Фернандо Гамбоа - Черный Город Страница 14

И вот когда я, перебросив веревку через одну из нависающих над судном толстых ветвей, стал привязывать оба ее конца к утке[7], на нас было совершено самое настоящее нападение.

Сначала я услышал целую серию сильных ударов, напоминающих по дробному звуку град, обрушившийся на верхние деревянные конструкции судна. Многие из пассажиров удивленно посмотрели вверх, но не увидели ничего, кроме легких облаков и звезд, которые ярко светили над нашими головами.

И тут вдруг в мое плечо ударился какой-то твердый предмет, похожий на черный округлый камешек. Отскочив от меня, он шлепнулся на палубу, к моим ногам. Я, заинтригованный, наклонился и поднял его, тут же поразившись тому, каким он был легким. Мое удивление моментально переросло в испуг, когда этот камешек в моей руке вдруг зашевелился, и я инстинктивно бросил его за борт судна. И только тут я заметил, что некоторые из находящихся на палубе людей издают один за другим испуганные крики, что десятки детей бегают туда-сюда, подпрыгивая и смеясь, и что большинство пассажиров с абсолютно равнодушным видом просто надевают себе на головы шляпы и капюшоны своих дождевых плащей, стараясь прикрыть ими лицо.

Я ничего не понимал. Первое, что я подумал, — это то, что пассажиры судна вдруг все вместе сошли с ума. Однако затем я снова почувствовал, что в меня ударилась еще одна такая штуковина, а затем еще одна, и еще одна… Эти маленькие черные шарики ударялись в меня, как будто их с размаху бросал из прибрежных зарослей какой-то хулиган.

Несколько секунд спустя на палубе уже валялось множество этих таинственных черных предметов, которые, появляясь словно бы из ниоткуда все в большем и большем количестве, ударялись о конструкции судна и пассажиров.

Прошло еще немного времени, прежде чем я понял, что эти «предметы» представляют собой живых существ. Это были большие летающие жуки, которые по какой-то причине вдруг стали атаковать наше судно, как камикадзе, ибо, ударившись обо что-нибудь и упав на палубу, они вскоре умирали. Громкие звуки, которые раздавались, когда они дружно ударялись о конструкции судна, были чем-то похожи на пулеметные очереди. Пока одни пассажиры в панике пытались всеми возможными средствами защититься от этого нелепого нападения, другие ограничивались лишь тем, что надевали головные уборы и отворачивались, продолжая играть в карты и оживленно болтать с таким видом, как будто подобная «бомбардировка» жуками-самоубийцами была самым что ни на есть обычным явлением.

Прекращение этого необычного нападения было таким же внезапным, как и его начало: не прошло и минуты, как странные насекомые перестали шлепаться на судно и биться о находящихся на нем пассажиров, и только превеликое множество их черных блестящих тел, валяющихся на палубе и похрустывающих под башмаками расхаживающих туда-сюда людей, не позволяло склониться к мысли, что меня посетила всего лишь какая-то кошмарная галлюцинация, возникшая на почве несварения желудка.

Однако это было еще только начало. Экипаж, тут же вооружившись вениками и лопатами, стал очищать судно от этих маленьких нарушителей спокойствия, сбрасывая их в реку. Все это происходило к величайшей радости огромного числа рыб, из-за которых, при том, что их не было видно в мутной воде, очень слабо освещенной сигнальными огнями судна, эта вода аж бурлила вокруг корпуса судна: они, видимо, устроили грандиозный банкет, поедая мертвых жуков, предложенных им людьми на ужин. Когда же посеянный этими жуками переполох стих, мы начали замечать, что жуки не были единственными насекомыми, решившими устроить нам надлежащий прием. Тишина сельвы и еле слышное журчание реки вскоре стали дополняться весьма знакомыми нам и невольно заставляющими к ним прислушиваться звуками: к нам слетались москиты.

Тот, кто никогда не бывал в сельве, вряд ли сможет даже приблизительно представить себе, каково это — оказаться в центре «облака», состоящего из миллионов москитов. Целая армия этих надоедливых насекомых, привлеченная светом и запахом свежей крови и похожая на густой туман, состоящий из малюсеньких крылышек и жал, устремилась к судну, воспользовавшись тем, что оно не двигалось. Когда я их заметил, мои руки, лицо и одежда были уже полностью покрыты москитами, и мне пришлось предпринимать отчаянные усилия для того, чтобы не позволить им забраться мне в ноздри, уши и рот, и выплевывать тех, кто в мой рот уже забрался. Я почти ничего не видел, потому что эти проклятые твари лезли мне в глаза, застревая между ресницами. Я хотел было пойти в каюту, чтобы взять бутылочки со средством, отпугивающим насекомых (хотя от него при москитной атаке таких масштабов вряд ли было бы много толку), однако затем решил поискать профессора и Кассандру, чтобы выяснить, сумели ли они найти для себя какое-нибудь убежище.

Я шел, чуть-чуть приоткрыв один глаз и выставив вперед руку — как если бы я передвигался по какому-нибудь дому в полной темноте, — и так громко звал профессора и Кассандру, что мой голос можно было различить в начавшемся шуме и гаме. Я ориентировался больше по тому, что я слышал, чем по тому, что я видел, и пытался интуитивно почувствовать, где находятся наши гамаки. И тут вдруг появившаяся словно бы из ниоткуда чья-то рука схватила меня и так грубо и бесцеремонно потащила куда-то в сторону, что я невольно споткнулся и шлепнулся на деревянный пол во весь рост.

Подняв взгляд, чтобы посмотреть, кто это так нехорошо со мной обошелся, я при желтоватом свете висевшей под потолком лампочки увидел, что нахожусь в комнатенке, в которой мы сложили свой багаж, и что примерно с десяток пассажиров, среди которых находились Кассандра и профессор Кастильо, смотрят на меня и ухмыляются.

— Привет, Улисс! — сказала мексиканка. — Я очень рада, что ты к нам сюда… упал.

9

Когда на следующее утро над сельвой взошло солнце, мы уже плыли вверх по течению по желтовато-коричневым водам реки Шингу.

Русло этой реки было гораздо более узким, чем русло Амазонки, так что от нашего судна до обоих ее берегов можно было, так сказать, добросить камень, и поэтому мы время от времени имели возможность разглядеть какую-нибудь обезьянку, сидящую на ветке дерева и что-то жующую, или же баклана, пролетающего возле самого берега. Тем не менее на судне по-прежнему было довольно скучно, и единственное развлечение состояло в том, чтобы подойти к кому-нибудь из других пассажиров и завязать беседу. Впрочем, ужасный бразильский акцент, характерный для этой части бассейна Амазонки, неизбежно приводил к тому, что любой разговор превращался в вереницу недопониманий, тем более что многие жесты зачастую означали здесь совсем не то, что они означали в других частях света.