Эдуард Байков - Подлунные истории (сборник) Страница 43

Я поднес к ней импровизированный факел, и через пару секунд ткань занялась. Переложив горящий жгут в правую руку, левой я взвалил себе на плечо спящую жену и принялся спускаться вниз.

О, какой же она была тяжелой! В последнее время я регулярно занимался со штангой, бросив курить и ограничившись в приеме алкоголя. Но все равно моя молодая женушка, находящаяся в бессознательном состоянии, была ужасно тяжела.

Спотыкаясь и пошатываясь, я двинулся к лестнице, согнувшись в три погибели и размахивая зажатой в свободной руке горящей рубашкой. Гады яростно шипели, но отползали прочь. Опять прошла целая вечность, пока я со своей ношей не достиг спасительной лестницы. Я размахнулся и запустил почти уже сгоревшей тряпкой в центр змеиного гнезда, после чего стал выбираться наверх.

Через каждую пару ступеней я отдыхал. Вот, наконец, и край колодца, а за ним весь мир. Я вытолкнул жену за бортик, переполз его сам и рухнул на зеленую траву, не в силах пошевелиться.

В поле зрения показались остроносые лакированные туфли, меня подхватили за руки и рывком подняли с земли.

– Топай туда, – указал на особняк один из двоих «быков». Они подошли к моей жене, намереваясь отнести ее в дом, но я оттолкнул их и, подняв ее на руки, побрел нетвердым шагом вперед. Откуда только силы взялись?

Мы проделали обратный путь на третий этаж, в зал для приема гостей. Мерзавец мэр сидел в том же кресле, а позади все так же застыл, словно телеграфный столб, его помощник.

Сейчас он посмеется над хорошо разыгранным спектаклем и махнет рукой. После чего нас пристрелят как каких-то жалких дворняг.

– Итак… все снова в сборе, – он без тени насмешки посмотрел в мою сторону, – живы и здоровы. Признаюсь, вы меня восхитили своим стремлением к жизни и даже несколько озадачили.

Я презрительно сплюнул прямо на отполированный до блеска паркет.

– Теперь вы можете отдать приказ.

Он резко вскинул голову, во взгляде читался гнев. Потом черты лица разгладились, он удовлетворенно кивнул.

– Понимаю. Как можно верить на слово «грязному ублюдку», «бандюге»? И все же, вам придется поверить. Можете уходить, вы свободны. Я держу свое обещание.

Некоторое время я стоял, не веря ему, все так же держа мою любимую на руках, затем круто развернулся и зашагал прочь. «Будь, что будет», – решил я.

Двое гоблинов расступились, когда я проходил мимо. Я принялся спускаться по мраморной лестнице. Сзади послышались торопливые шаги. Я оглянулся. С гадкой ухмылочкой к нам спешил адъютант.

– Я провожу вас, – он широко осклабился.

То, что я разглядел в его взоре, мне совсем не понравилось. Это был взгляд маньяка, убийцы.

Второй этаж… Площадка… Ступени… Вот и первый этаж! Адъютант, ступая по-кошачьему, неслышно шел позади нас. У меня крепло предчувствие чего-то нехорошего. В этот момент я увидел окно, а в нем отразившийся силуэт бандюка, который доставал пистолет с очень длинным стволом…

Решение пришло внезапно. Я резко остановился и, развернувшись, с криком: «Держи!», швырнул свою ношу в руки опешившего убийцы. Моя спящая женушка сбила его с ног, словно кеглю. Пистолет выпал из рук и отлетел в сторону. В мгновение ока я прыгнул и подхватил оружие.

Киллер уже приходил в себя, все же он был здоровый как бык (не зря их так называют), и пытался подняться с пола. Я не позволил ему это сделать, обрушив на его голову страшный удар рукояткой пистолета. Черепная коробка треснула как скорлупа, он кулем повалился на пол.

Быстро подтащив жену к стене, я осторожно прокрался наверх. Двое верзил на третьем этаже так ничего и не поняли, когда раздались два негромких хлопка и у них во лбу появились дырки. Не успели они рухнуть замертво, а я уже стоял напротив того самого кресла и, улыбаясь (да, теперь улыбался я), глядел на ошарашенного мэра-оборотня.

– А знаете, я ведь тоже не люблю обыденных ситуаций. У вас выбор: либо я спускаю курок, либо вы сыграете со мной в одну очень интересную игру. Пойдемте со мной.

Он как завороженный уставился на черное отверстие этой маленькой машинки убийства. Я призывно кивнул ему в сторону двери. Он тяжело поднялся с кресла и направился к выходу. Веселившийся недавно «людоед» как будто постарел сразу на полсотни лет. Я следовал за ним, держа оружие наготове.

У края колодца он остановился и посмотрел на меня затравленными глазами, собираясь что-то сказать. Но я предостерегающе взмахнул рукой с зажатым в ней пистолетом.

– И даже не думай. Никакие деньги меня не интересуют. Марш вниз, пока я тебя не прихлопнул!

Мэр благополучно добрался до самого дна и стоял на нижней ступеньке, вцепившись в поручни. Пришлось его поторопить.

С минуту он смотрел на меня, выражение его лица нельзя было разобрать, затем ступил на песок. На проложенной мною дорожке змей не было видно, и мэр, по-видимому, несколько воспрянул духом. Он стал осторожно продвигаться вперед, памятуя мою практику. Меня так и подмывало выстрелить в клубок свившихся змей, чтобы раздразнить их, но я не сделал этого. Я ведь не мэр или его подручные.

Возможно, он сумел бы добраться беспрепятственно до конца своего пути, а потом, быть может, вернулся обратно, и, видит Бог, я бы его пощадил. Но у него не выдержали нервы. Не пройдя и трети пути, он с воплем рванулся вперед. Я видел – он уже подбегал к лесенке тумбы, и тут это случилось. Несколько встревоженных криком тварей устремились к двигающейся фигуре. Раздался душераздирающий вопль, потом еще и еще. Казалось, стенки колодца содрогнулись. Мэр упал навзничь, катаясь по дну, а все новые товарки трех первых кусали и кусали его, разряжая накопившуюся злобу в живую плоть…

Карма

Маргарите Стрельцовой шел двадцать пятый год. Всю свою жизнь, сколько себя помнила, она была зациклена на повышении уровня образования. Ее пытливый ум беспрестанно искал пути к совершенству – интеллектуальному, духовному.

Когда она готовилась пойти в первый класс, их бросил отец, оставив влюбленную в своего отца шестилетнюю девочку и жену, которой он в присутствии дочери высказал с ненавистью всю накопившуюся с годами горечь. Малютка Рита мало что поняла в тот черный августовский вечер, но нанесенная травма кардинально изменила всю жизнь, породив хаос в ее внутреннем мире.

Боль, причиненная уходом отца, – после этого она никогда больше его не видела – осталась навеки, изъедая душу, заставив раз и навсегда замкнуться в себе. Ее предали, и Рита возненавидела всех мужчин, она не могла больше доверять им, людям вообще и внезапно ставшему чуждым миру. Ее предал и бросил самый близкий мужчина, который произвел ее на свет Божий. О, как она ненавидела его, презирала, жалела и любила! Как часто плакала по ночам, желая, чтобы он вернулся. Разве дети не умеют любить, желать, страдать и ненавидеть? В шестилетней маленькой девочке жила взрослая женщина, которая безумно любила мужчину – своего отца, и которую бросили, растоптав ее любовь.