Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 7 Страница 38

Э?

Пока я размышляла, меня посетило какое-то неясное воспоминание. Покопавшись у себя в голове, я наконец поняла, что это было. Случай на том обеде, во время которого я упала в обморок.

Разговор тогда шел об овцах. Об их привычке безостановочно лизать все соленое. Когда я это вспомнила, в моем воображении возникла странная картина.

Тем утром, когда я применила «соль» в виде слез, он безостановочно «лизал» мое лицо.

Сперва мне было щекотно и хотелось рассмеяться; но я полностью отдалась этому ощущению. А он, похоже, не знал, когда стоило прекратить.

Такая картина вставала в воображении очень легко; меня охватила дрожь.

Благоразумней, пожалуй, взяться за его поводок покрепче и позволить ему идти куда захочется.

Это, конечно, потребует бОльших усилий; но едва ли он решит выкинуть что-нибудь странненькое.

Посмеявшись про себя, я обняла подушку и обернулась вокруг нее.

Давно со мной не происходило чего-то столь интересного.

Невозможно было выделить, что именно делало происходящее интересным. Причин для веселья было множество, очень трудно было найти главную.

Но если бы мне все-таки пришлось выбрать что-то одно – это было бы вот что: несмотря на то, что при мне все время находится на редкость безмозглый баран, мне никак не удается схватить его обычными способами. В моем сердце волчицы разгорелся огонь, который всегда вспыхивает в предвкушении охоты.

Внезапно моих ушей коснулся звук шагов моего спутника; он вернулся быстро, как и обещал.

Я услышала, как сердце застучало в груди.

Мой хвост распушился, уши затрепетали.

Ахх, сколько бы я ни охотилась, каждая новая охота приводит меня в возбуждение, от которого захватывает дух.

Шаги замерли перед дверью – от предвкушения я, казалось, вот-вот закиплю. И тут дверь открылась, и за ней…

– Хоро, – с улыбкой произнес мой спутник.

А рядом с ним стояла пастушка.

– Госпожа Нора пришла тебя навестить.

Да уж, от обычных способов совсем никакого проку.

На понимающую улыбку пастушки, подобную зеленому лугу в начале лета, я ответила своей улыбкой, подобающей Мудрой волчице из Йойтсу. Это было не очень-то приятно.

Эта улыбка не могла заточить внутри меня мою радость.

Да уж, удержать поводок этого дуралея так же трудно, как надеть на лицо ту улыбку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила пастушка Нора.

– Ничего особенного. Просто переутомилась.

Какой еще ответ я могла дать?

Даже такая мудрая волчица, как я, не в силах найти ответ на эту головоломку.

Глядя на столь мирную беседу, мой спутник расплылся в широкой, полной облегчения улыбке.

Как же это утомительно.

И жар, кажется, тоже возвращается.

– В общем, мне вправду хочется с кем-нибудь поговорить. И я хотела бы спросить одну вещь, она меня давно интересует.

– Хм? У меня?

Такая покорность, и без малейшего намека на ум или гордость – неудивительно, что его к ней так тянет.

– Пожалуйста, спрашивай сколько хочешь, я постараюсь на все ответить, – с улыбкой сказала она.

Расслабляться не следовало. Точнее сказать, я не могла позволить себе расслабиться; но, поскольку теперь я была охотником, столь редкую возможность для разговора надо было использовать с умом.

– Что самое главное при обращении с овцами?

На какое-то мгновение глаза пастушки округлились от неожиданности; но она тут же улыбнулась вновь.

А наглый пастуший пес у ее ног продолжал бдительно смотреть на меня.

Пастушка, простая, как серый цвет, медленно ответила, продолжая тепло улыбаться:

– Главное – широкая душа и открытое сердце.

После этих слов по комнате словно ветерок пронесся. Эта девочка – истинная…

Истинная пастушка.

Обращение с овцами требует широкой души и открытого сердца.

Я кинула взгляд на моего спутника; тот был в задумчивости.

Нора, заметив, куда я смотрю, проследила за моим взглядом и издала мягкое «ах».

Неглупый человек способен все понимать мгновенно.

– Овцы всегда считают себя очень умными.

Нора, вновь повернувшаяся ко мне, улыбнулась радостно и вместе с тем озадаченно.

Возможно, я смогла бы подружиться с этой девочкой.

Но, взглянув снова на моего застенчиво улыбающегося спутника, – который пребывал в совершенном неведении, что разговор шел о нем, – я начала терять уверенность, что смогу удержать поводок.

Воистину, одним лишь богам ведомо все.

Эх, да меня ведь тоже называют богиней.

Я кинула на моего спутника ядовитый взгляд; тот невольно поежился.

Баран, баран, невинный барашек; и все же, такая безмозглость…

«Что за дурень», – пробормотала я себе под нос.

Баран, которого я люблю больше всех.