Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов) Страница 11

Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко; мне показалось, что должно быть больше восьми часов. Я лежал на траве, в прохладной тени, размышлял о том о сем и чувствовал себя спокойно и привольно. Сквозь густую чащу пробивались лучи солнца; кругом росли громадные угрюмые деревья. На земле виднелись маленькие рябые пятнышки света, проникавшего сквозь зелень, и пятнышки эти слегка двигались, — признак легкого ветерка. Две белки сидели на ветке и весело тараторили, поглядывая на меня очень дружелюбно.

Мне было так хорошо и уютно. Лень было встать, чтобы стряпать себе завтрак, и я уже начал даже засыпать снова, как вдруг услышал грохот выстрела, пронесшегося на реке. Я приподнялся на локте и стал прислушиваться; вот грянул еще выстрел! Я вскочил опрометью и выглянул в просвет между листвой. Вижу, облачко дыма стоит над водой, приблизительно наравне с пристанью. Пароходик, битком набитый народом, плыл вниз по течению. Я догадался в чем дело… «Бум!..» Снова белый дымок вылетел с бортов парохода… Они, видите ли, стреляли из пушки по воде, для того, чтобы всплыл мой труп!

Я сильно проголодался, но разводить огонь было нельзя — чего доброго, еще увидят дым. Делать нечего — я сел на берегу, наблюдая клубы дыма и прислушиваясь к выстрелам. В этом месте река очень широка — она расстилается на целую милю и летним утром имеет очень красивый вид, так что, в сущности, мне было бы даже приятно наблюдать, как добрые люди ищут мои останки, если б у меня нашлось чем перекусить. Вдруг мне пришло в голову, что на воду всегда пускают караваи хлеба со вставленными в них стаканчиками ртути, когда ищут утопленника, потому что каравай всегда поплывет прямо к телу и на том месте остановится. «Ну, — думаю, — нужно держать ухо востро! Если поплывет вблизи такой каравай, — уж я не дам ему пропасть». Я перешел на другую сторону острова, обращенную к Иллинойсу, и стал выжидать счастья. Действительно, я не ошибся. Огромная краюха хлеба плыла мимо; я чуть-чуть не поддел ее длинной хворостиной, но нога моя поскользнулась, я выпустил добычу, и она поплыла дальше. Разумеется, я выбрал место, где течение было ближе всего к берегу, я это хорошо знал. Но вот смотрю, плывет другой каравай — на этот раз я его подцепил благополучно, вынул из воды, вытряс ртуть и принялся уписывать с большим аппетитом. Это был хороший хлеб из булочной, каким питаются высокопоставленные господа, а не простой люд вроде меня.

Я выбрал удобное местечко между кустов, сел на пень, пожевывая хлеб, и стал наблюдать за пароходом. Мне думалось, что, наверное, вдова, или пастор, или кто-нибудь другой молятся, чтобы этот хлеб нашел меня, — так и случилось!

Я закурил трубочку и продолжал наблюдать. Пароход плыл по течению; я сообразил, что могу рассмотреть, кто на нем находится, когда он пройдет мимо, а пройдет он совсем близко, как давеча хлеб. Чуть только пароход стал приближаться, я потушил трубку, пошел к тому месту, где выудил хлеб, и залег за бревном на берегу, на небольшой открытой полянке. Между тем пароход подходил ближе и ближе, наконец, подошел так близко, что пассажиры могли бы перекинуть оттуда доску и сойти на берег, Почти все наши были на пароходе: и отец, и судья Тэчер, и Бекки Тэчер, и Джо Гарпер, и Том Сойер со своей старой тетушкой Полли, и Сид и Мэри, и еще множество других. Все толковали про убийство; капитан вдруг крикнул:

— Теперь смотрите в оба; здесь течение у самого берега, может быть, его прибило сюда и он запутался в тростнике. По крайней мере, я надеюсь,

Напрасные надежды!.. Все они столпились в кучку, нагнувшись над бортом, почти возле меня, и в глубоком молчании глядели во все глаза. Я мог их видеть превосходно, но они меня не видели. Капитан опять крикнул во все горло:

— Отойдите прочь! — и пушка выпалила передо мной, да так здорово, что я чуть не оглох от грохота и чуть не ослеп от дыма — «ну, — думаю, — конец мой пришел!» Будь там граната — они таки, наверное, получили бы труп, который отыскивали. Ну, однако, слава богу, я остался цел и невредим. Пароход проплыл дальше и скрылся из виду, обогнув остров. Время от времени до меня доносились выстрелы, но все дальше и дальше; наконец, через час, все замолкло. Остров имел около трех миль в длину. Я сообразил, что они направились к противоположной оконечности острова и отказались от своих поисков. Но не тут-то было. Они обогнули остров и поплыли по проливу со стороны Миссури, все продолжая палить. Я тоже перешел на ту сторону и следил за их подвигами. Поравнявшись с мысом острова, они перестали стрелять, поплыли к берегу Миссури и отправились домой.

Теперь я убедился, что все в порядке. Никто уже не станет больше разыскивать меня. Я вытащил свои пожитки из лодки и устроил пречудесный лагерь в густой чаще. Сперва я соорудил нечто вроде палатки из одеял, чтобы защитить свое имущество на случай дождя; затем поймал щуку, разрезал ее и выпотрошил пилой; а к заходу солнца развел костер и сытно поужинал. Под вечер я забросил удочки, чтобы наловить рыбы к завтрашнему утру, Когда стемнело, я оставил костер тлеть, вполне довольный проведенным днем.

Но мало-помалу мне стало скучно одному, я пошел и сел на бережку, стал прислушиваться к журчанию воды, считать звезды, плавучие бревна и плоты, скользившие мимо; потом улегся спать. Это самое лучшее средство убить время, когда вам скучно, — во сне скуку как рукой сняло!

Так прошло трое суток. Нового ничего не случилось. На четвертый день я отправился исследовать остров. Ведь я был полный властелин его, и мне хотелось узнать его получше; но главное — надо было хоть чем-нибудь заполнить время. Я нашел множество спелой земляники, зеленого дикого винограда и незрелой малины; черная смородина только еще начинала наливаться. Скоро все это поспеет одно за другим.

Долго бродил я по густому лесу; мне казалось, что я уже недалеко от противоположной оконечности острова. Со мной было ружье, я его захватил больше ради безопасности и не стрелял. По пути я увидел довольно большую змею, которая ползла в траве между цветов; я погнался за ней, решив попробовать пристрелить ее; но, пробираясь в чаще, я вдруг наткнулся на еще дымившееся костровище. Сердце у меня страшно забилось. Я не стал мешкать и пустился назад на цыпочках, как только мог проворнее. Уходя в чащу, я все время оглядывался и прислушивался; но ничего не мог расслышать, кроме своего собственного прерывистого дыхания. Если на пути попадался пень, мне чудилось, что это человек; наступая на сухой хворост, который хрустел под ногами, я вздрагивал и дыхание спиралось у меня в груди…

Добравшись до своей стоянки, я почувствовал себя не совсем спокойно, проворно собрал все пожитки и отнес их в лодку; костер потушил и даже золу разбросал, а сам влез на дерево.