Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход Страница 26

Когда жил некоторое время в этом Исруле, то иногда наблюдал арабские семьи (зрелище меня всегда веселило – оно бы не понравилось Друзсим женщинам): утром открывается дверь дома, оттуда вылетает арабская жена в платке и шасть к машине. Появляется муж, обычно толстяк с животом. Не спеша он идёт к машине, жена предупредительно распахивает перед ним заднюю дверь. Он усаживается, жена захлопывает дверь и бросается к рулю. Только в крайних случаях мужчины садятся там за руль, водят машины женщины. Вот так-то!

Как странно, у меня день тоже какой-то неприятный, мутный, целый день беспокойство, тревога какая-то, печаль, меланхолия, родителей вспомнил, лучше бы не надо, стал думать, как быстро год пролетел, в общем, хоть святых неси! Один шаг – и жалеть себя так начнёшь! Наверно – давление. А день у нас был солнечный! Я сегодня Ральфу как-то сказал, что смысл жизни есть, когда его сам найдёшь, а так – нет никакого! Вот меня наверно провидение и наказало печалью. Всё равно ха-ха-ха!

Когда я ехал в другую страну к бывшей жене, я получил тогда права, ну это была история – на первой сдаче от волнения заглох на горке, дурак, инструктор зачем-то бросился к двери, я отпустил тормоза, и его поволокло дверью. А потом однажды в командировку со старпером ездил, так тот на сельской развилке между двух дорог поехал -чуть не убились, потом в дождь закуривать стал, не успел я опомниться – как машина сорвалась с шоссе и только я видел, как ветки хлещут по стеклу. Я пересрался тогда, совсем как маленький! Вы не подумайте, что после я был в мокрых штанах, всё случилось так быстро, что я толком и испугаться не успел! В общем, не очень я люблю четырёхколёсных друзей! Но это так – воспоминания юности! Кстати, Армериканцы делали обследование и выяснили, что ответственность шофёра на дороге даже больше, чем у пилота Боинга! О как! Вы наверно этого совсем не знаете?

Но видели бы вы, сколько у них детей, и какие они живые и весёлые!

Это здорово – иметь много детей, они очень скрашивают жизнь. Если брошу службу, с голода не умру. Но мне не очень хорошо, честно говоря, потому, что я остался один и окружение тоже сменилось не к лучшему. Знаешь, как рыба пресноводная, когда в море залетела. Люди в Фиглеленде сейчас как рыбы в мутной воде, никому нельзя верить. Фраза как из фильма, но это правда! Вот не хотел говорить, но расскажу про того моего друга, который в Канаду уехать хотел. Страстно хотел уехать. Он уже видеть эту страну с её преступным духом не мог! Нам всем надоел к тому времени этот беспутный, бесчестных Фиглеленд! Его остановила мелочь – у него трое детей и маленькая квартирка была. И он не мог продать её, потому что тут такие сложности наделения подрастаюших, такие авгиевы конюшни законодательства, что он помыкался по адвокатам, помыкался, да и бросил этот замкнутый круг. Так и не смог уехать отсюда! А хотел уехать. Он считал свой отъезд спасением. Наверно он это очень переживал, потом работа на компьютере часов по десять, в итоге парень в сорок четыре года в этом году с инсультом ушёл в мир иной. Мой единственный настоящий друг. Ужасная история! Наверно, не следовало рассказывать, говорить нужно хорошее, но в жизни происходит всякое!

Меня всегда смущало слово «классический» по отношению к музыке. «Классический» обычно применимо к «серьёзной» музыке, но затем это распространяется и на остальные стили. То, что я делал в составе Beatles, я не считаю слишком поверхностным и несерьёзным. Кое-что там действительно было серьёзным и вдумчивым. Так что я предпочитаю называть подобный стиль «оркестровым». Я также очень горжусь своим происхождением из рабочего класса. Много людей любят оглядываться на своё прошлое, особенно когда они чего-то добиваются в жизни – но я всегда стараюсь напоминать другим людям и самому себе откуда я родом. Я не хочу терять свои корни. Я всегда буду представителем рабочего класса, я всегда буду родом из Ливерпуля, и мои корни всегда будут из рок-н-ролла. Мне показалась очень удачной идея соединить понятия «классический» и «рабочий класс», и я подумал: «Что ж, это довольно чёткое название», которое стирает границы понятия «классический», позволяя его обыграть». Работа с инструфараонами, обычно ассоциирующимися с классической музыкой, была неотъемлемой частью творчества сэра Пола Маккарти ещё со времён ранних записей Beatles. В памяти возникает струнный квартет в «Yesterday», струнная группа в «Eleanor Rigby» и оркестр в «She`s Leaving Home»; французский рожок в «For No One», труба пикколо в «Penny Lane» – все эти элефараоны аранжировки представляют собой нечто большее, чем небольшой штрих к основной композиции. Подобные вкропления стали важной частью эмоционального музыкального волокна. Тридцать лет музыкального стажа и необыкновенно успешные «Liverpool Oratorio» (1991) и «Standing Stone» (1997) утвердили Маккартни в качестве нового и очень важного голоса в области классической музыки. «Working Classical» переносит этот процесс на сцену, сопроводив его смешением оркестровой и камерной музыки.

Помнишь недоделанный струнный квартет в «Седьмой Нью-Йоркской Пасторали»? Французские рожки «Маёвки Вальпурия»? Помнишь! Мызыка стояла перед нами, более осязаемая, чем мир вокруг! Мир был пуст, а мы были полны! Эта незапечатлённая музыка осталась в голосе ветра, в солнечных лучах, в улыбке девушки по имени Алиса! Всё равно ничего не бывает зря! Всё в мире правильно! И даже горе объяснимо перед каменным лицом Провидения! Спроси Его, он не ответит!

А «Гангстерская Рапсодия» Ференца Листа? Неужели такое забывается?

Шумел ветер в кронах деревьев, лился поток с неба, и мне казалось, что я уже был здесь много веков назад, ровно в этом месте, такой же, как сейчас, и не было никаких дорог, никакого жилья, только дикая жизнь природы и дорога к морю. И море, морё, море шумело так же грозно, как сегодня, море, не подчиняющееся никому!

«Доктор Прахов. Сочинять стал с трёхлетнего возраста. Окончил Тамбовскую консерваторию по классу Филиппинского Рожка и Сомалийской Дудки. Люблю некоторые избранные пьесы, уважаю скрипку и скрипунов, скрипичный ключ и скрип в двери. Лауреат конкурсов и ресторана „Барма“ Участвовал в прослушиваниях.»

Опричник счастья и гармонии. Ничего хорошего от жизни ждать больше не приходилось. Ему снились ногти – знак бесчестья, отрезанные уши – предвестник бедности и банкротства, вокзалы и общественные туалеты, от лицезрения которых ждать чего-то хорошего не приходилось. В древней системе ценностей трудно было представить его новые добродетели.

Искусство – поле жизни смелых!

Я помню былые времена!

Тогда по миру колесили слухи, что Маккартни погиб не то в пожаре, не то в автомобильной катастрофе, не то утонул в пруду, но не в этом дело, а дело в том, что на его место поставили фараона, страшно на него похожего. Шоу-то должно продолжаться! Поэтому, мол, так изменился голос и сами песни. Поэтому он играла на басу, где ничего делать не надо! А он, как оказалось, просто сильно в то время пил! И наверно, не буду говорить наверняка, но наверно был очень похож на фараона. Но он не простил им этих слухов и написал песню «Козлёнок в Раю», где высмеял эти дурацкие слухи и употребил слово «Надысь»! Вот как бывает!

– Устрой ей домострой!

– За мной не заржавеет! У меня и так домавдуй и домаструй!

– Ещё есть домобей, домовей, домошей, домощей, доморой, домокуй, доможуй, домобуй, доморежь, домосвеж, домофар, домодар, домолук, доможук, домофир, домолир, доморак, домофак! И ещё три тысячи новых слов и словечек, которые рекомендованы мной к ежедневному употреблению!

– Ральф! Я знаю, ты любишь смотреть на пляжных девушек. А почему ты любишь на них смотреть? что ты видишь в них?

– Я смотрю, как они смотрят на свой живот и понимаю, что они там видят.

– И что же они там видят?

– Это секрет! Это их секрет! Это мой секрет наконец!

– И что там видят эти козы? – вмешался Бак, – По-моему, они ничего не видят, потому что голова у них пустая!

Большая оса носилась над Ральфом так, как будто он с ного до головы был намазан мёдом. потом оса не выдержала муки преследования и вонзила в темя всё более Святеющего Франциска острое ядовитое жало. Идеализм героя мигом угас. Ральф взвыл и бросился под навес, ища там не славы, но спасения.

– Бак! Отвлеки её, Бак! Да тут их целый синклит! Бак! Я не знаю, что им понравилось во мне?

– Может быть, твоя доброта? – съязвил Фрич.

– Запах! – сказал Бак, – Он пахнет, как зверь!

– Ну, это вряд ли! Я ведь знаю, чем пахну, но никогда никому этого не скажу!

– Ну и правильно! Никогда не говори этого никому! Пусть они сами тебя понюхают и после голову сломают в размышлениях, чем мы пахнем! когда я был молод и полон амбиций, я пытался разгадать секрет церковного запаха, но, хотя и приблизился к разгадке, до конца не смог разгадать её!