Рене де Пон-Жест - Жемчужная река Страница 13

Это был прежде всего наш вчерашний знакомый, капитан Перкинс, один из самых ловких контрабандистов, торгующих опиумом. Затем мсье Лаутерс, первый женевский часовщик, перебравшийся на Дальний Восток и разбогатевший благодаря привычке китайских франтов носить в кармане по две штуки часов. Рядом с ним сидела его супруга, хрупкая блондинка, вечно тоскующая по родине, и, наконец, сэр Артур Муррэй, эксцентричный англичанин, один из тех, что встречаются на всех концах земного шара, где есть опасная охота, древности, раскопки или же необычайно редкие товары.

Великолепный моряк, как все аристократы его национальности, богач, страдающий сплином, сэр Артур встретился три года тому назад с капитаном Перкинсом в Бенгальском заливе и попросил взять его на борт пассажиром.

Убедившись, что это — человек воспитанный и деликатный, а главное — положительный, капитан согласился. С тех пор они не расставались.

Совершенно не интересуясь коммерческими операциями капитана, сэр Артур весело принял участие во всех опасностях его ремесла, рискуя попасть на виселицу или получить смертельную рану. Ибо часто случалось, что легкое суденышко, спасаясь от пиратов, хозяйничавших в устье Жемчужной реки, попадало под обстрел таможенных судов, несмотря на тайное соглашение всех контрабандистов, знакомых с местными обычаями, с мандарином, командовавшим таможенным фортом.

Форт этот был на полпути между Макао и Кантоном. Назывался он форт Бокка-Тигрис. Ни один иностранный корабль не мог пройти мимо, не заявив мандарину, какие грузы он везет, и не уплатив за них таможенной пошлины.

Все товары ввозились свободно, но опиум был безусловно воспрещен. Чтобы обойти запрещение, смелые контрабандисты заявляли мандарину, что везут рис или другой полезный продукт и, уплатив ему солидную взятку, спокойно ехали дальше, а мандарин старательно закрывал глаза. Эти легкие парусники звались в Китае «опиум-клиппер» и были вооружены как военные суда. И несмотря на это, без взятки они не рисковали пройти мимо форта.

Случалось, что мандарин играл двойную игру: то есть, обманув правительство и получив взятку, вдруг чувствовал прилив служебного усердия и гнался за судами, которые сам же пропустил.

И тогда на Жемчужной реке разыгрывались кровавые стычки.

В общем, ремесло контрабандиста было делом далеко не безопасным.

Императорские эдикты против курильщиков опиума были почти забыты, и в самом Кантоне существовало более двадцати притонов, где сыны Небесной империи дурманили себя опасным наркотиком. Правда, от времени до времени начальник полиции сговаривался с начальником форта и устраивал облавы, чтобы показать, что борьба с курением ведется не на шутку. И тогда отважные контрабандисты платились за барыши собственной головой и головами своего экипажа.

На эту тему как раз философствовал капитан Перкинс, когда ему доложили, что какая-то дама-китаянка желает его видеть.

— Китаянка, дама? — удивилась мадам Лаутерс.

— О, не думайте, что это — экзотический роман, дорогая мадам, — возразил капитан Перкинс. — Это просто-напросто мать этой несчастной, которую вчера приговорили к смерти. Этот идиот Минг уверен, что она убила своего супруга.

— Что же она хочет от вас? — изумился часовщик.

— Она хочет, чтобы я отыскал убийц Линг Та-ланга.

— Вы…

— Собственной персоной. И, так как я твердо уверен, что ее дочь невиновна, я думаю, я верю, что это мне удастся.

— Но зачем вам вмешиваться и предпринимать такое рискованное дело с таким проблематическим результатом? — продолжал часовщик, с недоумением смотря на капитана. — Что Минг идиот, это мы давно знаем и ничуть в этом не сомневаемся. Согласны и с тем, что Лиу-Сиу невиновна. Но это нас не касается. Мы здесь — иностранцы. И я думаю, что китайские власти будут на нас коситься, если мы станем вмешиваться в их дела.

— То есть как это к чему, милый Лаутерс, — усмехнулся капитан. — Во-первых, соображения чистой гуманности. А во-вторых — и это самое главное, — охотясь за убийцей Линга, я, может быть, спасу всю европейскую колонию и торговлю, которая в настоящее время стоит под очень серьезной угрозой.

— Ничего не понимаю, — встревожился часовщик, заметив, что жена его побледнела.

Но Перкинс оборвал беседу.

— Тише, — сказал он. — Вот несчастная мать. Пусть она думает, что моя единственная цель — помочь ей в ее горе.

Лакей фактории, действительно, ввел мадам Лиу, которая едва двигалась на своих с детства искалеченных ногах, подгибавшихся от страха и усталости.

Впервые со дня основания фактории китайская благовоспитанная дама решилась переступить ее порог. Любовь матери заставила ее пренебречь всеми предрассудками и правилами хорошего тона.

Какое ей дело до тысячелетних обычаев, запрещающих всякое соприкосновение с фун-коями, то есть «неверными собаками». Она добивалась спасения дочери, а до всего прочего ей не было никакого дела.

Но привычка сказалась: сделав несколько шагов, она внезапно остановилась, не смея двинуться с места.

Мадам Лаутерс бросилась ей навстречу, взяла ее под руку и бережно подвела к лонгшезу. Обе дамы уселись. Тогда капитан подошел к ним и сказал:

— Мужайтесь, сударыня! Я постараюсь выполнить все, что обещал.

Мадам Лиу подняла на него глаза, покрасневшие от слез, и этот взгляд ярче слов просил объяснений.

— План мой таков, — ответил на него Перкинс, — а сведения, которые мне удалось вчера получить, позволяют надеяться на успех. Завтра принц Конг возвращается в Кантон, и приговор по делу вашей дочери будет немедленно ему доложен. Я со своей стороны составил по этому делу подробную докладную записку, которую вы лично вручите наместнику.

— Я — каким образом? Разве вы не знаете, что по нашим обычаям женщине нельзя приблизиться к вице-королю?

— Я предвидел и это затруднение и вот что придумал. На другой день, по возвращении, принц посетит пагоду Хонан. Нам, иностранцам, разрешается быть на пути его следования и приветствовать его. Вы будете среди нас. И когда он поравняется с нами — вы подадите ему свою бумагу. Ручаюсь вам, что принц примет ее собственноручно, хотя бы потому, что мы будем присутствовать при этом.

— Вы думаете?

— Уверен! Суть дела в том, чтобы заинтересовать наместника и доказать ему, что Минг грубо ошибся. Кажется, это мне удалось. Вот прошение. Пусть защитник И-Тэ завтра же переведет его на китайский язык и перепишет начисто. Я буду ждать вас послезавтра в десять часов утра.

С этими словами Перкинс вручил мадам Лиу рукопись в двенадцать мелко исписанных страниц. Она нервно схватила ее, жадно вглядываясь в строки непонятного языка, и низко-низко поклонилась.