Виктор Сафронов - Пляски демонов Страница 54

В момент приветствия и прохождения гарцующим шагом вдоль строя почетного караула с тем, кому отдавали честь, стали происходить странные вещи. Жоржер приосанился, приобрел еще один подбородок, стал шире в плечах, походка стала чеканной и упругой. Со стороны казалось, что с него, как с высокогорного яка, стала облазить шерсть, в которую он был укутан, и на смену ей стали появляться элементы общевойсковой, а потом и парадной формы офицера. Заблестели награды. Большая маршальская звезда майора-ракетчика засияла на его эполетах.

Через несколько минут парадная форма перестала притягивать взгляды. Мы с Федей отодвинулись на пару шагов, чтобы удобнее было наблюдать за двумя смешными, хлюпающими носами мужичками. Однако и я, и Федор вели себя достойно, их слезливую лирику не комментировали и пальцем в их сторону, типа, гы-гы-гу, не тыкали.

Теплота встречи объяснялась тем, что эти ребята в одно и тоже время, скованные присягой позабытой Родине, служили здесь военными. Правда, в начале 90-х Муранов, отправился дослуживать в Среднюю Азию, говорит, шутник, там дурь была круче и торкала, часа на четыре, в полную кашу, но мы-то знаем, что он там крепил ядерный щит со стороны исламистов из НАТО, а Кронштейн остался на северной надбавке, т. к. привык.

Именно Егор Моисеевич Кронштейн, будучи старшим прапорщиком войсковой части, занимался консервацией станции, увязкой и утруской оставленного военного имущества, вывозить которое на материк, было себе дороже. Да и кому на материке нужно это старое заржавевшее и заплесневевшее барахло.

Что касается вверенных военных ценностей — то наиболее ценную часть Егор сложил в шахты, мелом, что необходимо пометил. Самое ценное для ведения домашнего хозяйства сложил в вещмешок, а остальное в морской контейнер и отправил до хаты на материк под присмотр строгой жёнушки. Остальной неликвид отдал полярникам расположенным поблизости, т. е. постоял короткое время на раздаче вещевого довольствия и побывал в роли верховного благодетеля, который и постарался обеспечить страждущих всем необходимым. Христос накормил пять тысяч человек пятью ячменными хлебами и двумя рыбами. Кронштейн постарался от него не отставать — хотя народу было намного меньше, да и с хлебом затык.

После вздохов, охов и ахов, наступило ожидаемое время неформального общения. Следовало основательно перекусить. Общими усилиями развязали федюнькин сервисный сидор из которого достали ёмкость со спиртом и лопнувшую монолитную бутылку водки. Угощение для женщин поставили в котелок для оттаивания. Оттуда же выгребли банки с насмерть замерзшими витаминами в виде консервированных персиков и абрикосов. Женщины, если здесь и были, то только во времена службы Муранова, это его жена Маришка, как верная подруга сосланного декабриста попёрлась за ним прихватив с собой еще и маленькую дочку Катюшку. Но водку они не пили. Котелок отодвинули в сторону, авось сподобится, какая заглянуть в портяночно-тушеночное военное царство.

Со стороны Кронштейна было выставлено также привычное для здешних мест угощение — ящик говяжьей тушенки 1963 года выпуска и что-то мучное приготовленное здесь же, на дизельном топливе и местной закваске.

Взглядом полководца перед генеральным сражением Кронштейн обвел соколиным взором колченогий стол. Что-то его не устроило в линии построения. Достал он бутылку одеколона «Сирень», от которого мы отказались, и канистру местной «брагульки», почему-то именно так назывался сваренный духмяный самогон из забродившего яблочного повидла. Только потом до меня дошло, что это лакомство в арктических условиях было лучше и вкуснее любого коллекционного коньяка на материке. Выпьем товарищи! За Родину — нашу заботливую мать!

Спирт штука коварная. Тот, кто им не угощался, и из любительской лиги в профессиональную не перешел, с непривычки так описывает свои ощущения: «Слепил из своего дерьма коника и катаюсь на нём, а после джигитовки, лежу обоссаный на полу и пуще прежнего гажу под себя».

Адьюнкт Федя, любящий и знающий толк в чревоугодии, но не знающий меры в еде и питье, чтобы потом не безобразничал, был переведен на смягчённый вариант спиртового довольствия — 30 % спирта в кружке разбавляется 70 % воды, пьётся не более 100 граммов за один заход.

При помощи огромного усилия силы воли, передовая пятилитровик спиртяшки на стол, голосом пламенного чешского героя Юлиуса Фучика пришлось предостеречь собравшихся: «Люди, я любил вас! Будьте бдительны!». Увидев, что никто ни ухом, ни рылом, не проявил интерес к предупреждению и по-прежнему продолжают таращиться на загадочную емкость с наглухо задраенным Джином, пришлось сурово процитировать классика Сергея Д. «Чем бы не закусывал, блевать все равно будешь винегретом». Всё это для собравшейся братии звучало, как если бы я начал голодному объяснять с медицинской точки зрения вопросы о вкусной, но безобразно вредной пище: копчёной колбасе, сливочном масле и хрустящем, недавно испечённом каравае…

И на этот раз, только за счёт нанесения сокрушительного вреда здоровью, радикально всем коллективом улучшали собственное настроение и самочувствие. Ты хочешь узнать, где находится ад — найди место, где отсутствует любовь и на столе не стоит графин спирта — он там. В настоящий момент, не глядя на то, что из под двери задувал ветерок и беседа пока не склеивалась, райские кущи все более настойчиво обволакивали нас.

Я и не обратил внимания, как выпили по третьей, и перешли к выкуриванию табакосодержащих бумажных палочек. Что под спирт также было не разумно. Дальше всё пошло, по накатанной колее. Под разговоры, тушенку и тонкие блины (!!!) вместо хлеба, приступили к главному лакомству вечера, это задушевная беседа в прокуренном, проспиртованном помещении. Говорили в основном Жоржер и Егор. Я помалкивал, впитывал информацию, а Федя, раз не дают нормально выпить, был занят поеданием говяжьего лакомства из промасленных и покрытых солидолом банок.

Из токования двух поседевших тетеревов я понял следующее, а потом дорисовал остальной ход событий.

После консервации станции РЛС П-14 (для меня эта аббревиатура ничего не объясняла и не говорила) оставшееся имущество стали нагло растаскивать дикие полярники, белые медведи и песцы, эти доедали все, что оставалось после больших особей. Якобы перед вылетом на Большую землю, а ждал он его у полярников, еще раз наведался на место родной части. Увидел надвигающуюся разруху, увернулся от голодных медведей… Потом махнул рукой, плюнул, мол всё равно не моё и улетел. Но, не пробыв в родной деревне на Вологодчине и двух месяцев, вернулся назад. Пенсии хватало, она исправно со всеми надбавками капала на банковский счёт, жена поддержала, правда осталась ближе к цивилизации на Диксоне.