Сергей Колбасьев - Факультет кругосветного путешествия Страница 28

— Мой пиджак не налезет,- запротестовал Миша, злорадно взглянув на Волкова.

— Пустяки,- через переводчика успокоил его француз:- он нужен только для стиля. Я буду нести его на руке.

Волков в трусиках голландского флага, Рубец в сетке, просвечивающей синим несмываемым рисунком кисти Ван-Дезена, и Джессика ждали на шлюпке. Ждать было трудно, особенно трудно стало на исходе третьего часа, когда все уже сделали себе маникюр, Мишиным перочинным ножом выгравировали свои имена на планшире.

Из листвы, взволнованно лопоча выглядывали маленькие обезьяны. Они вели себя, как публика в зоологическом саду: хихикали, бросали в людей орехами и не допускали с их стороны никакой фамильярности.

Звенели и кусались огненные мухи. Было душно, как в парнике. Хотелось пить.

— Нет, — вдруг сказала Джессика, — он вернется.

— Совершенно верно, мадемуазель, — раздался сверху голос француза. Между ветвями показалось довольное, лоснящееся лицо Мишле: — мадемуазель, он вернулся, блестяще выполнив… — ветви с треском разорвались, и Мишле всей грудью рухнул на борт. В следующее мгновение пассажиры плавали вокруг опрокинутой шлюпки.

— Блестящее возвращение,- отплевывалась мадемуазель. Мишле в воде пожимал плечами, разводил руками и извинялся.

76

Катамаран, как водяной паук, прыгал с волны на волну. У него было сухое длинное тело и сухие паучьи ноги, соединявшие корпус с параллельным бревном.

Нет такого ветра, чтобы опрокинуть катамаран, но сидеть на нем тесно и неуютно. Огромное тело Мишле раскачивалось над обоими бортами и размахивало руками:

— Старый дурак пришел в восторг от моей обворожительной личности. Сразу предложил быть его компаньоном и вызвал дочку. Дочка поджарая, смешанных кровей и стриженая. Она заулыбалась — ой, видимо, тоже нужен компаньон. Но я не прост, я прежде всего должен осведомиться о финансовом положении плантации. Только тогда я могу рисковать моими сотнями тысяч. Мои гульдены любят аккуратное обращение. Мне нужно в Риунг, но шлюпка, на которой я для собственного удовольствия удочкой ловлю скатов, для этого не годится. А свою яхту палисандрового дерева я отослал чистить днище.

Старый дурак с восторгом дал свой катамаран-эту самую водяную блоху. Полужелтая дочь хотела проводить, но я не позволил — надо беречь чудесный сырный цвет лица.

Это остров Сумба, тот самый, на котором моя кофейная плантация и лимонная невеста, а это Флорес, — Мишле широким взмахом обвел синевший на севере берег,- Риунг на той стороне, придется обходить остров. Придем на рассвете, так говорит наш черноносый шкипер.

Черноносый шкипер собрал в мелкие складки свои бурые малайские щеки и закивал похожей на веник головой. Большой человек ему определенно нравился. Нос у него не черный, а красный, но это, вероятно, тоже от джина и виски.

77

— Нападать сразу, — шепчет Мишле. — Вахтенного у них быть не может.

Спят, как кроты. Вы, двое, пройдете к носовому люку и запрете команду. А я с малайцем спущусь в кают-компанию. Из капитана сделаю бифштекс по-голландски…

Потом снимемся и уйдем в Сингапур.

«Оостершеллинг» мирно поскрипывал на якоре и не подозревал о надвигающейся катастрофе.

На катамаране парус был убран. Малаец, с бамбуковой тростью в зубах, сидел на носу. Он весь сжался и приготовился к прыжку. Он был счастлив драться за большого человека.

Джессика вооружилась коротким веслом, а Волков крюком, Миша, верный своим принципам, медленно сжимал и разжимал кулаки. Мишле просто стоял, заложив руки в карманы.

И катастрофа разразилась. Неожиданная не только для «Оостершеллинга», но и для катамарана. Серое небо над островом и шхуной вдруг треснуло красной полосой. Море совершенно неожиданно выгнулось и черной стеной хлынуло вперед. Потом был долгий громовой раскат, и вода закружилась. Она рвалась и выплескивалась прямо вверх, слепила пеной и захлестывала. «Оостершеллинг» чертил петли вокруг катамарана и берег был со всех сторон, а огненный столб появлялся то слева, то справа. Катамаран птицей летел по гребню огромной волны. Было страшно смотреть вниз в черную жидкую яму и невозможно от нее оторваться. Снизу на гребень выскочил моторный катер, попробовал удержаться, завертелся волчком и исчез в густой пене. Рядом из воды выбросилась огромная белесая рыба.

Впереди возник второй огненный столб, а сзади поднялось огромное черное дерево. Это был смерч. Долбленный корпус катамарана вдруг разлетелся щепками. Вода охватила за плечи и за ноги, затянула и выбросила вперед. Она была перемешана с песком и камнями и была неодолима.

Волков вдруг заметил, что крепко держит Джессику, что они стоят на дне и воды только по колено. Но дно шатается… И от этого охватил ужас.

Мимо них верхом на бревне проплыл Мишле. Потом из волны вдруг вынырнул Миша. Он показал рукой на берег и побежал.

Вода внезапно отхлынула и открыла дно. На нем была прибитая трава и кусты. Это была суша. Впереди на бревне, засевшем в камнях, огромный и неподвижный, как памятник, сидел Мишле. У опушки леса горели две большие, вдребезги разбитые при ударе друг о друга, шхуны.

Ветер внезапно прекратился. Наступила тишина, и пошел крупный темно-серый снег.

— Извержение, — глухо прокричал Миша, — пепел… Море не вернется… Здесь безопасно, — и сел на мокрую траву.

78

Утро было серое от пепла и тугих облаков пара. Извержение кончилось. В фактории пострадавшим оказывали помощь, голодным раздавали пищу и голым одежду. Имен не спрашивали — было не до имен,

Мишле в даровом мешковатом костюме, Джессика в туземном платье, и Волков с Мишей, просто оборванные, шли по плотному песчаному берегу. Линия прибоя была ясно очерчена белой полосой дохлой рыбы. Местами на ней лежали более темные и крупные предметы. От них отворачивались. Один из них показался знакомым. Рубец вгляделся в его лицо и узнал. Это был черноносый шкипер.

— Может быть лучше было погибнуть… — Жизнь казалась Мише тусклой, как это серое утро и совершенно бесцельной.- ВУЗ все равно, что на другой планете, а она идет под руку с Ванькой. Ванька ее спас. Почему он, а не я? Почему? — Рубец хромал позади остальных и тихо бормотал. Он был настолько утомлен, что даже позабыл приписать свой пессимизм дурному питанию и бессонной ночи.

— Вот он! — вдруг крикнул Мишле и, крикнув, побежал к вклиненной между деревьев шхуне. На разбитой доске кормы белели буквы «Оостерше», конец надписи был сорван.

Мишле мгновенно взобрался на палубу и исчез в люке кают-компании. Через минуту, как черт из коробки снова выскочил наверх.