долго наслаждаться интересными записями Нику не пришлось. Однажды жена обнаружила книжечку в кармане его куртки и уничтожила ее, обозвав мужа законченным идиотом. Словом «идиот» Мариам провожала Ника куда-нибудь и с этим же словом встречала его. Любила Мариам еще посылать мужа «на», «в» и «к», например, к черту, к чертовой матери, к чертовой бабушке или еще дальше. Посылка исчислялась десятками раз в день.

Мариам очень пристрастилась благодаря матери к алкогольным напиткам и пила каждый день и больше, чем какая-либо другая известная Нику женщина. Ник, тоже любивший выпить, всегда был рядом с ней со стаканом в руке. Но в последние два года он бросил это занятие из-за того, что жена начинала очень быстро пьянеть и от небольшого количества спиртного становилась неуправляемой и просто ненормальной, походя на какую-то скотину. Ник злорадно сожалел, что папа Мариам, не любивший алкоголь, не дожил до такого падения дочери. Каждое возлияние неприменно стало приводить к скандалу. Скандалы длились, как говорил Джонсон, бесконечно. Начало доходить даже до того, что Мариам пыталась применять к Нику рукоприкладство, бросаясь на него с кулаками и кухонной посудой. Ник, правда, с этим быстро покончил. Один раз напавшую на него пьяную жену он повалил и удерживал на полу по всем правилам борьбы дзюдо в течение пятнадцати минут пока та не обессилила. Показ синяков на теле Мариам на следующий день маме и тете вылился в настоящий домашний судебный процесс. На нем главным действуюшим лицом был муж-садист, которому жена и мама пожелали подохнуть уже завтра же от инфаркта и инсульта одновременно, а тетка Мариам, размечтавшись, проорала ему, чтобы Ник издох два раза. Еще один раз супруга Ника в припадке бешенства и бессильной ярости укусила его сначала за руку, а потом вцепилась зубами в бок. Пришлось шмякнуть Мариам об пол как жабу. Захлебываясь от бессилия и слез, крича, она обещала Нику устроить так, что он, сволочь, никогда не сможет добраться до того света. Однако после этого инцидента Мариам уже не рисковала вступать в рукопашный бой с мужем, заменив угрожающее размахивание руками перед его лицом на большее количество обидных выражений.