Андрей Ветер - Голос бездны Страница 15

– Вы спасли меня сегодня, – проговорила после некоторой паузы Тамара. – Можно я поцелую вас за это?

– Почему бы нет? – Сергей улыбнулся просьбе девушки. – Только пусть это не будет благодарностью. Пусть это будет просто поцелуй. Соприкосновение женщины и мужчины. Я никогда не принимаю ничего в качестве благодарности.

– Ладно.

Она потянулась к нему и осторожно прижалась губами к его рту. Губы у неё оказались пухлые, мягкие и влажные. Сергей почувствовал, как внизу живота у него пробежала искра.

– Хороший поцелуй, – сказал Сергей, когда их рты разделились. – А теперь пошли в дом, не то там будут беспокоиться из-за того, что мы долго отсутствуем. Подумают, что Пётр подкараулил нас где-нибудь и перерезал нам глотки.

– А это может случиться?

– Запросто, в любую минуту.

– И вам не страшно? Вы вообще-то боитесь чего-нибудь?

– Боюсь? Конечно, боюсь. Каждый человек боится, не может не бояться. Если не боится, то он просто не чувствует пульс жизни. Но я боюсь немного по-своему. Я, например, совершенно не страшусь смерти, но мне страшно, когда складывается ситуация, угрожающая мне хоть самую малость. Мне страшно, когда такая ситуация подкрадывается ко мне. У меня всегда замирает сердце, когда я вижу группу людей, способных наброситься на меня. Я боюсь, что может что-то начаться, я боюсь начала.

– Неужто?

– Ещё как «ужто»! Очень боюсь. Зато стоит мне ввязаться, то есть стоит мне переступить черту этого самого начала, как страх улетучивается. Видно, человек входит в иную систему координат, в иную систему ценностей, начинает действовать по иным законам. Вы можете не поверить, но мне бывало до головокружения дурно, когда я шёл сдавать экзамены в институте. Иногда мне казалось, что я вот-вот грохнусь без сознания. А чего там бояться-то было? Ну, «трояк» схлопочу, пусть даже «неуд»… Жизнь на этом не кончается, ан нет! Боялся. И сейчас боюсь всего, чего можно бояться, и по возможности обхожу стороной островки, которые кажутся мне опасными…

– Я вам не верю, – покачала головой Тамара. – Вы не похожи на человека, который сторонится опасности.

– Ваше право, можете не верить, – он задумался, вспоминая что-то. – У меня есть один приятель, служивший в десанте, так вот он рассказывал мне, что во время подготовки к парашютным прыжкам он с трудом держал себя в руках, чтобы не потерять сознание от страха. Он дрожал до тех пор, пока его не столкнули с парашютной вышки, и сразу после этого страх улетучился. Ему захотелось прыгать снова и снова, к нему пришла потребность в ощущении прыжка, в ощущении высоты. Он с трудом дождался прыжков с самолёта. Получается, что от ужаса до удовольствия не так уж далеко. Как и от ненависти до любви…

Они подошли к двери, и Тамара шагнула внутрь. Сергей задержался на мгновение и прислушался. Ему почудился звук, резкий звук, насильственный звук. Ломающаяся от старости прогнившая ветка трещит мягче. Тут же был тихий, но всё же настораживающий хруст: кто-то наступил в темноте на ветку, надавил на неё своим весом, заставил её лопнуть.

Лисицын быстро закрыл дверь, оставшись снаружи, сделал несколько быстрых шагов и притаился за углом избушки. Ветер дунул и густо шевельнул тёмные заросли, откуда донёсся привлёкший внимание Сергея звук. Лисицыну показалось, что он разглядел светлую тень, скользнувшую в чёрной листве. В следующее мгновение тень исчезла, и Лисицын почувствовал, как руки и ноги его похолодели и отяжелели. Из леса надвигалась опасность.

Медленно выкатила луна из-за клочковатых облаков, похожих на рыхлую поверхность скисшего молока, и видеть стало легче. Глаза пообвыклись в темноте. Прошло несколько минут, и Сергей вновь различил очертания человека. Теперь он мог с уверенностью сказать, что не ошибся в первый раз. Человек был, судя по всему, вымазан глиной, которая давно высохла и сделалась светлой. И человеком этим мог быть только Пётр Чернодеревцев.

Он был абсолютно наг, с патронташем вокруг талии, с ружьём в руке. Он двигался крайне осторожно, пригибался низко к земле, иногда почти ложился, оттопыривая голый зад, замирал, делался похожим на корягу смешной формы, затем вновь продолжал красться вперёд. Когда он добрался до противоположного от Сергея угла дома, на его лицо упал свет из окна. Лисицын увидел потрескавшийся слой глины на лбу и щеках Петра, хищный блеск глаз.

Дикарь, иначе Чернодеревцева нельзя было назвать, выпрямился, подойдя к окну. Его лицо напряглось, он кого-то высматривал. Затем вдруг он весь напрягся, сжался в комок, будто приготовившись к прыжку, и поднял ружьё.

Медлить дальше Лисицын не мог. Он прекрасно понимал, что в следующее мгновение Пётр разобьёт стволом стекло, сунет оружие в окно и выстрелит, раз он увидел того, кого искал. Сергей почувствовал, как в доли секунды его ладони сделались мокрыми. Протерев их о рубашку, он шагнул из-за угла и крикнул:

– Пётр!

Дикарь вздрогнул. Он явно не ожидал, что за ним следили. Увидев вооружённого человека, он не стал раздумывать и направил стволы на Лисицына. Прежде чем раздался щелчок курка, Сергей успел отскочить за угол. Сквозь грохот выстрела донеслось угрожающее вжиканье картечи, которая тупо вгрызлась в брёвна и полоснула по листве.

– Пётр! Не стреляй! Это я, Сергей! – заорал Лисицын, быстро пятясь дальше.

Он слышал мягкое движение ног Чернодеревцева, топот внутри дома. Вот громко отворилась дверь.

– Стой, сволочь!

Выстрел. Громкое шуршание. Второй выстрел, ответный. Теперь у Петра ружьё разряжено…

Сергей бросился вперёд что было мочи. Голое тело Петра оказалось неожиданно близко. Сергей буквально наткнулся на него, ударился головой Петру в бок, свалил с ног, но в ту ж секунду получил могучий удар прикладом по голове. Одновременно с этим громыхнуло ружьё того, кто стоял в двери. Пуля распорола воздух в двух сантиметрах от виска Лисицына.

– Стой! Не стреляй! Там Серёга! – послышался голос Олегыча.

– Бегом туда! Скрутим!

Пока Лисицын приходил в себя от полученного удара, он успел почувствовать, как через него перекатилось тяжёлое тело Петра, шаркнуло его по щеке мягким животом, покрытым коркой сухой глины, ткнулось ему в бедро босой пяткой. Прядь застывших от крови волос, прицепленная к патронташу Чернодеревцева, скользнула по губам Сергея.

Затем грузное тело исчезло, громко ломая кусты. Ему вслед бухнуло ружьё, кто-то протяжно матернулся.

– Ну? Как ты? – нагнулся над Сергеем Иван.

– Жив? – присел рядом Олегыч.

– Жив, – пробормотал Лисицын, осторожно покачивая головой, – но башке больно.

– Сильно он тебя?

– Это я сам налетел на приклад. Разбежался, наклонившись вперёд, и вот тебе на…