Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса Страница 35

— Что там у них? Долго провозимся? — осведомился Ягер. Штурмбаннфюрер, громко хрустя, грыз галету и, кажется, чувствовал себя замечательно. По крайней мере, от недавней депрессии не осталось и следа.

— По-моему, что-то серьезное, — сказал капитан.

— Если мы потеряем грузовик… — начал Ягер, но Артур перебил:

— Если мы потеряем грузовик, то бросим его. Люди разместятся в остальных машинах без особого труда, а возиться с неисправной техникой или тащить грузовик на прицепе по меньшей мере глупо.

— Позвольте, — сказал Богер, протиснувшись между ними и направляясь к грузовику. Он решительно оттер солдат, дававших советы тому, чей зад торчал из мотора, и сунулся внутрь.

— Может быть, они его все же починят, — неуверенно произнес Фрисснер. — Хотя черта с два они его починят. Если что-то ломается в неподходящий момент, то ломается напрочь. Минус один грузовик. Не так уж и плохо, остается еще два.

Прошло двадцать минут.

Двадцать пять.

Ягер демонстративно убрался в душный салон легкового «фиата» и то ли уснул, то ли притворился спящим. Замке бродил вокруг — кажется, он пытался заговорить с Муамаром, но тот игнорировал ученого.

Полчаса.

Сорок минут.

— Господин капитан…

Задумавшегося Фрисснера вернул к реальности Обст.

— Господин капитан, грузовик починить невозможно.

— Что там такое? — спросил Фрисснер.

— Треснул корпус двигателя… В полевых условиях мы ничего не сможем сделать.

— Треснул корпус?

— Да, трещина тоненькая, но проходит чрез блок цилиндров, — сказал Богер, подойдя. Он вытирал испачканные руки тряпкой, от которой одуряюще пахло бензином. — Грузовик накрылся.

— Снимите все, что может пригодиться на запчасти, — распорядился Фрисснер. — Пулемет. Груз распределите между двумя оставшимися машинами Горючее, воду — ничего не оставлять. Потом подорвите его к чертовой матери. Если тут кто-нибудь когда-нибудь появится, пусть поломает голову над обгорелым остовом.

После того как с машины сняли все нужное, Каунитц подорвал ее связкой из двух гранат. Легкий «фиат» подбросило и швырнуло набок, доски кузова запылали.

— Дым виден далеко, — заметил Ягер, высунувшись из салона. — Ну и ничего страшного, — отрезал Фрисснер. — По машинам!

За ужином, когда они, укутавшись в шерстяные одеяла, сидели у костерка из собранных солдатами тонких стволов акации, археолог сказал:

— Нам нужно поменять график, господин капитан.

— То есть?

— Видите, как холодно стало ночами? Чем дальше мы будем углубляться в пустыню, тем холоднее будет. Перепад дневной и ночной температуры иногда достигает тридцати градусов.

— То есть если днем было тридцать девять по Цельсию…

— …то ночью будет плюс девять, — закончил Замке. — Я видел здесь заморозки, а в Тибести температура опускается ниже десяти градусов. И днем, когда жарко, мы будем отдыхать, а когда термометр опустится до приемлемой цифры, двинемся в путь.

— Я поддерживаю ученого, — угрюмо сказал штурмбаннфюрер, прихлебывавший из фляжки. Судя по запаху, там был коньяк, но Ягер ни разу не предложил спутникам хотя бы глоток. — Днем ехать в этой душегубке невозможно.

— Хорошо, — кивнул Фрисснер. — Поскольку сразу мы перейти на такой режим не сможем, сделаем это постепенно.

— А может, вернемся к идее сменных водителей и будем ехать круглые сутки? — предложил Макс Богер, но капитан покачал головой:

— Это лишнее. Мы не на гонках, Макс.

Из темноты в круг света у костра шагнул Муамар. Он как ни в чем не бывало уселся между Фрисснером и Каунитцем и уставился в огонь.

«Проклятый призрак».

Фрисснер уже несколько раз слышал, что солдаты называют так проводника. Действительно, сейчас в Муамаре было что-то от призрака. Зыбкие блики падали на его фигуру, исходящий от костра жар заставлял ее струиться и дрожать, и капитан подумал: «А что, если это не Муамар? Не Муамар, а невесть в какие времена погибший в пустыне кочевник или караванщик, вот так запросто присаживающийся к кострам случайных путников?» От этих мыслей Фрисснеру стало жутко, и он, чтобы развеять глупые фантазии, дернул араба за рукав. Тот резко повернулся.

Артур улыбнулся и спросил, стараясь говорить медленнее:

— Вы не хотите поужинать?

Араб наклонил голову набок, явно не понимая. Фрисснеру в первое мгновение пришла в голову мысль объяснить проводнику свое предложение жестами, но он вовремя остановился — даже живя с дикарями, негоже становиться дикарем.

— Замке, переведите ему, пожалуйста, — попросил капитан.

Ученый послушно перевел. Повернувшийся к нему Муамар выслушал и покачал головой, потом посмотрел на Фрисснера и снова покачал головой.

— Почему? — спросил Артур.

— Он вам все равно не ответит, — сказал Замке со вздохом. — Я уже несколько дней пытаюсь упросить его рассказать хоть что-то об отце, о его последней экспедиции. А он молчит.

— Что вас интересует? — спросил Ягер. Он сидел на корточках, заметно пошатываясь.

— Что? — не понял вопроса археолог.

— Какие вопросы об отце вы хотите ему задать? Я спрошу у араба, и он мне ответит, будьте покойны.

— Успокойтесь, штурмбаннфюрер. — Артур положил руку на плечо. Ягера, но тот резким движением сбросил ее и едва не упал, в последний момент успев упереться ладонью в песок.

— Я не собираюсь ничего делать… ничего плохого… и не трогайте меня, черт побери! — рявкнул штурмбаннфюрер. Плотно закрутив колпачок фляжки, он убрал ее в карман и повторил с настойчивостью пьяного человека:

— Не трогайте меня! И если я сказал, что могу разговаривать с ним, то я могу разговаривать с ним! Когда захочу. И когда он захочет.

— Тогда спросите у него, что он может рассказать Замке об экспедиции его отца, — предложил Фрисснер, стараясь направить Ягера на нужные рельсы, — Я думаю, всем присутствующим интересно это послушать.

— Немой ничего не может рассказать, — расплылся в ухмылке Ягер. — Немой может кивать и качать головой. Я должен задавать однозначные вопросы. Где они? А?

— Спросите его, господин… господин штурмбаннфюрер, что случилось с остальными членами экспедиции отца? Они погибли? — Замке говорил умоляющим тоном, прижав руки к груди. Смерив взглядом маленького археолога, вскочившего на ноги, Ягер перевел. Муамар протянул руки к огню и медленно кивнул.

— Их убило… убила пустыня? «Да».

— Вы спасли моего отца? «Да».

— Вы знаете, что он искал и что ищем мы? «Да».

— Это существует на самом деле?

Муамар, прежде чем ответить, долго молчал. Потом оценивающе оглядел всех сидящих и кивнул. После этого издал короткий глухой звук и покачал головой.

— Что он имел в виду? — воскликнул Каунитц.

— Черт его знает, — спокойно сказал штурмбаннфюрер. — И да, и нет.

— Это опасно? — продолжал Замке. Видя, что Ягер отвлекся, он повторил вопрос по-арабски, и Муамар кивнул.

— Удивил, — проворчал Богер, кутаясь поплотнее, — Интересно, а как терпят холод все эти ящерицы и змеи, что целятся сейчас на наши задницы?

— Не мешай, — сказал ему Каунитц. Макс резонно возразил:

— А что, он сказал что-то дельное? Страшно, опасно, ужасно… Я и без него вижу, что здесь не Ривьера и не Сен-Дени с их девчонками и вином. Пошел я спать, вот что.

Поднявшись, Богер ушел в темноту. Словно поняв его слова — или он на самом деле их понял? — встал и Муамар, секунду постоял над костром, отбрасывая черную тень, и ушел вслед за Максом.

— Разговор окончен, — сказал штурмбаннфю-рер. — Он не очень-то склонен к светским беседам, да? А теперь спать, спать… спать.

С этими словами Ягер неуклюже повалился навзничь и захрапел, едва коснувшись песка.

Его решили оставить у костра, укрыв одеялам. Когда Фрисснер шел к машине, его остановил Обст. Унтер-офицер откашлялся и тихо сказал:

— Господин капитан… Солдаты встревожены.

— Так успокойте их, — ответил Фрисснер. — Что там еще?

— Они боятся ехать дальше. Их пугает пустыня, пугает этот зловещий проводник. Они очень тяжело пережили смерть Вайсмюллера, и я боюсь, что с каждым днем напряжение будет нарастать. Пока все под контролем, но я счел своим долгом…

— Спасибо, унтер-офицер, — перебил Фрисснер. Он чувствовал, как холод забирается под одежду. Наверное, сейчас градусов пятнадцать, но после дневного пекла казалось, что руки и ноги буквально мерзнут.

— И еще, господин капитан. — Коренастый Обст переступил с носи на ногу. — Не лучше ли сообщить солдатам, куда мы едем?

— Что-о?!

— Неведение — худший враг, господин капитан. «О боже, он рассуждает, как философ», — подумал Фрисснер.

— Так скажите им правду.

— Какую?

— Настоящую, черт побери! Мы едем к нагорью Тибести, мы — археологическая экспедиция, мы ищем очень ценную вещь, которая необходима рейху! Этого мало?