Елена Волкова - Замок Страница 43

"Как это ей удалось? — недоумевал Фредерик, прижимая к груди рогожный кулек. — Ведь я не собирался покупать так много!.. Безусловно, продажа Управлением замка — это деликатный вопрос: не осталось завещания, не объявилось ни одного наследника за полтора века. Но, с другой стороны, не стоять же этому великолепному замку в запустении! В окнах бьются стекла, крыша протекает, все ветшает, даже эти каменные глыбы. Этому замку, как любому другому, нужен хозяин, что не дал бы ему разрушиться. Конечно, законный владелец, граф Кронверк, жив… А жив ли? — Фредерик смутился от этой мысли. — Кого, собственно, я там видел? Может, это все чудовищный розыгрыш?.. А отрубленные и не умирающие при этом головы и продолжающие ходить тела? И кровь, мгновенно превращающаяся в пыль? Боже, ведь этой ночью я впервые… А до этого брал в руки оружие только на уроках фехтования… И они не умирали! Не умирали от обычного оружия, от ран же, нанесенных тем мечом, корчились в муках и умирали, как все люди! Что за странный клинок! Будто зеркало, но это не может быть зеркало. Столь совершенная шлифовка стали? Неужели это сам граф? Это невероятно! Как же он намеревается опротестовать сделку?.."

— Господам-то что, — услышал он женский голос. Его обладательница, по виду небогатая горожанка, выбирала глиняный горшок у гончара, и Фредерик невольно задержался рядом с гончарным товаром, делая вид, что тоже интересуется. — Господам-то лишь бы балы да праздники с танцами, готовы продать что угодно кому угодно. Моя племянница служит в одном богатом доме, так говорит, там все довольны: теперь, мол, будут балы да маскарады с фейерверками! А о другом не думают. Ехали бы за балами в Вену, раз им так балов хочется. A Кронверк — не для балов.

— Эх, эх, — кряхтел гончар, сокрушаясь. — И не говори, кума! Что за Князь такой? Хоть бы показался добрым людям!..

— Извините, — обратился к ним Фредерик, задавая вопрос, на который уже знал ответ. — Я человек приезжий. Почему все столь недовольны? Ведь замок рушится без хозяина.

Гончар и его покупательница, выбравшая наконец большую крынку для молока, уставились на него, переглянулись, и гончар ответил:

— А как же, господин, ясное дело, рушится. Любое жилье рушится, если в нем долго не живут, хоть дворец, хоть самая распоследняя хижина. А только все одно замок продавать нельзя. Сдали бы в аренду с условием, что пока наследник не объявится, пусть бы хоть и на сто лет! Аренда — не продажа. Или подписку объявили бы — на ремонт и поддержание. И стражу бы выставили! А то ведь растащили все почти добро, разграбили! Хозяин в отлучке — значит, ничье? Можно себе забрать? Э-эх! А хозяин-то объявится, вот попомните, господин, что верно говорил горшечник, — появится законный хозяин!..

— Я уже слышал подобные утверждения, — согласился с ним Фредерик. — Но, знаете, никто особо не бережет арендованное жилье, и уж тем более сомнительно, что озаботится столь дорогостоящим ремонтом. Прошло столько лет! Неужели не искали наследников?

Гончар пожал плечами:

— А Бог его знает! О таких делах нам неведомо. Мы тут вот: кто яблоки растит, кто горшки лепит. А о таких мудрых делах господам адвокатам надо бы думать. Они умные, в университетах учились, вот и придумали бы чего, вместо того, чтобы продавать.

Похожий на зажиточного крестьянина седоусый пожилой мужик подошел и стал присматриваться к горшкам. Он тоже не удержался и вступил в разговор:

— А может, и искали: того, кто больше заплатит. А теперь только и разговоров, что жди беды. Вон, глянь-ка, господин, кум-то мой как бойко чеснок распродает, уж два раза цену повышал, а все одно торговля идет.

— Что же, никто не протестовал?

Ответом были грустные усмешки:

— Кто же нас послушает? Посылали к священнику делегацию, мол, повлияйте, отче, объясните! Развел руками: объяснял уж, говорил, да без толку. А повлиять не могу — дела, мол, мирские. Эх, эх! Послал, говорит, петицию епископу, а что толку? Бог высоко, царь далеко, и рука руку моет…

"Невероятно! Невероятно! — думал Фредерик, выбираясь с рынка. — Население округи испугано, недовольно, запасается чесноком, а кто-то радуется будущим балам! Хм, да ведь я сам же принял приглашение! Интересно, этот князь все свои балы намерен проводить подобным образом — приглашая приезжих в качестве ужина? Но ведь их же все равно хватятся! Вещи оставлены, за номера не заплачено, лошади не затребованы…"

Пересекая площадь, он увидел, как к подъезду нотариальной конторы подкатила гостиничная коляска, из нее вышла молодая женщина и скрылась за дверью. Фредерик узнал ее: та самая баронесса В. Кр., наследница умершей несколько лет назад старухи. "Интересно, граф предупредил о грозящей ей опасности или не стал тревожить ее покой? Я так и не спросил его, чем кончился его визит к ней. Или же он с ней и не встречался? Тогда она не знает… Разумеется, она не англичанка, она откуда-то с юга…"

Он решил пройти к гостинице по узкой пустынной улочке, но дорогу ему преградила цыганка — немолодая и некрасивая, с выводком чумазых оборванных ребятишек мал мала меньше:

— Эй, молодой красивый господин, позолоти ручку, всю правду скажу, ничего не утаю!..

Как большинство людей, Фредерик сторонился цыган, побаивался их "дурного глаза", опасался воровитости и признавал их только в ресторанах — цыганские оркестры нравились ему, плач цыганской скрипки, звон бубна в руках танцовщиц — всегда молодых, стройных и красивых — воспринимались не только им одним как пикантная приправа к изысканным блюдам. Но тут словно что-то толкнуло его:

— Денег осталась жалкая мелочь, вот яблоки могу отдать детям.

— Ай, хоть и мелочь, да яблочки хороши! Дай погадаю тебе, что было, что будет, чем сердце успокоится…

— Скажи, что будет со мной завтра, а более ничего не надобно.

Она взяла его левую ладонь своей темной рукой, взглянула на линии — и тень пробежала по ее лицу, сразу же посмотрела на правую руку — и словно окаменела на миг, глаза ее расширились и она отбросила от себя его руку, словно обожглась.

— Что такое?

Но цыганка уже не слушала его: лопоча что-то на своем гортанном языке, она отобрала у детей яблоки, сложила их, некоторые уже надкушенные, обратно в кулек и всучила в руки растерянному Фредерику.

— Грех с тебя и плату брать! — и заторопилась уходить, подгоняя ребятишек, тоже притихших.

— Что же? — воскликнул он ей вслед. — Столь ужасно мое завтра?

Но та лишь отмахнулась, не оборачиваясь, и буркнула так тихо, что он едва расслышал:

— Не будет у тебя завтра!..

"Что за беда? — думал молодой человек по пути в гостиницу; яблоки он оставил прямо там, на улице. — Что значит "не будет завтра"? Куда же оно денется? Или это значит, что я погибну? Ну, это вряд ли! Ведь я никуда не буду выходить сегодня вечером, закроюсь в номере…"