Сергей Наумов - Искатель. 1981. Выпуск №1 Страница 38

— Дим Димыч, ты меня уважаешь? — тянет Прибылов ко мне мокрые губы.

Я деликатно отодвигаюсь.

— Да пока Гриша, вроде бы не за что…

— Правильно, Дим Димыч, пока не за что, — легко соглашается Прибылов. — Но будет, это я тебе ответственно заявляю. А я тебя, Дим Димыч, все равно уважаю. Ты меня — нет, а я тебя — да…

Я отвожу Прибылова подальше от чутких ушей его недавних слушателей.

— Меня, Гриша, вот что интересует. В котором часу ты в субботу вышел из общежития?

Прибылов собирает лоб в гармошку.

— Значит, так, дай припомнить. Жинке я обещал в одиннадцать быть дома, следственно, в половине уже засобирался, а без четверти вышел.

— Какой дорогой добирался?

— Как всегда, кратчайшей. Сам знаешь — от Ключевой до Литейной короче, чем по Садовой, не пройти.

Я ощущаю легкую дрожь в коленках: Садовая проходит параллельно Гончарной. Но голос мой по-прежнему спокоен, даже ленив:

— По дороге никто не встретился?

— Да нет, пустынная была улица. Вот уже когда я на Литейную вышел, хлопец один мимо пробежал. Я еще подумал: куда в такую поздноту спешить? На работу — рано, в магазин — закрыто…

— Как он был одет?

— Плащ на нем был… светлый такой. На голове ничего.

— Куда направлялся?

— Как раз троллейбус трогал в сторону города, он почти что на ходу сел.

7

Чуть ли не бегом возвращаюсь я в райотдел. Еще бы, после длинной полосы невезенья наконец-то забрезжило вдали нечто конкретное. Перепрыгивая через три ступеньки, я взлетаю на второй этаж, врываюсь в свой кабинет, бросаюсь к телефону.

— Леша, ты? Найди Рябчуна, и мигом поднимайтесь ко мне. Есть отличные новости, Леша! У тебя тоже? Добро, посоревнуемся, кто кого удивит.

Не прошло и пяти минут, как оба мои помощника сидели напротив меня.

— Андрей Петрович, как успехи?

— Сижу в домоуправлении, просматриваю списки жильцов, кое-кого проверяю. Пока ничего обнадеживающего…

Чувствую — чем-то озабочен старый участковый, чего-то не договаривает.

— Что еще, Андрей Петрович?

Рябчун отмахнулся:

— А, ерундистика! Как-нибудь после…

Я поворачиваюсь к Волкову.

— Леша, ты собирался нас чем-то удивить?

Волков, скорбно разглядывавший на рукаве крохотное пятнышко, резко выпрямился.

— Не знаю, Дим Димыч, может, то, что я выяснил, никаким боком к нашему розыску не относится, но сообщить я обязан. Опрашивая жильцов, я наткнулся на студента Вольдемара Риекстиня. В минувшую субботу он провожал девушку, шли они по Октябрьскому мосту. Мимо них на большой скорости проехал мотоцикл. Возле политехнического института мотоциклист развернулся и помчался обратно…

— И что ты здесь нашел подозрительного?

— Время, Дим Димыч. Студент утверждает, что это случилось между одиннадцатью и полночью.

— В чем был одет мотоциклист?

— Коричневая кожаная куртка, на голове каска. Непонятно, почему он тут же повернул обратно.

— Ну, мало ли причин? Может, просто захотел проветриться, прокатиться.

— Так поздно?

— Именно в эти часы движение минимальное. Показания студента, Леша, запомним, возможно, они нам пригодятся, но у меня есть сведения поважнее. — Я сделал эффектную паузу, торжествующе оглядел своих подчиненных. — Так вот, други, преступник для бегства использовал не мотоцикл, а троллейбус девятого маршрута. И был он не в коричневой куртке, а в светлом плаще, что, кстати, соответствует показаниям потерпевшего и его матери. Предстоит срочно выяснить, кто из водителей работал в субботу поздно вечером. Учитывая, что троллейбусный контингент преимущественно женский, дело это поручается Волкову как мастеру устанавливать контакты с прекрасной половиной рода человеческого.

Когда Волков вышел из кабинета и мы остались с Рябчуном вдвоем, я повернулся к нему, спросил напрямик:

— В чем дело, Петрович?

— Такая ситуация, Дим Димыч, что неловко и говорить-то при всех. — Рябчун был смущен и расстроен. — Но и молчать не имею права…

— Давай, Петрович, без предисловий, самую суть.

— Суть, Дим Димыч, в том, что ошибся наш начальник.

— Бундулис?!.

— Он самый. Понимаешь, Дим Димыч, никак я не мог успокоиться, что подставил тебя под разнос. Пошел к бабке, хозяйке Валета: «Ты что, старая, меня обморочила, время ухода квартиранта неправильно назвала?» Клянется всеми святыми — передача, мол, кончилась в пол-одиннадцатого. У нее, оказывается, часы старинные с боем, как раз пробили один раз. Сую программу под нос, показываю — передача кончилась в двадцать два пятьдесят. Уперлась и ни шагу назад: «Мало ли что напишут, я своим часам больше верю». Не поленился я, сходил на телестудию. И что ты думаешь — права бабка: по техническим причинам трансляция из Москвы была прервана. Вот официальная справка! На студии мне объяснили — редко, но такое случается. Так что, Дим Димыч, рано нам выключать Валерку Дьякова из списка подозреваемых. Вполне мог он за это время добраться до Гончарной…

И вот я снова в отделении реанимации. За прошедшие дни я несколько раз справлялся о состоянии здоровья Носкова. Иногда отвечал Сеглинь, иногда медсестра: «Без изменений… положение тяжелое… надежды не теряем…» В каком состоянии таксист сейчас? Смогу ли я с ним разговаривать? Нужно тщательно продумать вопросы, на которые я хочу получить ответ, чтобы не получилось как в прошлый раз.

Сеглинь встречает меня как старого знакомого и потому особенно не церемонится: кивком головы предлагает обождать и тут же убегает. Видимо, в отделении произошло нечто чрезвычайное: в кабинет то и дело заходят врачи и медсестры, тихо о чем-то совещаются, куда-то звонят. До меня доносятся отрывочные фразы: «…пульс не прощупывается… давление упало… срочно требуется переливание…»

Сеглинь возвращается через десять минут, усаживается рядом. Он радостно возбужден, даже мурлычет что-то вполголоса — видимо, опасность, грозившая больному, миновала не без его участия.

— Ну, инспектор, рассказывайте! Как успехи? Поймали того негодяя?

— Доктор, мне нужно еще раз поговорить с таксистом.

— Ис-клю-че-но! Ка-те-го-ри-чес-ки!

— Неужели ему так плохо?

— Напротив, ему гораздо лучше. Но именно поэтому я вас и не пущу! Сегодня ему лучше, а что будет завтра, мы не знаем. Он все еще на грани. И я не хочу, чтобы ваше посещение нарушило с таким трудом достигнутое равновесие. Спрашивайте меня, я готов ответить на все ваши вопросы.

Странно, ведь он ненамного старше меня, а я безропотно принимаю от него горькие пилюли. Тяжкий груз ответственности за жизнь человеческую… Он взрослит, он на многое дает право.