Владимир Караханов - Продолжение поиска (сборник) Страница 12

— Провожу тебя немного, поговорим по дороге.

Мы пошли рядом, и он сам неожиданно помог мне:

— Домушника-то поймали… Из приезжих?

— Из приезжих, — подтвердил я. — Взгляни, пожалуйста, появлялся он в общежитии?

Эльмир внимательно рассмотрел фотокарточку Ризаева, твердо сказал:

— Нет, его у нас не видел.

На другой ответ я в общем-то и не настраивался, но надежда теплилась: а вдруг…

— Такой еще вопрос: прачку вашу знаешь?

— Валю? Кто ж в общежитии ее не знает? Только не подумайте плохого. Поначалу ребята к ней, конечно, лезли… Между собой про нее болтали, мол, в возрасте, а лицом приятная, фигуристая… Да она всех по-отшивала, не криком-шумом, по-умному. Женщина она правильная, стирает словно мать выстирала и ни копейки лишней не возьмет. Кое-кто ее за это ушибленной считает, вроде как можно за восемьдесят рублей ишачить? А у нее просто выкройка такая, правильная. Хорошая она, Валя.

— Ну и отлично. Твое мнение совпало с моим.

Я сказал это не без умысла, хотя вполне искренне. Всегда приятно убедиться в верности собственной интуиции. Обрадовало и Валино бескорыстие. Интуиция интуицией, а это уже весомый довод в ее пользу: не станет такая посягать на чужое добро. А умысел мой заключался в том, чтобы Эльмир не подумал, будто милиция ее в чем-то подозревает.

Теперь мне предстояло еще выяснить, почему комендант сердито сплюнул при упоминании о возможном Валином замужестве. Деталь, конечно, но она врезалась мне в память, а я не люблю оставлять «белые пятна». Парень скорее всего не в курсе Валиных сердечных дел, но попытаться все-таки нужно. Уж очень нелепо обращаться к коменданту, тем паче к самой Вале по такому щепетильному вопросу.

— Ты говоришь, что ребята поначалу пробовали ухаживать за Валей. Она что, незамужняя?

— Гандрюшкин с ней женихается, сторож наш, на полном серьезе. Уж она его, лентяя, обхаживает. Даже барахло ему вручную гладит, персонально.

— Как его зовут, Гандрюшкина этого?

— Михаилом Евлентьевичем, а ребята так просто Мишкой зовут. И до самой смерти своей Мишкой останется, потому что труха — не человек.

— Чем же он Вале тогда приглянулся?

— Да кто знает, за что она его приголубила. Аккуратный он и чистенький, одеколон употребляет. Судьбой обижен, потому как детки родные бросили. Он об этом всем и каждому рассказывает, а потом в глаза платком потычет, и такое на физиономии изобразит, ни в жизнь не догадаться, что деток этих он уж лет пять как липок, обдирает: целую бухгалтерию завел, кто сколько ему присылать должен, словно не отец, а фининспектор какой.

«Детки тоже хороши», — подумал я и еще подумал, что парень, оказывается, на редкость наблюдательный.

— Слабым здоровьем хвастать любит, мол, трагедия семейная подорвала его организм, иначе не сидел бы теперь под лестницей. Тут он обычно снова лезет за платком, потому что и сам, по-моему, не знает, чем бы таким мог заниматься. Артист, одним словом.

Парень украдкой посмотрел на часы.

— Извини, это не вовремя пристал. Последний вопрос, и сядешь в автобус. У тебя самого все в порядке?

— В порядке.

— Если понадобится помощь, звони, не стесняйся.

— Вы тоже, — сказал он, и мы расстались.

Я пошел обратно к остановке «Общежитие».

Настроение у меня приподнятое, хотя новой информации не густо. К двум достоверным фактам прибавился третий, который тоже с известной натяжкой можно считать достоверным: Валя собирается выйти замуж за сторожа общежития — человека не очень симпатичного. Ну и что? Да ничего. Ровным счетом ничего. Между фактами нет связки. Чему же я тогда обрадовался? И сам не знаю. Но наперекор доводам рассудка во мне крепла уверенность: мы на верном пути.

Путь этот снова привел меня в общежитие, точнее в прачечную. Кажется, я вошел туда следом за хозяйкой. Она еще и пальто снять не успела.

Я думал, Валя удивится: с чего это милиция сюда повадилась, да еще в такую рань? Ничего подобного. Она мне широко улыбнулась как старому знакомому. И табурет пододвинула.

— Простите, я так и не узнал вчера вашего отчества.

— Андреевна я. Да можете Валей звать. Мне так привычней.

Я не стал вдаваться в объяснения, а сразу показал ей фото Ризаева, спросил:

— Не знаете его?

Она внимательно пригляделась, безучастно покачала головой. Потом сказала мягким певучим голосом:

— Нет, и этого не видела.

Сказала так, словно извинялась, что опять не может мне помочь.

Я достал ризаевский платок — сегодня я захватил его с собой на всякий случай, еще не имея никакой определенной цели, а после разговора с Эльмиром он пришелся кстати, — и положил его перед Валей на стол, видимо предназначенный для глажки.

— Посмотрите, пожалуйста, Валентина Андреевна, не ваша ли работа?

Валя открыла целлофановый пакетик, осторожно, чтобы не помять, вытащила цветной, узорчатый платок, заглаженный аккуратным конвертиком. Вот теперь она удивилась.

— И впрямь моя… Да ведь это Михаила Евлентьевича платочек.

— Гандрюшкина?

— Его… его… — Валя покраснела и поспешно отвернулась.

У меня в груди что-то екнуло. Так бывает, когда самолет ночью с девятикилометровой высоты сползает на посадку и, кажется, ни за что на свете не разыскать ему затерянный в бескрайнем пространстве аэродром, как вдруг толчок, и он уже катится по надежному бетону.

Вот оно, связующее звено. В моем воображении возникает картина: Валя говорит с женихом о своих клиентах, пересказывает услышанное от них, по-женски, со всеми подробностями и мелочами, а этот прохвост жадно ловит каждое слово и задыхается от зависти к чужой, недоступной для него жизни среди дорогих и красивых вещей, с поездками на курорты и за границу и запоминает внешние приметы заманчивого мира материальной обеспеченности. Но ведь радость потребления тоже надо заработать, а он желает получить все, не вылезая из-под лестницы. А потом… потом появляется Ризаев, не знаю уж, откуда они могли быть знакомы.

Тут Валю словно осеняет:

— Как же он у вас очутился? Случилось что?

Глаза доброго кенгуру из детской книжки теперь неотрывно смотрят на меня.

— Не волнуйтесь, Валентина Андреевна, Гандрюшкин жив-здоров. У него дома недавно никто не останавливался?

— Не знаю. Он ко мне приходит. Я тут поблизости живу. Раньше как будто сдавал квартиру, сейчас не знаю.

Ну что ж, судя по описанию Эльмира, такого рода скрытность в характере Гандрюшкина. Зачем будущей жене знать о его побочных доходах?

Я поднялся, сказал:

— Нехороший он человек, Михаил Евлентьевич. Даю вам честное слово, нехороший. Не стоит вам свою судьбу с ним связывать.