Александр Бруссуев - Кайкки лоппи Страница 26

— Действительно, какое-то немного неуместное русское слово. Объясни, Паша, — сказал Юра.

— Боцман тут выдал, что у кадета какие-то судороги. Вот я и позвал врача. «Калинка» — по местному, по-сомалийски — лекарь. Надо бы все же бедного парня в больницу определить. Да где ж ее тут найти? Хоть колдуна — знахаря какого-нибудь привели, ироды.

— Откуда столь специфические познания? — удивился дед.

— Из армии. Советской армии. Точнее — Северного флота, — Пашка, как показалось в призрачном свете Баасу, заблестел глазами. — Ну, ладно. Надо теперь думать, как бы нам так извернуться, чтобы обернуть всю эту ситуацию если не на выгоду нам, то уж и не на беду. Как я понял, рассмотреть еще чего-нибудь толком не удалось.

Стармех тяжело вздохнул.

В это время заголосил боцман, потом закричал повар, потом запричитали все остальные урки.

— Что? — вскочил старпом. — Что произошло? Да не галдите вы разом!

— Старпом! — срывающимся голосом сказал боцман. — Кадет не дышит!

— Боже мой! — закричал Пашка. — Парни, помогите!

Он и второй механик бросились к неподвижному телу. Питер Баас, как мог скоро поднялся на ноги и поспешил следом.

Юра уже стянул с кадета майку и приставил свое ухо к его хилой груди.

— Не слышно биений! — спустя несколько десятков секунд сказал он. — Искусственное дыхание! Живо!

Не дожидаясь помощи, он начал нажимать скрещенными ладонями грудную клетку. Потом зажал у кадета нос и выдохнул весь свой воздух, набранный могучим вздохом, в его рот. Так он проделал несколько раз, не пытаясь остановиться, словно боясь, что вот этого раза может как раз и не хватить кадету самостоятельно глотнуть затхлый воздух их узилища и закашляться, оживая.

— Давай же, — роняя со лба пот, ноющим голосом говорил он. И все давил и давил на безответную грудную клетку.

— Юра! Все кончено! — положил ему на плечо руку старпом. — Ты все-таки не Юрий Лонго. Не дано нам оживлять покойников.

Потом повернулся к собравшимся в тесную сплоченную группу уркам, над которой, как орел над птенцами расправил крылья — руки Питер Баас.

— He's dead. Kaikki loppi.

Урчелы, как по команде заплакали, при это почему-то стараясь не производить излишнего шума. Они уткнулись, кто мог, в плечи товарищей и, безостановочно хлюпая носом, содрогались от рыданий. Над ними, опустив уголки глаз и собрав брови над переносицей, лил огромные слезы старший механик.

Уставший Юра и Пашка опустились на палубу рядом с телом.

— Ты только никому не говори, что я целовался с парнем. К тому же филиппинским. К тому же совершенно мертвым, — сказал Юра.

— Ты — просто молодец! — ответил Пашка.

Они сидели некоторое время молча, даже, наверно, не думая ни о чем. Урки постепенно успокаиваясь, всхлипывали где-то за спиной. Баас безостановочно сморкался, как мамонт. Тени гуляли по румпельному отделению. Одна из них танцевала свой последний победный над тленной плотью танец. Освободившись от невидимых телесных пут, она благодарила своих товарищей за помощь, поддержку и уважение. Но никто ее не видел. Тогда она легко умчалась прочь на неизвестный филиппинский остров, чтобы в последний раз увидеть маму, сестер и вмиг поседевшего отца. А потом — в таинственный и открытый каждому в свое время путь.

— Теперь у наших урчел стимул появился, — внезапно проговорил Пашка.

— Какой стимул? — удивился Юра.

— Да не идти подобно баранам на местную каторгу, а бороться. И поверь мне, они по своей свирепости и отваге не уступят белорусским партизанам второй мировой.

— Верю, — сказал Юра. — Только вот что же с телом-то будем делать? Его же здесь так просто оставлять вроде бы нельзя. Сами с ума сойдем от запаха.

— Если снова позвать этих негров, то вполне возможно, что с нашей стороны покойников прибавится. Может быть, конечно, они и заберут его с собой. Если такое и случится, то вряд ли они поместят тело в холодильник, чтобы потом передать филиппинскому поверенному. Выбросят, скорее всего, где-нибудь на корм псам или вообще в море. Так?

— Так, — согласился Юра.

Они помолчали, потом второй механик, вдруг, начал крутить головой по сторонам. Глядя на него, урки сначала принялись осматривать друг друга, потом уставились по сторонам.

— Чего ищем-то? — поинтересовался старпом.

— Да вот вспомнил я, как когда-то давно, еще в Балтийском Морском пароходстве потонуло одно судно в суровых северных широтах, — ответил Юра.

— Ну, и чего?

— Называлось оно, вроде бы, «Механик Тарасов». Так вот, там спаслось только два человека: дед и моторист. Они успели так измазаться солидолом, что гипотермия не смогла их одолеть, когда они вместе с некоторыми другим коллегами по несчастью болтались в спасательных жилетах по волнам до самого прихода спасателей.

Пашка кивнул головой:

— Идея ясна. Есть ли у нас здесь солидол?

— Нет, конечно, — не мог ответить по-другому Юра. — Вон там должно быть несколько двадцатикилограммовых ведер со сферолом. Это почти то же самое. Только ты уж обрисуй картину землякам покойного.

Пашка поджал губы, покивал недолго в задумчивости головой и повернулся к уркам.

Речь его была долгой и подробной во всех мелочах. Когда он дошел в своем повествовании до сравнения с бальзамированием египетских фараонов, урки, как ни странно, воспряли духом.

— Стало быть, мы сможем его почти похоронить здесь, чтобы потом, позднее, придать его тело земле уже дома? — скорее утверждал, нежели спрашивал боцман.

— Надо попробовать, — развел руками старпом.

Урки тщательно обмазали все обнаженное тело кадета сферолом, потом завернули в самые крупные куски белой ветоши, снова нанесли сферол. И только после этого обмотали тело в несколько слоев белой материи. Получилась фигура, действительно похожая на мумию из Каирского музея.

Повар обнаруженным карандашом нарисовал на груди несчастного крест и поставил всех членов экипажа по обе стороны от тела.

На своем языке он прочел длинную молитву. Все перекрестились, некоторые урки смахнули снова появившиеся слезы. Потом неожиданно взял слово дед. Не повышая голоса, он как-то ловко достиг такого тембра, что слова молитвы на голландском языке, казалось, насытили каждый кубический сантиметр пространства вокруг них.

— Аминь! — единый хор голосов поставил точку над обрядом.

— Что же произошло с бедным парнем? — позднее спросил Юра у повара. — Вроде бы и рана-то пустяковая, для жизни совсем не опасная.

— Старики у нас в таких случаях говорят: «Испугался жизни». Только колдун мог его спасти, даже врачи тут были, по-моему, бессильны. Наверно, он сам себя объявил мертвым, будучи еще живым. Дал некую установку, что все равно обязательно умрет — вот и результат. Организм только повиновался решению мозга, — ответил Эфрен.