Владимир Беляев - Чекисты. Книга вторая Страница 18

— Но ускорить гибель этих “правнуков поганых” мы должны как можно скорее, пусть даже спустя десяток лет наша с тобой работа забудется, — сказал Загоруйко.

— Конечно! — согласился Кравчук, — я это прекрасно понимаю. Ведь не для славы мы работаем и не для премий, а потому, что, чувствуя себя солдатами партии, расчищаем нашу землю, воздух делаем чище над ней. Только безнадежный идиот может забыть о том, какой страшной трагедией было вторжение фашизма, какое душевное смятение внесли гитлеровцы в психологию нестойких людей, которые только формально находились в орбите советского воспитания, а на самом деле вели тусклую жизнь обывателей. Великую очистительную и очень тонкую работу нам надо проводить теперь. Оккупанты оставили кое-где свои корни. Не повырывай их вовремя — могут ожить…

— А что! Вот возьми. Те сволочи, кого ты проверять едешь. Фашистские “консервы” на случай войны.

— Мины замедленного действия…

…С чайным подносом и кипятком поднялась снизу Зоя Васильевна в цветастом халате. Она уже успела причесаться. Поставила чашки на стол.

Кравчук, возвращая Загоруйко прочитанный им протокол допроса Дыра, сказал:

— Ну и варенец у вас замечательный, хозяюшка! Холодный-прехолодный. Сроду, кажется, такого не ел…

— Я вам здесь постелю, Николай Романович, — показала Зоя Васильевна на кушетку.

— Какое там — постелю! — воскликнул Кравчук. — Еще до первых петухов мой след должен простыть. И просьба, Зоечка: меня вы здесь не видели. Могила, понимаете? А то мои пацаны сиротами останутся…

— Ну как вам не стыдно, Николай Романович, разве не понимаю?

— Всякое бывает. А сейчас ложитесь спать, а мы тут с Иван Тихоновичем погутарим…

— …Значит, Дмитро не промах? — спросил Загоруйко.

— Старательный парень. И самое удачное — земляк Хмары. Ему эта лиса доверяет. Села-то их рядом. А вот Березняк пока для меня — чистая загадка. Или трус отъявленный, или в одиночку пробует вести какую-то свою, очень тонкую игру.

— Из чего ты это заключаешь?

— Ну, посуди: в его глазах я — гость из Мюнхена. Но если бы ты знал, какие он мне показания дал! Липа на липе! Ведь он не подозревает, что я своими ногами все побережье от Сухуми до Батуми исходил, когда на границе служил, и помню, что там находится. Для чего ему врать? Вот вопрос. Либо психом стал от страха, либо в доверие бандитов войти хочет. А для чего ему это нужно? Я не знаю, насколько серьезен замысел Хмары отправить Березняка со мною в Мюнхен, но во всяком случае я его поддерживаю. Это сможет сохранить Березняку жизнь, лишь бы он сам только чего не напортил. И, пожалуй, надо рискнуть, как мы с тобой договорились.

— Фотографию у Тони я обязательно возьму, — сказал Загоруйко.

— А теперь давай, Ваня карту, бумагу и чернила, а то скоро светать станет…

В одном из особняков Мюнхена приблизительно в ту же пору собрались представители различных слоев многонациональной эмиграции, которая и поныне обитает в Западной Германии. В тот июльский вечер здесь можно было увидеть бывших вожаков латвийских “айсоргов”, эстонских, литовских и украинских националистов, тех беглецов из Венгрии, кто еще так недавно подвизался в окружении регента Хорти и Салаши. Были приглашены сюда польские деятели из клики Андерса и Сосновского, из “Зеленого интернационала”, возглавляемого бежавшим из Польши вице-премьером Миколайчиком. Среди них были и те, что в преддверии освобождения Польши Советской Армией и Войском Польским бродили там по лесам в шайках ВИН и НСЗ с изображением богородицы на черных рубашках, грабя и уничтожая мирное польское население. Были приглашены сюда и молодчики из “Железной гвардии” румынского фашиста Хориа Сима.

Все они выглядели весьма благообразно, выступая в новой роли “защитников западной демократии”, которую уготовали им те, кто стоял за их спиной, — “серые преосвященства” капиталистического мира. Пришли сюда и вожаки украинских националистов, а среди них и тот коренастый человек, которого его коллеги привыкли называть “Профессор”.

Вскоре после этого таинственного заседания Профессора привезли в немецкий порт Киль.

Там его посадили на специальный катер американской разведки с западно-немецкими опознавательными знаками. Ночью катер отошел в море. Несколько дней Профессор, сидящий в удобной каюте катера, и экипаж судна ждали нужной им погоды возле острова Борнхольм. Когда поднялся ветер нужного румба, катер снялся с якоря и взял курс в сторону Калининграда.

Неподалеку от запретной зоны советского побережья моложавый капитан катера с бакенбардами сказал поднявшемуся на палубу Профессору:

— К сожалению, дальше нельзя. Я не люблю разговаривать с советскими пограничниками. Бойз, плиз! — дал он знак матросам из команды.

…Мотор замолк, катер швыряло на волнах, и в наступившей тишине под завывание ветра моряки помогли Профессору надеть лямки небольшого воздушного шара, который, до поры до времени, прижимаемый ногами команды, лежал грудой шелковой прорезиненной материи на палубе.

К нему подвели шланг от баллона. Пока воздушный шар наполнялся газом, моряки закрепили на спине Профессора парашют и рюкзак с лодкой. Капитан катера еще раз повторил Профессору то, что говорил ему в каюте:

— Ветерок отличный! Недаром мы его столько ждали. Через пару часов вы уже будете далеко за пределами пограничного района. Нож я вам дал? Ну, а если ветер переменится, что по прогнозу мало вероятно, — на крайний случай у вас лодка. Вы можете открыть вентиль баллончика, и она, надутая мгновенно, спасет вам жизнь.

— Я вас понимаю! — Сказал Профессор. — Спасибо, мистер Рочестер!

— Только, ради бога, не опускайтесь на Красной площади, — пошутил капитан, прощаясь со своим очередным таинственным пассажиром, покидавшим борт таким необычным путем.

Матросы перерезали стропы, и воздушный шар унес Профессора в темное небо.

Спустя несколько дней этот воздушный пассажир сидел уже в купе мягкого вагона скорого поезда “Москва—Чоп”. Только значительно позже выяснилось, какими путями добирался он до Брянска, чтобы сесть на этот поезд, кто ему помогал после того, как спустился он с неба в глухом сосновом лесу. Но с уверенностью можно сказать: если бы любому из пассажиров, едущих в том же поезде, показали этого скромного, хорошо одетого мужчину и сказали, что совсем недавно он прилетел сюда на воздушном шаре, то такого “информатора” сочли бы фантазером, начитавшимся Жюль-Верна. И только, пожалуй, люди, знающие тонкости тайной борьбы с врагами, могли бы отнестись серьезно к такому сообщению и сделать из него нужные выводы.