Анатолий Музис - Кто приходит первый. Из рассказов геолога Страница 4

Сын Савина Порфирьевича, наш хозяин, Тарас Савинович, тертый и хитрый крестьянин. Он, видимо, довольно долго жил на миру и порой не прочь отойти от обряда, например, в постную среду и пятницу скушать скоромное. Он и с нами-то ел из одной посуды. Его сыновья, Петр, Василий и Иван, люди уже новой формации. Старший, Петр, живет с дедом и соблюдает обряды, но побывал на фронте, повоевал и был контужен. Сейчас он работает пасечником Михайловского колхоза (кстати, вся их семья, кроме деда, состоит в колхозе). Средний сын, Василий, тоже воевал, отслужил пять лет во флоте, видел белый свет и Японию, а у себя на корабле был комсоргом. Он не соблюдает обрядов и потихоньку от отца курит.

Замыкает фамильную лестницу по мужской линии сын Петра, внук Тараса Савиновича и правнук Савина Порфирьевича – мальчик Гриша. Он еще стреляет из духового ружья и смотрит на мир из-за загороди заимки, но, может быть, это именно ему доведется водить пароходы от Северного Ледовитого океана к Каспийскому морю через воды Большого Каса.

Дорога к истокам Большого Каса нам теперь становится ясна. Вернее, нам становится ясно, что туда нет никакой дороги, но на самом Касу живут «жители», как их здесь называют, и это уже хорошо. Значит можно будет кое о чем порасспросить.

Прилетает самолет. Первый раз он долго кружится, то над нами, то в стороне и, не найдя посадочной площадки, улетает. Снова связываемся по рации с базой, уточняем свое местонахождение и опознавательные знаки. И вот самолет на заимке. Выгружаем овес, Хлеб, масло, сахар, сгущенное молоко. Готовим вьюки. Завтра с утра в путь к истокам Каса.

И вот наш караван, после прощального завтрака и жаркой баньки, снова вступает в тайгу. Василий идет впереди, указывая отряду направление. Двое с топорами расчищают дорогу лошадям. Я и Ананьев немного задерживаемся, чтобы еще раз попрощаться с гостеприимными обитателями заимки. Они всей семьей вышли проводить нас и стоят, как на фотографии: Савин Порфирьевич в середине, по бокам сыновья и внуки, а впереди правнук Савина Порфиръевича шестилетний Гришутка. На будущий год Гришутку пошлют в Енисейск в школу, и – кто знает! – не ему ли доведется завершать то, чему наш маршрут был только началом?

3

Десять дней мы прорубались по тайге и продвинулись только на двадцать пять километров. Тропа заросла, все завалило буреломом, а тесы заплыли смолой настолько, что даже Василий с трудом отыскивал их. Но хуже всего было с лошадьми. Их было семь. Высокие и крупные кавалерийские кони оказались совсем непригодными к таежным переходам. Смотреть, как они мучились, было тяжело. Выручали нас маленькие выносливые «монгольские» лошадки, которые как будто и не замечали трудности пути.

Якутская «монголка»

Так и идем. За десять дней – двадцать пять километров. Нет дня, чтобы что-нибудь не случилось. То рубимся целый день и к концу оказывается, что прошли всего полтора-два километра, то пол дня ищем потерявшийся затес, то опять целый день вытаскиваем лошадей из болота или гатим их. А сегодня одна лошадь пала. День начался было очень хорошо. Вышли мы тоже сравнительно рано, в пол десятого. Дорога была хорошая, березнячком. В логу сделали две хорошие раскопки, настреляли рябчиков. И, вдруг, на четвертом километре падает лошадь. Она все время доставляла нам немало забот. Каждое болотце, каждая рытвинка как бы притягивала ее. С нее сняли весь основной груз, оставив только два тючка, приспособленные так, что их можно быстро сбрасывать и одевать. И вот эта лошадь сегодня застряла опять. Только на этот раз у нее не было ни малейшего желания даже попытаться встать. Мы ее пробовали бить, подкармливали овсом, тащили за хвост и на веревках, ничего не помогало.

"Кавалерийские" лошади

А тут увязла еще одна лошадь, оставленная без присмотра. Пришлось первую лошадь оставить. Сняли с нее груз, седло, вынесли все это вперед, за болото, а сами стали вытаскивать вторую лошадь и выводить остальных. Наконец вторую лошадь вытащили, вывели на сухое место и стали совещаться. Решили выйти из болота, заночевать, а утром вернуться и посмотреть, что с ней. Может быть отлежится. В это время подошел Василий. Он уходил вперед разыскивая затес и расчищая тропу. Он решил попробовать поднять ее еще раз. Он, Ананьев и Терешин остались, а мы с караваном пошли дальше. По дороге я подумал, что может быть понадобится моя помощь и повернул обратно. Смотрю, они идут и ведут лошадь. Ананьев мне потом рассказывал, что Василий подошел к лошади, взял ее за ноги и перевернул на другую сторону, после чего она сразу встала. Мы пошли догонять караван, как вдруг на совершенно сухом и ровном месте она упала опять. Мы стояли и смотрели на нее и нам было ясно, что дальше идти она не сможет.

– Чем ей мучиться, лучше кончить ее, – сказал Василий.

Ананьев колебался, но дело было ясное.

– Кончай, – сказал он.

Василий вскинул ружье. Ананьин и Терешин отвернулись. Лошадь лежала вытянувшись вдоль тропы, безучастно глядя куда-то в пространство. Грянул выстрел. Лошадь дернулась, отбросила передними ногами и вытянулась, оскалив зубы. Она вся была окутана дымом выстрела. Пуля пробила ей голову. Мы молчали. Настроение было тяжелое.

Ужин в этот вечер походил на «пир во время чумы». Сварили четырех рябчиков и копылуху, заправили суп рисом и пережаренным луком. Распили пол литра спирта. Настроение какое-то смешанное, с одной стороны тяжело от гибели лошади, с другой облегчение – больше она нам мешать не будет.

Утром тронулись дальше и, хотя лошади больше не падали, продвигались все же очень медленно. К вечеру 21-го сентября, наконец, вышли на реку Прелую. Ананьев ожил. Он очень нервничал последние дни, так как тропа не совпадала с показаниями карты и он уже начал предполагать, что мы сбились на какое-нибудь ответвление охотничьей тропы. Тем более, что у реки нам встречалась уйма ловушек на белок и колонков.

Прелая и обрадовала и огорчила нас. Сразу за ней шла такая полоса болот, что за лошадей просто страшно делалось. А впереди еще река Пучеглазиха – одни названия чего стоят, на ней даже по карте и то обозначены болота. Ананьев задумался. Но сколько ни думай, в нашем положении выход мог быть только один и я высказал это:

– Давайте отправим лошадей обратно, а сами возьмем сколько сможем продуктов и попробуем пробиться на Кас пешком. Будет, конечно, тяжело, но не возвращаться же…

Очевидно это и было решение, которое Ананьев не решался предложить нам. Радист и конюх сразу повеселели. Белкунов недовольно сказал:

– Это прыжок в неизвестность, – он знал, что отводить лошадей придется ему.

Ананьев дал в Енисейск радиограмму: «Двадцать первого сентября вышли верховье реки Прелая тчк Связи заболоченностью и трудной проходимостью тайги последние 15 километров шли 6 дней все время прорубая тропу тчк Результате тяжелого пути и бескормицы пала одна лошадь зпт остальные плохом состоянии тчк Дальнейшее продвижение лошадях невозможно тчк Во избежании гибели всех лошадей решил последних отправить обратно Енисейск тчк Сам вместе Музисом и двумя рабочими отправляюсь на Кас пешком с последующим выходом на Енисей по речке Пучеглазихе тчк Для подкормки лошадей обратном пути прошу забросить к 25 сентября заимку Илюшиха два мешка овса тчк Жду указаний в один час дня сегодня тчк =Ананьев=».

В Енисейске обеспокоились. Нам передали радиограмму о гибели коллектора Соловьева из соседней партии, утонувшего с лошадью при переправе через одну из речек в одиночном маршруте и указывалось на недопустимость таких одиночных маршрутов. На наше усмотрение предложили или вернуться с лошадьми, или идти дальше, но не рисковать и принять все меры предосторожности.

Решение у нас уже было принято. Мы сообщили, что рассчитываем выйти к Енисею в первых числах октября.

– Ведь вот же не на войне, а гибнут люди, – тихо произнес Василий; и мне показалось, что этот человек, такой равнодушный ко всему, что касалось его лично, сейчас заплачет от жалости.

Радист смотрел на Ананьева, ожидая новых распоряжений.

Ананьев взял свою радиограмму и дописал: «Случай с Соловьевым воспринял как предупреждение, решения не изменил».

Утром Ананьев распределил имущество. Белкунову надлежало вернуться на заимку, а оттуда уже знакомой тропой идти в Енисейск.

Короткое рукопожатие и тайга скрыла от нас караван. Ананьев и Василий снимают ружья, гремит прощальный залп.

4

Галея

Касовские болота, или галеи, как называет их Василий, – это длинная узкая полоса, заросшая мхом и клюквой. Дальше галея расширяется, превращаясь в настоящую трясину. Почва под ногами колышется и я вижу, как идущий впереди меня Василий покачивается вверх-вниз, вверх-вниз. Под ногами, заливая ботинки проступает вода. Кас течет где-то посредине галеи. Подходы к истокам всюду заболочены. Василий вырубает две жерди и шест. По этим жердям Ананьев, балансируя как акробат, подходит к самому руслу и шестом пробует глубину – два метра шестьдесят сантиметров. Затем он пробивает шестом грунт под ногами и шест также уходит на глубину двух метров.