Луи Буссенар - Приключения парижанина в Океании Страница 34

— Прекрасно! Нам как раз туда и надо.

— Мы составим настоящее морское подразделение, — добавил Пьер Легаль.

Когда приготовления были закончены, туземцы перенесли запасы саго в лодку, очень умело спрятанную ими в одной из бухточек, о существовании которой европейцы даже и не подозревали. При виде этого чуда кораблестроительного искусства Пьер не смог не удивиться.

— Ну и ну, моряк, — проговорил Фрике, пораженный не менее своего друга, — как тебе нравится это флагманское судно?

— Они не дураки, наши союзники, совсем не дураки!.. И как все здорово сделано. Я знаю немало владельцев трехмачтовых баркасов в Ла-Манше, у которых эта лодочка вызвала бы самую черную зависть.

Пироги — главные суда Новой Гвинеи. Самые большие из них, предназначенные для дальнего плавания, имеют до десяти метров в длину и метр с четвертью в ширину. Такой была и пирога, заставившая восторгаться старого морского волка, Пьера Легаля. Корпус ее, выдолбленный из ствола большого кедра, очень легок, толщина стенок не превышает трех сантиметров; внутри, чтобы она не накренилась и не погнулась, имеются полукруглые распорки; оба конца приподняты и снабжены широкими деревянными волнорезами, способствующими довольно высоким скоростным качествам лодки.

Пирога очень низко сидит на воде, поэтому борта надстраивают плотной сеткой, сплетенной из прожилок все той же саговой пальмы. С каждой стороны над бортом, к которому они прикрепляются с помощью волокон ротанговой пальмы (индейского тростника), на расстоянии двух метров от корпуса имеется пять или шесть легких трубок. Они спускаются к воде под углом и соединяются, как ступеньки веревочной лестницы, с большим куском дерева, равным по плотности коре пробкового дерева, он все время держится на поверхности воды и служит балансиром.

Понятно, что построенная таким образом пирога становится непотопляемой, поскольку ее поверхность увеличивается в четыре раза и позволяет ей удержаться на плаву при самых резких поворотах, не уменьшая при этом скорости. Крыша, сделанная из листьев, положенных на очень тонкую раму, на две трети покрывает пирогу и предохраняет экипаж от палящих лучей солнца. На корме волнорез переходит в некое подобие лестницы, напоминающее лафеты старых корабельных пушек, что же касается волнореза на носу, то он украшен поставленными вертикально широкими резными дощечками, разукрашенными изображением листьев, людей и животных.

Что касается мачты, то на первый взгляд она может показаться одной из самых наивных выдумок, противоречащих здравому смыслу. Вообразите себе большие козлы, используемые плотниками при установке балок не с двумя, как обычно, а с тремя подпорками, замените эти тяжелые деревянные брусья бамбуковыми палками, установите их на носу пироги, и вы представите себе эту мачту, не имеющую ни реев, ни вант, ни штагов[129]. Помимо того, что ее без труда можно поднять и опустить, у нее есть еще одно редкое достоинство — она не мешает встречному ветру и не парализует усилия гребцов. Но стоит подуть попутному ветру, как тут же поднимают лежащий у мачты и прикрепленный к ней тремя канатами большой цилиндр…

Этот цилиндр — широкая циновка, закатанная в рулон вокруг бамбуковой палки, сплетенная либо из пушка, покрывающего молодые листья саговой пальмы, либо из самых тонких прожилок ее листьев, — и есть парус. Ширина его метра два, длина — метров шесть. Если ветер крепчает, достаточно ослабить средний канат, поддерживающий рею на верху мачты, и парус опускается на нужную высоту. Руль, длинное весло с широкой лопаткой, укреплен на корме волокнами индийского тростника, и туземцы по очереди очень ловко управляют пирогой.

Пьер и Фрике устроились в лодке туземцев, которую боцман торжественно назвал флагманским кораблем; они были счастливы, как могут быть счастливы только потерпевшие кораблекрушение, отправляющиеся на поиски более гостеприимной земли.

Парижанин счел нужным поднять французский флаг, взятый, как помнит читатель, когда друзья покидали «Лао-цзы». Фрике надеялся, что флаг привлечет внимание моряков, если случайно им встретится какой-нибудь корабль. Такой вариант, впрочем, был маловероятен, поскольку корабли цивилизованных стран редко заходили в эти плохо изученные воды. Правда, в этих краях, по словам Узинака, было полным-полно пиратов-папуасов, совершающих набеги на прибрежные районы, грабящих жителей ближайших деревень, уводящих рыбаков в рабство. Вид флага, указывавшего на то, что в пироге находятся цивилизованные моряки, которые умеют обращаться с огнестрельным оружием, мог бы остановить пиратов.

Слово «рабство», когда Виктор перевел его, заставило насторожиться Фрике.

— Как? У папуасов существует рабовладение? Неужели не хватает того, что здесь все еще существует эта страшная язва — людоедство? — спросил он Узинака.

Тот рассмеялся и ответил:

— Не надо думать, что все папуасы — людоеды, таковых не так уж много. Вот мы не едим человеческого мяса. И вообще, жители побережья добры, гостеприимны, любят путешествовать, питаются рыбой и саговыми лепешками. А вот те, кто живет в горах, — это другое дело; они, наоборот, ведут оседлый образ жизни, занимаются охотой, выращивают ямс, пататы[130], сахарный тростник и так далее. Это люди сильные, жестокие, они едят человеческое мясо.

— Смотри-ка, — прервал его Фрике, — совсем не так, как в других местах. Земледельцы, как правило, люди миролюбивые, добрые, а жители побережья слывут сущими разбойниками. Во всяком случае, у нас так говорят.

— Совершенно верно, сынок. И нет тут ничего удивительного. Ведь мы на другом конце света, у наших антиподов[131]. Здесь все наоборот, — откликнулся Пьер.

— Браво! Я никак не ожидал от тебя такого ответа, просто здорово! — смеясь воскликнул Фрике.

— А что касается рабов, — перевел Виктор слова Узинака, — ты сам увидишь, что у нас с ними хорошо обращаются.

— Охотно верю, мой славный папуас. И это в чем-то примиряет меня с частью населения самого большого острова Океании.

Плавание продолжалось целую неделю и проходило спокойно; в безлунные ночи они приставали к берегу, разбивали лагерь, а на рассвете снова пускались в путь. За все эти дни наши друзья не увидели ни одного корабля, зато встретили множество не всегда вызывавших доверие пирог.

Однажды одна из таких пирог повела себя чересчур вызывающе: явно собираясь взять суденышко наших друзей на абордаж, она подошла так близко, что были слышны голоса сидевших в ней папуасов, которые уже снимали с лодки крышу, мешавшую натягивать луки. Фрике велел поднять французский флаг и выстрелил в воздух. Успех превзошел все ожидания. Готовившиеся к нападению папуасы тут же водрузили крышу на место, что, по словам Пьера, было равносильно признанию поражения, и поспешно удалились.