Шаман из космоса - Ксения Викторовна Незговорова Страница 47

Сначала у них получалась какая-то глупая мазня, которая, на взгляд и вкус Киры, всё-таки была великолепной. Порой они не могли усидеть на месте, носились друг за другом и пачкали красками нос и щёки. А иногда падали на холодный пол, смотрели на протекающий потолок и представляли бездну звёзд.

Кира говорила о том, что обожает рисовать, ведь в такие минуты её воображение не знает границ. Ей кажется, что она может управлять монотонными движениями земного шара. Петя говорил ей, что это невозможно и она слишком много выдумывает. Девушка обиженно поджимала губы и продолжала фантазировать. Разве это не прекрасно? Ты чувствуешь себя властелином созданного мира, однако в глубине души знаешь, что это не по-настоящему, понарошку. Осознание того, что ты можешь представить себя кем угодно – действительно потрясающее чувство.

Кира смеялась и плакала одновременно, называя себя дилетантом, а друга – гением.

– Может быть, я и обожаю рисовать, но мне никогда не удастся стать настоящим художником.

– Почему? – мальчик повернул голову и увидел слёзы на густых ресницах. Такая сильная и самоуверенная, похожая на Снежную королеву… Неужели она тоже умеет плакать? Петя хотел обнять её хрупкие плечи, но не посмел. На самом деле он немного радовался тому, что стал единственным свидетелем этих тихих слёз.

Правда, Кира всё-таки сделала вид, что это всего лишь случайность, и широко улыбнулась, а на её щеках заиграл лёгкий румянец.

– Я просто должна помогать. Понимаешь? Помогать таким, как ты. Я чувствую, что именно в этом заключается моё предназначение.

– Таким, как я? – Петя не слишком хорошо понял, что она имела в виду. Конечно, он знал: это не было насмешкой или желанием уязвить его. Однако на самом деле ему не очень-то хотелось быть избранным в её глазах, потому что гений всегда претендует на вечность, а получает лишь одиночество. Избранность увеличивает дистанции между людьми – Петя же всю жизнь стремился их сократить.

Кира сказала, что они должны скрепить обещание на мизинцах, как это делают в далёкой Стране восходящего солнца. Это значит дать торжественную клятву, и с этих пор они не могут расстаться. Петя мечтал стать для неё самым важным и незаменимым человеком.

Однажды Кира кружила по подвалу с портретом в руках. Уже тогда Петя понял, что больше всего на свете любит изображать человеческие лица. Ловить едва зримые очертания, мимические морщинки и неслучившиеся улыбки… Одно лицо может отражать целый мир, и там, на самом дне чужих блестящих глаз, танцует непредсказуемая вечность. Художник по привычке назвал нарисованную девушку Ассоль, но на самом деле это была Кира. Его подруга, разумеется, всё поняла, но почему-то не желала признавать поразительное сходство вслух.

– Может быть, нужно было разорвать твою предыдущую Ассоль, чтобы ты смог написать вот такую… живую и настоящую.

***

И в этот момент я хотел рассказать ей, что моя новая Ассоль – это совершенно другая девушка, всё ещё идеальная, но уже более земная, и у неё есть другое имя и сияющие глаза. Я влюблён в этот лучистый взгляд, но я ничего не жду и готов оставаться на дистанции… Конечно, я ничего тогда не сказал, да и не смог сказать больше никогда, потому что в одно мгновение разрушилась вся моя жизнь. Обрушилась, как песочный замок, – мужчина замолчал, пододвинулся на самый край шершавого сидения, сцепил пальцы в замок и наклонил голову.

Только сейчас Никита заметил глубокие морщины на загорелом лбу. Красные воспалённые веки выдавали серьёзную усталость и упадок сил; возможно, рассказчика мучила бессонница. Аграфена Волкова нетерпеливо застучала подушечками пальцев по пыльному стеклу.

– Я так понимаю, мы добрались до кульминации, – заговорила она привычным надменным тоном.

Задумчивый водитель отрицательно покачал головой:

– Боюсь, это только завязка для новой истории. – он откашлялся, потому что заметно охрип – быть может, не привык так много и долго говорить вслух, или не мог совладать с нахлынувшими чувствами. – Ладно, пора продолжать и без того затянувшееся повествование. Итак, я сказал, что моя жизнь в одно мгновение превратилась в ничто, а ведь так оно и было, я нисколько не преувеличиваю. Однажды, очень холодной и тёмной ночью, когда мы с Кирой продолжали творить, к нам кто-то постучался. Я посмотрел на Киру: она побледнела и сжалась. Признаюсь, впервые видел её такой испуганной; этот животный страх передался и мне.

***

Ещё один нетерпеливый стук, оглушительный поворот ключа – и дверь открылась, не желая больше защищать двух притаившихся странников. Кира невольно вскрикнула, а Петя уронил кисть, которая рухнула на деревянный пол и оставила на нём нелепое тёмно-красное пятно. Оно напоминало чью-то глупую физиономию. Гостья стояла перед друзьями в одной ночной сорочке со свечой в руке. Растрёпанные каштановые волосы торчали в разные стороны и прекрасно дополняли образ разъярённой фурии. Пете даже захотелось запечатлеть её на холсте, но он, разумеется, этого не сделал. Правда, даже сейчас, закрывая глаза, он представлял эту угрюмую женщину так, точно видел воочию. Быть может, даже умирать ему придётся с этим воспоминанием.

Женщина, которая владела всеми ключами мира, была той самой недовольной воспитательницей. Именно она нашла у дверей детского дома плачущего младенца, и она же через несколько лет выгнала мальчишку прочь. Рождённый быть изгоем не имеет права любить.

– Как долго это продолжается? – раздался бесцветный голос. Мальчик вздрогнул: до сих пор на их новой планете царила такая тишина, что можно было услышать шум воды из сломанного крана. Наверное, именно Петя должен был ответить на её грубый вопрос, но страх не давал выговорить ни слова. Кира одарила воспитательницу нахальной улыбкой:

– Не знаю. Месяц или два? – пожав плечами, ответила девушка.

Воспитательница нахмурилась, поставила свечу на письменный стол и принялась разматывать длинный ремень, который ребята не сразу заметили в её руке. Значит, это ночное посещение не было случайным; женщина уже знала о запрещённых встречах под выщербленной лестницей. В эту минуту мальчик чуть было не потерял сознание. В глазах потемнело, и он едва ли мог различать очертания длинных фигур в густой тьме. Почему-то ему показалось, что похожая на плеть красная рука вот-вот обрушится на беззащитную голову Киры. Петя закричал что-то маловразумительное, а Кира со слезами в голосе умоляла его уйти. Мальчик не мог оставить свою несравненную Ассоль на растерзание обезумевшей волчице.

Ядовитый дождь болезненных ударов обрушился на его слабое тело, но он не сопротивлялся и не попытался даже защитить лицо. Воспитательница щедро одаривала мальчика пощёчинами и хлестала ремнём руки и ноги. Но Петина боль была не только