Мойра Янг - Кроваво-красная дорога Страница 27

Он сдергивает красную салфетку со своей шеи, и поднимает её в правой руке, прямо над головой. Толпа теперь орет еще неистовее и громче, чем прежде.

Распорядитель вздыхает.

— О, давайте уже покончим с этим.

Затем он опускает руку.

Два здоровенных смотрителя клетки открывают в неё дверь и вытаскиваю Арташира наружу. Толпа тут же, словно срываясь с цепи, устремляетца к дорожке, идущей пролегающей посередине Колизея, толкаясь, ударяя и пиная друг друга, таво кто оказываетца рядом.

Вооруженные охранники расталкивают людей так, штобы расчистить проход.

— Они живут ради этова, — говорит Распорядитель. — Они хуже зверья. Вот, што делает с людьми слишком большое употребелние чаала. Дурачьё.

Потом все начинают топать ногами по земле. Всё вокруг трясетца, даже платформа, на которой мы стоим. Топот становитца всё быстрее и быстрее.

Смотрители толкают Арташира вперед. Он оглядывает Колизей. Он делает глубокий вдох через нос, голова его высоко поднята. А затем он меняетца в лице. Оно напрягаетца. Как будто он принял решение. Он смотрит вверх на Распорядителя и сплёвывает на землю.

Распорядитель издает смешок.

Затем Арташир запракидывает голову и орёт, словно дикий зверь, которова затравили на охоте и загнали в угол, но тот всё еще продолжает боротца за жизнь.

Он пускаетца бежать. Он рванул по центральной дорожке. Отовсюду к нему тянутца руки, бьют его, хватают за тунику, стараютца сбить с ног. Он наносит удар и высвобождаетца. Ему удаетца продвинутца еще на несколько шагов. Но толпа преграждает ему путь, завывая как свора волков готовая разорвать свою жертву. Тела всё сильнее сжимают его в кольцо. Словно волной накатывают на тонущего человека. Арташир исчезвет в море неиствующей толпы.

Мой живот так и крутит.

— Обидно, когда хороший боец отправляетца на растерзание толпы, — говорит Распорядитель.

Он смотрит на меня. Он протягивает ко мне свою липкую пятерню и гладит меня по щеке.

— А теперь твоя очередь, — говорит он.

* * *

Девушка меньше меня.

Она начинает сразу же действовать против меня жестко. Она движетца так быстро, што я едва успеваю видеть её кулаки. Первый удар мне в лицо, потом под ребра. А я просто стою. Словно сплю.

Но, когда меня, наконец, ударяет словно обухом по голове, и охватывает приступ неистовства и гнева, я понимаю, што это такое. Животные сделают всё, што угодно, лишь бы выжить. Даже отгрызут собственную конечность, штобы сбежать из капкана. Вот, што такое неиставство. И я собираюсь научитца этим пользоватца, если хочу выжить в клетке.

Меня научит эта девочка. А она деретца жестко, грязно. Она проиграла два своих последних боя. Это её последний шанс. Так што её мотивация сильна как никогда, неистовство зашкаливает.

Но моя ярость сильнее её.

Я наблюдаю за её действиями.

Я быстро учусь.

Она чертовски мне наподдавала, прежде чем я достаточно поднаторела. А затем и мне везет. Я наступаю на неё и с размаху бью её в живот, да так, што она отлетает и ударяетца о решетку. Она не поднимаетца до тех пор, пока смотритель не ставит её на ноги.

Всё кончено. Конец.

Конец для неё. Начало для меня.

Они не называют мне её имени. У неё есть маленькая родинка на лице. Родинка похожа на бабочку.

Как и сказал Распорядитель, обидно, когда хорошие бойцы отдаютца на растерзание толпе.

Но одну из нас непременно ждала бы эта участь.

И я чертовски уверена, што, если бы это была ни она, то я.

* * *

Пинчи сидят снаружи, на палубе. Они празднуют свою удачу с кувшином браги, заедая её жареным голубем. Сегодня наша последняя ночь на Пустынном Лебеде. Завтра они переедут в город. Пинчи и Эм, разумеетца. Я же перееду в туда, где они содержат все колизейных бойцов.

Я лежу на своей койке. Как обычно прикованная по рукам и ногам. Эм сидит подле меня. У неё в руках тряпка смоченная в соке герани и она легкими прикосновениями, правда, очень аккуратно, прикасаетца к моему порезу под глазом.

— Я тебе не слишком больно делаю? — спрашивает она.

Я понимаю, што всё мое тело болит. Должно болеть. Но у меня такое ощущение, што вся эта боль где-то далеко-далеко, вроде как во сне, што ли. Как будто я больше на нахожусь в своем теле. Типа я парю где-то снаружи своей телесной оболочки.

— Прости, — шепчу я Эм.

— За што простить? — спрашивает Эмми.

— Ты не должна была этова видеть, — говорю я.

Она и Пинчи стояли вместе с Распорядителем боев на болконе и видели всё от начала до конца.

— Мне было так страшно, — говорит она. — Она бы убила тебя, если бы смогла.

— Я не собираюсь никого убивать, — говорю я. — Я буду жить. Я собираюсь жить, и вытащить нас отсюда и мы разыщем Лью. Я обещала ему, што я найду его и я... ох Эмми... Эмми, што же мы будем делать? Што же мне делать?

Вот оно. Я расклеилась. Потекли слезы. Она стараетца вытереть их, стереть мои слезы, но они немедленно появляютца вновь.

— Шшш... — Она гладит мое лицо. — Шшш… не позволяй им услышать тебя, — говорит она. — Никогда не позволяй им слышать, как ты плачеш.

Она дает мне какую-то тряпицу, штобы я закрыла ею рот.

Она ложитца рядом со мной на лавку. Она обнимает меня своими худенькими детскими ручонками и крепко прижимаетца ко мне.

— Все хорошо, Саба, — говорит она. — Всё будет хорошо.

Меня корчит от боли. Я вою в ткань, всё мое тело тресетца от рыданий.

Я рыдаю из-за девушки с бабочкой на щеке.

Я рыдаю иза Эмми. Па. Лью. Иза самой себя.

Иза таво, кем мы были.

Иза таво, што у нас отобрали.

Иза таво, што было утеряно для нас всегда.

ГОРОД НАДЕЖДЫ МЕСЯЦ СПУСТЯ

Они называют меня Ангелом Смерти.

Просто потому што, я еще не проиграла ни одной схватки. Каждый раз, когда они запирают меня в клетке, я позволяю ярости охватить меня, и она деретца, пока не побеждает.

Если для девушки, с которой я дерусь это третий неудачный бой, то я просто поворачиваюсь спиной, так мне не приходитца смотреть, как она бежит через толпу. Правда, я всё слышу. Сумасшедший вой толпы под кайфом, словна свора, готовая к убийству.

Я отключаю сознание. Я не позволяю себе думать об этом. Я должна оставатца в живых. Я должна выбратца отсюда и разыскать Лью. Он где-то там, ждет меня, когда я приду за ним. Я это точно знаю. Они могут его держать его прямо здесь, в городе Надежды.

Город Надежды. Это выгребная яма, как и говорила Мерси. Каждый покрытый перхотью злодей, который казалось только што вылез из навозной кучи, казалось таки или иначе находил сюда дорогу.

И Торнтон. Они повсюду, как и предупреждала меня Мерси.