Александр Бруссуев - Кайкки лоппи Страница 27

— Да, такая вот химия и жизнь! — почесал себе затылок второй механик.

Поужинав лепешками, старпом и механики расположились в своих гнездах, наблюдая, как урки под водительством боцмана из бесхозных фанерок и проволоки легко и виртуозно изготовили ящик, куда и поместили тело своего товарища.

Они не разговаривали между собой в то время, как филиппинцы занимались работой. Каждый думал свою думу.

Размышления старпома.

Вот ведь жизнь — штука какая! Живой и здоровый, только слегка раненный в зад, расстроился — бац, и помер. Этак у нас, наверно, пять шестых страны перемерло бы! Придется сомалийцам ответить за это. Они повинны, без всякого сомнения. Вообще-то всех нельзя вроде бы винить. В каждой стране хватает уродов. Бандиты — люди без национальности. Кто же сказал такую чушь? Кто-то из наших политиков. Герои — люди в высшей степени национальны. Герой афганской войны, чечен по национальности. Джоджо его зовут. Маньяк, вырезающий захваченным соотечественникам уши, тестикулы, выкалывающий глаза — национальность свою вдруг утерял. Имя сохранил, речь, даже нос характерный, все по-прежнему. Но теперь он — гражданин всего мира. Если нация честна между своими нацменам, то она вправе не только гордиться за выросших среди них героев, но и отвечать за своих ублюдков. Другое дело, что процентное содержание этих ублюдков может превышать количество героев. Аполитично мыслишь, старший помощник Лом!

Когда в далеком 1976 году в какой-то задрипанной Джибути кодла террористов захватила автобус со школьниками — французами и угнала его по направлению к границе с этой Сомали, Париж решил действовать, нисколько не считаясь с политикой. Едва только этот несчастная машина остановилась, не доехав совсем немного до сомалийского погранпоста, оттуда к трем бандитам перебежало еще трое. Французский спецназ развернулся вокруг, несколько запоздав. Шестеро молодчиков успело занять в салоне круговую оборону, старательно разложив прихваченное с сопредельной страны оружие. Потрещали немного между сторонами про условия террористов, про жару вокруг, про время для решения проблем. Со стороны Сомали погранцы постреливают, норовя угодить в спецназовцев. Привезли воду, чтоб можно было пить. Террористы — мудро отказываются, посмеиваясь: вдруг отрава? Предлагают детям. Тем не до подозрений, лишь бы напиться. Не яд — всего лишь снотворное. Дети благополучно дуреют, зевают, опускаются на пол, только бы поспать немного. Бандиты злобно крысятся — не смогли их обмануть французы. И тут же получают пули в свои черные головы от снайперов — лягушатников. Не все, конечно, но человека три, не успев удивиться, раскидывают мозги по окрестностям. Остальные террористы, несколько потерявшись, обращаются со словами критики друг к другу, к французскому правительству и мировому сообществу вообще. У одного из живых оторвалась рука с автоматом, другой ранен в голову по касательной, третий рикошетом брошен к полуоткрытым дверям автобуса. За девяносто секунд они планировались влиться в ряды соискателей тридцати трех (или шестидесяти шести) девственниц в райских кущах на рыло, чему поспособствовали бы подкравшиеся вплотную к машине спецназовцы, но тут вступили в битву сомалийцы. Со своей территории, заметив, что дело — не уха, они начинают обстреливать из любого доступного вооружения всех: и видимых (и невидимых) французов и спящих детей, и удрученных террористов и далекий южноамериканский континент.

Пришлось спецам-антитеррористам тратить лишних сорок пять секунд, чтобы разворачивать огневое заграждение по взбесившимся черным пограничникам, параллельно устраняя еще шевелящихся в автобусе бандитов. Но тот, что получил рикошет, успевает за эти мгновения застрелить ближайшую к нему спящую девочку. Однако и сам прощается со своей никчемной революционной жизнью.

Французы крепко огорчаются и сметают с лица пустыни сомалийский блокпост, где пользовались неприкосновенностью (как они сами считали — дурачки) благородные защитники рубежей свободной африканской страны.

Самое удивительное то, что Сомали оправдало свою поддержку террористов и гневно осудило действия французской военщины. Хорошо все это запомнилось, словно только что с политчаса гвардии майора Покровского. Неплохой был офицер, хоть и политрук. Боевые «Звезду» и «Знамя» не за выслугу лет дают.

Ну а сейчас-то что-нибудь изменилось? Если эти сраные сомалийские голодранцы выдерживают нешуточный конкурс на право влиться в ряды пиратствующей прослойки населения? Такое вот воспитание, такие вот герои?

Да что же делать-то? Что делать, что делать — валить надо. Всех местных героев, чтоб самим остаться в живых и больше не потерять ни одного человека из экипажа. Без войны и нервотрепки. Мы — мирные люди. Как сказал один киногерой военного времени: «Вы все думали, что Степан — дурачок. А я просто при лошадях». Так и мы: пусть буржуи думают, что все мы агрессивные варвары. Мы просто при своей Родине. Маленькой, но родной. Плевать на властителей, их прихоти, их дурные потуги. Они, наверно, даже и не знают про мой край. А я его люблю и всегда в ответе. Даже здесь. Даже перед полчищем этих негров.

Конечно, люди смертны. Что самое досадное — «внезапно смертны», как сказал Михаил Афанасьевич. Но вот так помирать от страха или безысходности — такая перспектива не устраивает до безобразия. Сколько бы народу тогда от этого померло в том городском театре, захваченном чурками — террористами! В своей стране быть лишенными всех нормальных человеческих свобод своими же соотечественниками — кошмар! Пришел ментовский спецназ, пострелял бандитов безупречно. А дальше что? Люди гибнут от последствий газового отравления, а спецназовцы тут же пиво пьют, перешагивая через дергающихся в конвульсиях граждан. Все, алес — они свою работу выполнили, они же не медики, чтобы людям помогать. Пусть другие прибегают, им за это деньги платят. Это ли не мутанты? Приказали бы каждого второго для профилактики замочить — вряд ли палец на спусковом крючке дрогнул. Рук не хватало, чтобы пострадавших просто на живот переворачивать, чтоб не задохнулись они — а эти смеются, пиво на халяву из буфета хлещут! Бандиты — конечно, нелюди. А эти, что — люди? Какая разница погибшему, пал он от руки чурки, или скончался, потому что мент просто не нагнулся, чтобы помочь? Он по большому счету жить хотел.

Вспомнить, как один знакомый давным-давно из автобуса вышел на последней остановке перед Питером воздухом подышать — грустно становится. Каникулы кончились, впереди ленинградская слякоть, позади дом с мамой и дом с отцом. Кругом кусты и тьма, народ в автобусе дремлет. Звезды с неба подмигивают, зябко как-то. Обратно на свое место попасть уже была не судьба. Откуда появился тот тщедушный сержант? В засаде, в кустах, наверно, сидел. Преступников караулил. Как даст по спине своей дубиной — звезды уже не подмигивают, крутятся разноцветным хороводом. Знакомый сразу же на колени, головой крутит, воздух ртом хватает. А мент с шофером поругался, тот по простоте душевной попытался осторожно возмутиться. Автобус и уехал. Зато приехал милицейский уазик. Не успел знакомый в себя прийти — уже в отделении в собачатник определяется.