Роман Подольный - Искатель. 1973. Выпуск №1 Страница 13

— Я должен на днях получить такую аппаратуру. За ней и приехал, — меланхолически ответил Ланитов. — Попробуем ее в Западной Сибири. А вообще, есть у меня надежда — храмы огнепоклонников в Индии. Там есть огни, которым тысячи лет. Добиваюсь командировки. Кстати, ваш тесть так не вовремя умер: у части снимков нет подписей, это очень снижает значение материала для розысков. Жаль. Жаль. — Помолчал. — До свидания. Пора.

Он уже давно исчез за углом, а я все смотрел ему вслед. Счастливый человек! Хоть сам считает себя несчастным, а меня, знай он все, признал бы величайшим счастливцем. У него есть цель, рядом с которой все остальное для него — мелочи.

— От имени математической группы комиссии я уполномочен заявить, что дальнейшие исследования бессмысленны. Вот три незнакомые присутствующим работы маслом — портрет, пейзаж и натюрморт, по которым были проделаны, для примера, все расчеты по так называемым «формулам совершенства». Вот краски, вот все, что нужно художнику. Вот расчеты. Разброс возможных предложений для каждого из трех полотен колеблется по числу мазков между тремя и двумястами, место же наложения, мазков, их цвета и протяженность устанавливаются настолько неопределенно, что никакие реальные действия на этой основе невозможны. — Математик обвел зал взглядом, его глаза остановились на мне. — Таков строгий научный вывод. Я приношу свои извинения дочери и зятю покойного исследователя…

Я понял, что предаю Прокофьева. Предаю Таню. Хуже того — предаю их дело. Неужели у меня не хватит сил… Ладно. Комиссия должна запротоколировать хотя бы возможность чуда.

— Погодите-ка! — Я встал и подошел к картинам. Взял кисть.

Через пятнадцать минут я положил кисть и палитру прямо на пол и вернулся на свое место. Все пятнадцать минут зал молчал. Теперь он зашумел. Главный математик на своем возвышении только разводил руками, два других яростно кричали друг на друга.

— Здравствуй, Илья! — услышал я тихий голос и поднял глаза.

Василий Васильевич! Он отказался стать членом комиссии, но ходил на все ее заседания. А сейчас первым подошел. Простил. Мне стало страшно. Я отвел глаза.

— Спасибо, Илья, — сказал он. — Не сердись на меня, я ведь на тебя давно не сержусь.

— Вам не за что меня благодарить, Василий Васильевич.

— Разве ты не понял? Ты ведь сейчас доказал, что все дело не в формулах Филиппа, а в нем самом.

— Как, разве я плохо при вас работал?

— Хорошо. Но работал ты, а не формулы. Ты же и не заглянул в расчеты. Ты повторил сегодня подвиг Прокофьева. Подвиг гения! Только гения не науки, а искусства, Илья.

Я ждал, что он именно так воспримет происшедшее. И все-таки… До этого момента я не знал, хватит ли у меня сил. Теперь знаю. Я справился, промолчал.

Он был уверен в своей правоте. И значит, прав. Иначе сейчас быть не могло.

— Слава великому Прокофьеву! Да здравствует искусство! — крикнул Василий Васильевич.

Последняя группа формул деда Прокофьева умещалась на листке бумаги. Я их запомнил, раньше чем порвать листок. Эта часть формул сводит число возможных решений в каждом случае к единице. Я могу быть художником. И миллионы людей будут художниками. Каждый, кто по-настоящему захочет. И искусству это не угрожает. Но Василий Васильевич может быть спокоен. Еще одного удара я ему не нанесу. Пока он жив, наука последнего мазка не появится на свет.

Владимир КАЗАКОВ

ЗАГАДОЧНЫЙ ПЕЛЕНГ

РАКЕТЧИЦА

На Саратов с юга наползал туман, медленно растекаясь по берегам Волги. Тускнели редкие огни затемненных улиц, нахохлились и полиняли домики под Соколовой горой. Город затягивался серым покрывалом, тонул в настороженной тишине.

Два курсанта авиационной школы с карабинами за плечами неторопливо поднимались в гору по узкой тропке, виляющей в зарослях бересклета.

Василий Тугов шел, нагнув голову, но ветки то и дело пытались сорвать натянутую до ушей пилотку, царапали руку, выставленную перед лицом.

Евгений Шейкин, посмеиваясь над товарищем-гренадером, легко проходил кустарниковые туннели даже на цыпочках.

Многих удивляла их дружба. Казалось, что общего между всегда спокойным, исполнительным, молчаливым великаном Тутовым и тощим, длинноруким, вертлявым, языкастым Шейкиным. А дружба возникла, наверное, потому, что командиры в воспитательных целях старались всегда и везде соединять Тугова с Шейкиным, своей властью давали Тугову служебное первенство, которое Шейкин принимал как должное, хотя в отличие от своего товарища имел сержантский чин и боевые медали позвякивали на его застиранной гимнастерке.

Вспыхнул прожектор, белым глазом прошарил кусты, и над военным городком повис тревожный вопль сирены.

— Вася, давай газ! — Шейкин легко толкнул товарища стволом снятого с плеча карабина.

Они прибежали в казарму и сразу у входа встретились со старшиной.

— Первый патруль прибыл из города. На Сенном базаре задержаны два спекулянта и сданы в комендатуру. Больше происшествий не было! — доложил Тугов.

— Отдыха не будет. В строй!

Здание гудело от топота солдатских ног. Хлопали дверки ружейных пирамид, сухо щелкали затворы, обоймы загонялись ударами ладони, и приклад стучал о бетонный пол — боец в строю.

— На сей раз тревога не учебная! — сказал дежурный офицер, и в шеренгах затих последний говорок. — Наше подразделение выделено для облавы на ракетчиков в районе нефтеперегонного завода. Делимся на три группы. Первую возглавляю я. Вторую — старшина. Третью — курсант Тугов. Машины ждут у ворот.

…Автомобили с курсантами неслись по затемненному Саратову, освещая дорогу подфарниками. Иногда впереди описывал красный круг фонарик патруля, головная машина отвечала троекратным миганием. До крекинг-завода доехали с ветерком. Офицеры скрытно рассредоточили людей вокруг объектов.

Волна дальних бомбардировщиков «хейнкель-III» вышла на город в 23.00 с точностью до секунды. И сразу же корпуса завода, бензобаки, подъездные пути осветились бледным светом выпущенных с земли ракет. Туман смазывал очертания зданий, цистерны расплывались в нем черными густыми пятнами. Вывел трель командирский свисток — курсанты поднялись из засад. С винтовками наперевес они двинулись вперед, сужая огромное кольцо. Ямы, залитые нефтью с водой, кучи щебня и полусгоревших бревен разъединяли неплотные цепи людей, и они, чтобы в темноте не потерять друг друга, сбивались в небольшие группки. В сторону речного моста метнулась ракета, послышались выстрелы. Ракета брызнула звездочками и, будто пойманная чьей-то рукой, мгновенно потухла.