Александр Дюма - Анж Питу Страница 17

Не успели эти трое скрыться, как Питу услышал давешний голос.

– Поднимите руки! – скомандовала мадмуазель Бийо.

Питу поднял не только руки, но и голову, и увидел бледное, перепуганное лицо Катрин; в руках девушка держала нож.

– Выше.., еще выше… – приказала она.

Питу поднялся на цыпочки.

Катрин высунулась из окна; лезвие коснулось веревки, и руки Питу вновь обрели свободу.

– Возьмите нож, – сказала Катрин, – разрежьте веревку, которой вы привязаны к кольцу.

Повторять ей не пришлось: Питу разрезал веревку и стал совершенно свободен.

– А теперь, – сказала Катрин, – : вот вам двойной луидор; у вас длинные ноги: бегите в Париж и предупредите доктора.

Закончить она не успела: в ту секунду, когда к ногам Питу упал двойной луидор, на пороге дома показались полицейские.

Питу живо поднял монету. Меж тем полицейские застыли на пороге, изумленные тем обстоятельством, что человек, которого они минуту назад так крепко связали, снова на свободе. При виде сержантов волосы на голове Питу встали дыбом, и он смутно припомнил in crinibus angues11 Эвменид.

Мгновение полицейские и Питу пожирали друг друга глазами, застыв в позах охотничьих псов и зайца. Затем, так же, как при первом движении псов заяц пускается бежать, при первом движении сержантов Питу сорвался с места и, высоко подпрыгнув, перелетел через ограду.

Полицейские испустили вопль; услышав его, из дома выбежал жандарм с небольшой шкатулкой под мышкой. Жандарм не стал терять времени на разговоры и сразу бросился в погоню за беглецом. Полицейские последовали его примеру. Но, в отличие от Питу, они не могли перепрыгнуть изгородь высотою в три с половиной фута и были вынуждены бежать к воротам.

Добежав до угла, они увидели, что Питу уже одолел не меньше пятисот футов и движется через поля прямо к лесу, от которого его отделяет от силы четверть мили и которого он достигнет уже через несколько минут.

Тут Питу обернулся и, заметив полицейских, устремившихся в погоню за ним не столько в надежде его догнать, сколько для очистки совести, удвоил скорость и вскоре скрылся за деревьями на опушке леса.

Питу бежал, не сбавляя скорости, еще с четверть часа; при необходимости он мог бы мчаться так же быстро и два часа: он был резв и вынослив, как олень.

Но через четверть часа, когда чутье подсказало ему, что опасность миновала, он остановился, перевел дух и, убедившись, что рядом никого нет, сказал себе: «Поразительно, сколько всего может произойти в каких-то три дня».

Потом, взглянув на свой двойной луидор и на нож, он воскликнул: «О! Как было бы хорошо, если бы я успел разменять этот луидор и вернуть мадмуазель Катрин два су, а то, боюсь, этот нож разрежет пополам нашу дружбу. Но ничего не поделаешь, раз она мне велела отправиться в Париж, я так и поступлю».

После чего, осмотревшись и убедившись, что он находится между Бурсоном и Ивором, Питу углубился в лесок, намереваясь достичь Гондревильских вересковых зарослей, близ которых проходит дорога на Париж.

Глава 8.

ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ ВЕРНУЛСЯ НА ФЕРМУ ВМЕСТЕ С ПОЛИЦЕЙСКИМИ

Теперь возвратимся на ферму и расскажем о событиях, предшествовавших только что описанной нами развязке.

Около шести часов утра полицейский агент из Парижа в сопровождении двух помощников прибыл в Виллер-Котре, явился в комиссариат полиции и справился о местонахождении фермы Бийо.

В пятистах футах от фермы жандарм заметил работника, трудящегося в поле. Он подошел к нему и осведомился, дома ли г-н Бийо. Тот отвечал, что г-н Бийо никогда не возвращается домой раньше девяти утра. Однако, случайно подняв глаза, испольщик увидел в четверти мили всадника, разговаривающего с пастухом, и, указав на него пальцем, произнес:

– Впрочем, вот тот, кого вы ищете.

– Господин Бийо?

– Да.

– Вот этот всадник?

– Он самый.

– В таком случае, друг мой, скажите: желаете ли вы доставить удовольствие вашему хозяину?

– Я только этого и хочу.

– Тогда ступайте к нему и передайте, что на ферме его ждет приезжий из Парижа.

– О! – воскликнул испольщик. – Неужели это господин Жильбер?

– Ступайте-ступайте! – сказал жандарм.

Крестьянин не заставил себя просить дважды; он двинулся через поля, а жандарм и его пособники притаились за полуразрушенной оградой почти напротив дверей фермы.

Через минуту они услышали топот копыт: это возвращался домой Бийо.

Он въехал во двор фермы, соскочил на землю, бросил поводья конюху и ринулся в кухню, уверенный, что первым, кого он увидит там, будет доктор Жильбер, стоящий перед широким каминным колпаком, однако в кухне не было никого, кроме г-жи Бийо, ощипывавшей уток со всей тщательностью и аккуратностью, каких требует эта сложная операция.

Катрин у себя в спальне шила чепчик к следующему воскресенью; как мы видим, она бралась за это дело заранее; впрочем, если женщины больше всего на свете любят, как они говорят, наряжаться, то есть одно занятие, которое им еще милее, – готовить себе новые наряды.

Бийо остановился на пороге и огляделся.

– Кто же это меня спрашивал? – поинтересовался он.

– Я, – отвечал из-за его спины тонкий голос. Бийо обернулся и увидел человека в черном в обществе двух полицейских.

– Эге! – сказал он, отступая на три шага назад. – А вам чего надобно?

– Ах, Боже мой, сущую безделицу, дорогой господин Бийо, – отвечал человек с тонким голосом, – сделать обыск у вас на ферме, вот и все.

– Обыск? – переспросил Бийо.

– Обыск, – повторил жандарм. Бийо бросил взгляд на свое ружье, висящее над камином.

– Я думал, – сказал он, – что с тех пор, как нами правит Национальное собрание, гражданам больше не грозят подобные притеснения, напоминающие другие времена и другие порядки. Что вам может быть нужно от меня, человека мирного и честного?

У полицейских всего мира есть одно общее свойство: они никогда не отвечают на вопросы своих жертв. Но встречаются среди полицейских такие, которые, обыскивая, арестовывая, связывая жертву, жалеют ее; эти – самые опасные, ибо кажутся лучшими.

Тот, кто нагрянул к фермеру Бийо, принадлежал к школе Тапена и Дегре, людей приторных, щедро льющих над жертвой слезы, но пускающих в ход руки отнюдь не только для того, чтобы утереть глаза.

Человек в черном со вздохом сделал знак двум полицейским, и они подошли к Бийо, который тут же отскочил назад и протянул руки к ружью. Однако от этого оружия, вдвойне опасного, ибо оно могло убить разом и того, кто его направлял, и того, в кого оно было направлено, руку фермера отвели две маленькие ручки, которым придали силу страх и отчаяние.

Ручки эти принадлежали Катрин, которая, услышав шум, сбежала вниз и подоспела как раз вовремя, чтобы спасти отца, уже готового дать повод обвинить себя в неповиновении властям.

Немного успокоившись, Бийо прекратил сопротивление. Жандарм велел запереть его в одной из комнат первого этажа, а Катрин – в ее спальне на втором этаже; что же до г-жи Бийо, то ее сочли неопасной и разрешили ей остаться в кухне. Затем, почувствовав себя хозяином положения, жандарм принялся рыться в секретерах, шкафах и комодах.

Попав в западню, Бийо первым делом стал искать способа бежать. Но в комнате, где его заперли, как и повсюду на первом этаже, окна были зарешечены. Черный человек с первого взгляда заприметил эти решетки, а Бийо, сам их установивший, только теперь вспомнил об их существовании.

В замочную скважину он увидел, как жандарм и его сообщники переворачивают дом вверх дном.

– Эй вы! – крикнул он. – Что вы там делаете?

– Вы прекрасно видите, дорогой господин Бийо, – отвечал жандарм, – мы ищем одну вещь, но пока еще не нашли ее.

– Но вы же бандиты, злодеи, воры!

– О, сударь, – отвечал жандарм из-за двери, – вы напрасно нас обижаете, мы, как и вы, честные люди, но мы состоим на жаловании у его величества и обязаны выполнять его приказы.

– Приказы его величества! – воскликнул Бийо. – Выходит дело, король Людовик XVI приказал вам перерыть бумаги в моем секретере и вывалить вещи из моих комодов и шкафов?

– Разумеется.

– Его величество! – повторил Бийо. – Когда в прошлом году у нас свирепствовал такой голод, что мы едва не съели своих лошадей, когда два года назад тринадцатого июля град побил весь наш урожай, его величество о нас и не вспомнил. Какое же ему дело нынче до моей фермы, которую он никогда не видел, и до меня, которого он вовсе не знает?

– Простите, сударь, – сказал жандарм, осторожно приоткрывая дверь и предъявляя фермеру приказ, подписанный начальником полиции, но, по традиции, начинавшийся словами: «Именем короля», – его величество слышал о вас, хоть он и не знает вас лично; не отказывайтесь от чести, которой он вас удостоил, и примите как полагается тех, кого он к вам послал.

После чего, поклонившись и дружески подмигнув фермеру, жандарм снова закрыл дверь и продолжил поиски.