Карл Май - По дикому Курдистану Страница 29

– Добро пожаловать в наш дом, да продлится безмерно ваша жизнь! – этими словами встретил нас комендант.

– Так же как и твоя, – отвечал ему я. – Мы прибыли издалека, чтобы увидеть тебя. Да пребудет благословение в твоем доме и удастся любое твое начинание…

– И вам я желаю блага и успеха во всех ваших делах! Как называется страна, увидевшая твое рождение, эмир?

– Германистан.

– Там есть великий султан?

– Там очень много падишахов.

– И много воинов?

– Если падишахи Германистана соберут всех своих воинов, они увидят несколько миллионов глаз, направленных на них.

– Я еще не видел этой страны, но она должна быть большой и знаменитой, ведь ты состоишь под защитой падишаха.

Это был, конечно, намек на то, чтобы показать документы. Я тут же это сделал:

– Твое слово верно. Вот бу-джерульди, паспорт падишаха.

Он взял бумагу, прижал ее поочередно ко лбу, рту, груди и начал читать.

– Но здесь звучит твое имя по-другому, чем Кара бен Немси!

Черт, как неприятно! То обстоятельство, что я сохранил данное мне Халефом имя, могло нам навредить, но я быстро нашелся и сказал:

– Прочитай еще раз имя, стоящее на пергаменте!

Он попробовал, но у него ничего не получилось. А уж имя моего родного города прочел он вовсе запинаясь и краснея.

– Вот видишь! – заявил я. – Ни один турок не может правильно прочитать и произнести правильно имя из Германистана; с этим не справится ни муфтий, ни мулла, потому что наш язык очень труден и пишется другим шрифтом в отличие от вашего. Я хаджи Кара бен Немси, это докажет тебе это письмо, данное мне для тебя мутасаррыфом Мосула.

Я протянул ему письмо. Прочитав, он удовлетворился и вернул мне после обычной церемонии бу-джерульди.

– А этот эфенди – хаджи Линдсей-бей? – спросил он затем.

– Таково его имя.

– Из какой он страны?

– Из Лондонистана, – отвечал я, чтобы не называть ему более знакомое название Англии.

– Он дал обет молчания?

– Он не говорит.

– Он может колдовать?

– Послушай, мутеселлим, о магии нельзя говорить просто так, всуе.

– Мы познакомимся поближе, ведь я большой любитель магии. Ты веришь, что можно сотворить золото?

– Да, золото можно сделать.

– И что есть камень мудрости?

– Есть, но он не в земле, а запрятан в людских сердцах и его нельзя изготовить с помощью химии.

– Ты говоришь непонятно, но я вижу, что ты знаток магии. Она бывает черная и белая. Ты знаешь оба ее вида?

Я развеселился.

– О, мне известны и другие ее виды.

– Есть еще другие?

– Голубая, зеленая и желтая, также красная и серая. Этот хаджи Линдсей-бей был сначала поклонником магии в серую клетку, теперь же он перешел к магии в красно-черную.

– Это видно по его одеянию. Селим-ага мне рассказывал, у него есть с собою кирка, которой он разрывает землю, чтобы исследовать язык умерших.

– Так оно и есть. Но давайте сегодня об этом не будем говорить. Я воин, эфенди, а не учитель, преподающий уроки другим.

Бравый комендант промотал уже все денежные источники своей и без того нищей провинции и искал выхода в магии. Мне не хотелось укреплять его в этом суеверии, но и устраивать дискуссии тоже не стоило. Или эта пресловутая мотыга моего мистера Крылатого Быка навела его на мысль поговорить со мной о магии? Тоже возможно. Кстати, мои последние слова, по меньшей мере, возымели свое действие: он хлопнул в ладоши и велел принести кофе и трубки.

– Я слышал, что мутасаррыф воевал с езидами? – затронул он другую тему.

Было довольно опасно втягиваться в этот разговор, но я не знал, как мне от него отделаться. Он начал как бы со слухов: «Я слышал…» И все же он, как ближайший подчиненный губернатора и комендант Амадии, должен был знать все не просто по слухам. Поэтому я предпочел ступать по его собственным стопам в беседе.

– Я тоже об этом слышал.

И, чтобы опередить вопрос с его стороны, прибавил:

– Он, должно быть, их наказал, а теперь, пожалуй, на очереди и строптивые арабы.

Он встрепенулся и пытливо взглянул на меня.

– Почему ты так предполагаешь, эмир?

– Потому что он сам со мной об этом говорил.

– Он сам? Мутасаррыф?

– Да.

– Когда?

– Естественно, когда я был у него.

– Почему он это сделал? – осведомился он, не скрывая своей недоверчивости.

– Да потому, что он мне доверял и собирался дать задание, связанное с этим военным походом.

– Какое задание?

– Ты когда-нибудь слышал о политике и дипломатии, мутеселлим?

Он высокомерно улыбнулся.

– Был бы я комендантом Амадии, не будь дипломатом?

– Ты прав! Но почему ты не показываешь себя как дипломат?

– Что, я был недипломатичен?

– Да. И очень.

– Как это так?

– Ты спрашиваешь меня так прямо о моем задании! Я не должен о нем говорить. Ты мог бы узнать о задании лишь через умные вопросы. Ты должен был у меня спросить, чтобы узнать что-либо об этом деле: это ведь вернейшее доказательство, что мутасаррыф говорил со мною откровеннее и чистосердечнее, чем с тобою. А что, если я приехал по делу, касающемуся его вторжения в арабскую область Амадия?

– Этого не может быть.

– Почему? Вполне возможно.

– Я хочу тебе только доверительно сообщить о том, что губернатор пошлет меня после возвращения из Амадии на пастбища арабов. Я должен изучить там местность, чтобы потом высказать ему некоторые соображения.

– Это правда?

– Я говорю тебе это по секрету. Значит, это правда.

– Тогда ты близкое доверенное лицо мутасаррыфа.

– Может быть.

– И имеешь на него влияние!

– Даже если бы это было так, то я не обязан подавать вид. Иначе я мог бы это влияние очень легко потерять.

– Эмир, ты опечалил меня!

– Отчего?

– Я подозреваю, что милость мутасаррыфа не распространяется на меня. Скажи мне, ты действительно его друг и доверенное лицо?

– Он мне сообщал то, что, наверное, другим не говорил, даже о своем походе против езидов, но друг ли я ему – это вопрос, от ответа на который ты меня должен освободить.

– Я подвергну тебя испытанию, чтобы узнать, действительно ли ты больше знаешь его, чем остальные!

– Давай, – сказал я беззаботно, хотя внутренне почувствовал некоторую тревогу.

– Какое арабское племя его особенно интересует?

– Шамары.

– Какие из них?

– Хаддедины.

Теперь его подозрительный вид сменился на хитрое выражение.

– Как зовут их шейха?

– Мохаммед Эмин. Ты его знаешь?

– Не знаю, но я о нем слышал. Мутасаррыф взял его в плен. Он же наверняка поговорил с тобой об этом, благо он отнесся к тебе с доверием и собирается послать тебя к арабам.

Этот милый человек на самом деле прилагал все усилия, чтобы быть дипломатичным. Я же, напротив, рассмеялся ему в лицо: